Отец выполняет обещанное. И это само по себе хорошо, а ещё даёт надежду на то, что и остальные обещания не будут забыты. Ждать, чтобы узнать, остаётся недолго. Но лучше всего не обещания, а магия. Магия, которая всегда должна была принадлежать ей. И пусть невозможно охватить всё за несколько встреч, Беллатрикс припадает к этой магии, как к сладкому ледяному источнику после бесконечного пути, и не может напиться. Магия проклятий, магия боли, магия честных сделок... Беллатрикс не беспокоит ни то, что эти искусства зовут Темными, ни то, что их запрещают. Имеет значение только то, что каждая крупица этих искусств должна быть сохранена. И она старается. Знает, что ученица из нее не самая лучшая, но действительно собирает в кулак все силы и даже отвечает тетушке не на каждое ее саркастическое замечание.
Это совсем не просто, и это только начало. Постичь магию рода - не то же самое, что выучить дюжину формул и взмахов палочкой. Кассиопея им и не учит - этого достаточно в свитках и манускриптах. Она учит состоянию души. Умению лепить его так, как необходимо. Управлять в любой момент, подчинять воле. Говорит, что в шестнадцать, не узнав толком ни любви, ни ненависти, ни пустоты от их потери, ни разочарования и в том, и в другом, можно зайти в эту воду разве что по колено, и всё же не отказывается продолжить уроки. На новой, скорой, встрече.

Белле не хочется уходить, но не сдержать слова она не может. Наверно, подготовка к ночи монологов не повредила бы. Вечером, перед сном, а потом утром, за завтраком, она думает о том, что же можно рассказывать часами, если ответа ждать не приходится. Но сон застаёт ее раньше, чем идея, а когда завтрак заканчивается, наступает время собираться в Феллонкрест.
Собственно, до ночи ещё достаточно далеко для того, чтобы Беллатрикс рассчитывала продолжить свои бесплодные размышления на месте, но отец решает иначе, и она, забыв о всех нерешенных проблемах, как и о лишних правилах дурацкого приличия, оставшихся за порогом коттеджа, подпрыгивает на месте, а потом обхватывает отца за плечи и буквально виснет на нем на мгновение-другое, вжимаясь лбом в плечо. Он будет её учить, прямо здесь и сейчас, без долгих предисловий. Наконец-то, наконец-то! Когда Беллатрикс отпускает его, старательно уложенные утром ради мамы волосы снова болтаются в привычном беспорядке, зато с губ не сходит счастливая улыбка. Которая немного меркнет под налетом напряженной умственной работы, когда она пытается вспомнить всё, что уже знает. Получается не слишком много.
- О базовых методах. Контроль эмоций, лучше полное их отсутствие. Скука. Не может быть, что все вы там в своём отделе ходите день напролёт с постными лицами и думаете только о том, чтобы ничего не почувствовать.
Она задирает нос, опускает уголки губ и прикрывает глаза, изображая вот такого типичного для газетной карикатуры безучастного невыразимца. Определенно, отец не похож на такого. Конечно, есть и множество других методов. Тот, который она испробовала на себе в доме мистера Реддла, все ещё отдаётся в висках тонкой иглой боли и неуловимым чем-то еще в горле. Но Беллатрикс совершенно не знает, как говорить об этом, и потому молчит.
- И вообще это невозможно. Не для живых людей. Должны быть другие способы.

Беллатрикс опирается локтями на стол, за которым отец рисует что-то в блокноте, подпирает ладонями подбородок и разглядывает появляющиеся на бумаге линии. От первого она со вздохом отказывается тогда, когда звучит логика и системность. Нет, конечно же, ее мышление логично и системно! Логичнее и системнее просто некуда, Белла никогда ничего не делает без веской на то причины и уверенности. Вот только эти причины и причины этой уверенности для большинства людей почему-то совершенно не очевидны, а отец, скорее всего, имеет в виду именно ту классическую логику и системность, которую она сама знает под кодовым названием "занудство". Второй способ звучит лучше. Беллатрикс не совсем понимает, что такое эти "более сложные" ассоциативные связи, и какие они у нормальных людей, но ведь если бы она всё знала, зачем бы ей вообще было учиться? Тревожит её другое. Упоминание о гибкости мышления затягивает в сознании какой-то невидимый узел треугольной формы, но с четырьмя углами, и эти углы царапают череп изнутри, заставляя невольно потереть висок. Она справилась с этим тогда, но до сих пор не уверена, действительно ли балансировала на границе безумия, или переступила её.
- Лучше всего тот, который испепеляет любопытного прямо на входе, под табличкой "Добро пожаловать". Но начнём с твоего любимого.
Так или иначе Беллатрикс собирается освоить их все, тогда почему бы не начать, ко взаимному удовольствию, с самого интересного? Схема тоже интригует: если с двумя предыдущими в общих чертах всё ясно, то третья не даёт ни малейшего понимания о том, что и как делать. Белла протягивает руку и водит по пятну пальцем, как будто наощупь всё сразу станет проще и понятнее. Увы, ничего подобного. Рисунок остаётся просто рисунком, и, должно быть, нужно знать Сигнуса Блэка намного лучше, чем знает она, чтобы понять, какие свои мысли он выложил на эту поверхность. Ей вдруг становится интересно, сколько раз хоть кто-нибудь мог пробраться достаточно глубоко в память главы невыразимцев? Как много успел узнать? Выбрался ли оттуда достаточно в своём уме, чтобы рассказать кому-то? Она сама доверяет отцу достаточно, чтобы смириться с тем, что он узнает все её большие тайны, увидит то, на что она сама не хочет лишний раз смотреть. Может быть, думает она, это даже к лучшему: кто ещё сможет сказать ей, что это всё - сущая ерунда, что в голове у неё нет ровным счётом ничего, что заслуживает беспокойства? Но других гостей она совсем не ждёт.
- Что для этого нужно? Выкладывать подделки вместе с настоящими мыслями? Мысли появляются слишком быстро, чтобы успеть за всеми уследить.

Беллатрикс вовсе не пытается подловить на слове. Зачем: она и без того уверена, что способ выпустить из своего сознания недостаточно сильного легилимента не вполне собой существует. Об этом - о способностях невыразимцев - тоже ходят сказки, в которые ей нравится верить. К тому же, если бы было не так, то кто вообще стал бы изучать эту магию? Она бы просто забылась. Потерялась в веках так же, как гадание по бараньей печени.
Но магия эта здесь, и Беллатрикс хочет знать о ней всё. Поэтому она слушает и даже кивает в ответ, как будто на самом деле всё понимает.
Беллатрикс, конечно, понимает не всё. Например, она совершенно не понимает, что в описанном способе может быть сложного. Разве не все мыслят именно так? Всё, что нужно, это расслабиться. Позволить сознанию бродить свободно от одной мысли к другой, как это бывает, когда засыпаешь. Всё-таки, что ни говори, а сделать обратное намного сложнее. Беллатрикс смотрит на рисунок, легко постукивая пальцем по губам.
Для того, чтобы вспомнить что-то из школьной программы, ей пришлось бы сосредотачиваться, но в её голове и помимо этой ерунды достаточно всего.
- Горсть маковых зерен для карпатских вампиров...
Вот только, как долго ни пришлось бы их считать, рано или поздно они будут подсчитаны, и легилимент пойдет дальше. Значит, этот маневр - только лишь отвлекающий. А может, привлекающий: когда кто-то пытается что-то скрыть, какой бы способ он ни задействовал, это всегда значит лишь одно: ему есть, что скрывать. Во всяком случае, если бы она сама была легилиментом, или дознавателем, или просто пытала бы кого-то, чтобы узнпать что-то важное, то скорее остановилась бы, если бы обнаружила мысли в их обычном течении, замутненном разве что вполне уместным страхом, и готовность говорить. Впрочем, остановилась бы? Беллатрикс не знает точно. Хорошо, что этот вопрос не имеет никакого отношения к повестке дня. А вот другой - как остановить такого же, как она, - вполне. На что можно использовать выигранное время? Бегство возможно далеко не всегда, оборона - тоже лишь вопрос выигранного времени. Глухая оборона не приносит побед никогда. Атака - единственный разумный ход, пока противник отвлечен, и вот они снова возвращаются к табличке "добро пожаловать" и приветственном салюте в голову. А вместо задумчивости на её лицо опять пробирается улыбка.
- Расскажи мне, как ударить.

- Маковые зерна. Или ведьмин круг из поганок. Первая линия очерченная мелом. Натянутая нить с подвешенным на нее колокольчиком. Она нужна, чтобы предупредить тебя, если кто-то полезет за нее. И чтобы выиграть время. И чтобы подготовиться. Если держать оружие наготове все время и все время ждать удара можно помутится рассудком быстрее, чем дело дойдет до противостояния. И дело даже не в паранойе, которая источит разум. Даже руке, выводящей правильный пас палочкой нужен отдых, иначе запястье дрогнет в самый ответственный момент. Разуму тоже нужно давать не только напряжение, но и отдых. Пообещай мне, что не станешь им пренебрегать.
Он бы солгал, если бы сказал, что ему самому такой роскоши как отдых не досталось. Времени ему выдали мало, но у него был хороший учитель, и намного более строгий, чем вышел из него самого. И он просто не позволял своему ученику никаких вольностей.
Но то, что годилось для Сигнуса, не годилось для его дочери. Не потому что она была девчонкой и уж точно не потому, что была недостаточно талантлива. Но они были разными и пусть в ней текла его кровь, нельзя было подходить к ней с ровно той же меркой. А вольности... то что ему их не позволяли вовсе не означало, что он не позволял их себе сам. Если бы не это, если бы он учился следуя указанным в учебнике шагам и не сходя с этого маршрута, это он, а не Поллукс Блэк сейчас смотрел бы на горное озеро днями напролет.
Его дочь, конечно, не была бы собой, если бы тут же не попросила перейти от защиты к тому, чтобы бить. Первой или в ответ - не так уж и важно. Сигнус улыбается и подтягивает к себе палочку, до этого безмятежно лежащую на столе.
- Чтоб ударить тебе нужна эмоция или мысль. Мысль должна быть кристаллизованной. Острой как игла, которую ты собираешься загнать противнику в глаз. А эмоция... представь себе волну. Как она поднимается и ударяется о берег, сметая все, что на нем было и утаскивая обломки с собой в море. Такой должна быть эмоция, чтобы опрокинуть того, кто полезет в твою голову. Найдется у тебя что-то подобное? Хотя лучше всегда проверять на практике, чем теоретизировать. Если готова - кивни. А потом попробуй сделать со мной хоть что-нибудь. Так тебе все запомнится быстрее, чем если мы проолжим рассматривать круги и спирали на бумаге.

Сигнус не собирается усложнять себе задачу и, вместе с тем, не собирается упрощать ее для Беллатрикс. Быть может позже, когда план обучения выстроится точно лестница со множеством ступеней, которые ей нужно будет пройти шаг за шагом, но точно не сейчас. Сейчас ему нужно чтобы она если не поняла, то уж точно прочувствовала как ощущается чужое присутствие в голове, если тот кто незваным заходит в нее, делает это далеко не впервые. Почти незаметно, как прикосновение тени, когда она ложится на кожу.
Ее мысли водят хоровод. Рассыпаются как горошины из стручка и снова цепляются друг за друга, образуя причудливые витые цепочки, в которых из одного вытекает другое - такое что нарочно не придумаешь. Он не пытается разбираться в них, но и остаться совсем в неведении не может - издержки применения ментальной магии, которая не позволяет просто зажать себе уши и закрыть глаза чтобы не узнать ничего лишнего. Сигнус позволяет себе смотреть, но не позволяет копать глубже, тем более, что часть из этих мыслей Беллактрикс так или иначе уже озвучивала. Раскапывание подробностей было бы демонстрацией его недоверия к ней. Пусть бы даже она ничего не заметила - достаточно было бы того, что он помнил о том, что сделал.
Он отмечает детали только мельком, потому что не может не делать этого совсем. Скучная учеба, имена мальчишек, о которых она думает - не всегда хорошее и не всегда приличное - вот уж удивительное дело, для ее лет. Мысли о родовой магии и ритуалах, еще недавно бывшие только мечтами, а теперь медленно переоперяющиеся в планы. Когда она вдруг захлебывается воздухом в реальности, а в собственном сознании памятью о пальцах на своем горле, Сигнус запрещает себе прикасаться к ней, запрещает брать за руку чтобы успокоить, точно так же как запрещает себе даже попытаться стереть это воспоминание. Он не сомневается в том, что у него получилось бы вырезать его и стянуть края так чтобы избежать ощущения провалов в памяти и потери. Но это ее память, которую она так хотела сохранить, что даже заявила ему об этом - так какое право он имеет пренебрегать этим желанием?
Желания важны, он всегда говорил об этом. Способность признавать их, даже самые глупые и странные, или, напротив, темные - особое искусство. Искусство не врать самому себе в первую очередь. Не все они могут быть исполнены и не всем из них нужно исполняться, но понимать и принимать их никогда не будет лишним.
Мысли Беллатрикс кружатся водоворотом, и нет никакого рокота волн, но ледяная вода, которая резко прибывает, заливая по щиколотки и стремительно поднимаясь все выше, от которой деревенеют пальцы, а в желудке появляется холодный склизкий ком, которая сдавливает грудь, невозможно не заметить. Это хорошо, очень хорошо. То что у нее получилось собрать так много. Впрочем, он никогда в ней не сомневался, даже когда она сама сомневалась в себе: у нее получилось даже больше, чем он рассчитывал. Быть может это было везение новичка. Быть может нет. Ей удалось рассыпать собственные мысли, удалось собрать целое ледяное озеро страха. Да, ей не хватило умений чтобы мысли не слепились друг с другом снова и чтобы страх не захлестнул и ее саму, но разве Сигнус ждал от нее подобного в этот первый раз?
Она ошибается, конечно. В одной малости, которая дает ему возможность зацепиться и не захлебнуться в этой волне. Страх за него самого тот самый буек на поверхности воды, который позволяет ему подняться на поверхность, а не утонуть в ней. Вода бурлит словно закипая, но оставаясь все такой же холодной, на поверхность хаотично всплывают мысли, выброшенные туда по случайности, и снова тонут. Он вытягивает одну из них, оказавшуюся ближе других - салфетку с эмблемой всем известной школы, на которой красуются, пусть и слегка поплывшие от влаги, имена. И пятно от соуса между ними, очевидно заменяющее собой пятно крови.
"Бэрк и Лестрейндж. Расскажешь мне, что случилось между вами троими?"
Этот вопрос, не произнесенный вслух, но звучащий прямо у Беллатрикс в голове ведет к двум очевидным дорожкам: на первой она должна ответить, а на второй постараться во что бы то ни было не отвечать. Вот только ни одна из них не ведет к успеху.

Отредактировано Cygnus A. Black (2025-05-28 14:32:22)

Два имени отпечатываются в сознании, оставляют оттиски как клише, но лиц, которые всплывают в памяти Беллатрикс куда больше. И они множатся и множатся, сливаются друг с другом, смешиваются как пласты разноцветной глины, становясь бескрайней армией близнецов, стоящих плечом к плечу и так похожих на тех самых карикатурных невыразимцев из газет, которые только и делают что не думают ни о чем. Это хороший ход, просто отличный и когда они закончат, Сигнус обязательно спросит о том, как это пришло ей в голову.
А пока он просто смеется и хлопает в ладоши так что этот звук разносится по Большому Залу Хогвартса, который Беллатрикс выстроила вокруг них. Этот смех беззлобный, смех радости, ведь ей удалось сойти с торной тропы и шагнуть в неизвестность. Но это вовсе не мешает ему быть острым как лезвие и срезанные головы летят телам под ноги, демонстрируя пустоту манекенов внутри себя. Тела остаются стоять, но теперь среди них так легко найти свою дочь с ее копной темных кудрей, слишком четких и ярких для этого блеклого места.
Сигнус тоже оказывается обнаружен - это плата за возможность видеть хозяйку этой самой головы. У него нет здесь форы, зато есть опыт и это немного уравнивает их шансы для первого раза. Он выходит из-за обезглавленной шеренги, через миг оказывается рядом с Беллатрикс. Теперь нет ничего сложного в том чтобы перехватит ее за руку, не позволяя снова попытаться спрятаться. Не оставляя ей вообще никаких ходов, кроме того самого удара в лоб, о котором она спрашивала. Не позволяя теперь отвертеться от вопроса.
"На кого ты так злишься, милая? Давай же, покажи мне этого человека".

Новый сонм мыслей выстреливает ему в лицо конфети из детской хлопушки. Кружится в воздухе, осыпаясь под ноги, и он уже собирается сменить хватку на объятия, дать ей успокоиться сначала здесь и только после этого за руку вывести из этого омута. Но Беллатрикс удивляет его снова. Крик рикошетит от стен, врезается в уши, так что перед глазами темнеет и  ползущие по каменным стенам трещины теряются в этой темноте.
Зрение возвращается к норме и он видит стол и собственные руки, пальцы сжимающие палочку и понимает, что у Беллатрикс получилось вышвырнуть его из своего сознания и захлопнуть дверь. Может быть это и не была игла или волна, способная утопить легиллимента так, чтоб ему еще долго пришлось откашливаться от чужих мыслей и воспоминаний, но способ оказался действенным. И она нашла его сама.
Он как раз хочет сказать Беллатрикс о том, что гордится ей. Что она справилась и проделала огромный путь для человека, который только начинает учиться ходить, а до этого всего лишь прочитал пару глав из книжки по теории ходьбы.
- Это было хорошо, Беллатрикс... Беллатрикс?
Она не отвечает. На вид она совсем не выглядит пострадавшей: грудь поднимается на вдох и опускается на выдох, пульс оказывается одинаково ровным на запястье и шее, вот только взгляд... Глаза оказываются пустыми как у куклы.
Часы остаются холодными, будто абсолютно ничего опасного не происходит.
Больше он не теряет времени зря, не позволяя себе испугаться за нее. В этот раз он не пытается быть осторожным или незаметным, просто вламывается в ее голову, не чувствуя никакого сопротивления. Ее сознание похоже на дом, чья хозяйка вышла куда-то по делам забыв не то что запереть, но даже захлопнуть за собой дверь. Внутри его ждет разруха, завалы, будто стены просто взяли и обрушились, похоронив под собой ту, что осталась внутри.
"Беллатрикс? Я здесь, милая. Ничего не бойся. Я тебя найду и вытащу."
Ему не помешала бы поисковая собака, но О'Конналла еще нет, да и пользы от него в этом деле вряд ли было бы много. Ему бы не помешала еще пара рук и они появляются, будто какой-то призрачный великан оказывается у него за спиной, только стесняется показаться целиком. Горы обломков разгребаются слишком медленно, чтобы делать это вслепую.
Один из кусков камня отлично подходит для того чтобы выпустить то, что сможет привести его к Беллатрикс. Сигнус делает это не чувствуя боли, вжимая зазубренный край в ладонь, сильнее и глубже, так чтобы кровь побыстрее скопилась в горсти, а потом позволяет ей пролиться на пол.
"Давай же. Кровь от моей крови. Найди мне ее. Приведи меня к ней."

Отредактировано Cygnus A. Black (2025-05-29 20:52:31)

Она не отвечает. И кровь на полу стынет, растекается во все стороны тонким, полупрозрачным слоем и собирается крупинками льда, не в силах указать ему путь. Да и какой может быть путь, если все здесь - она?
Становится все холоднее, словно все проявления жизни уходят из этого места, истлевают под влиянием чего-то, чего Сигнус никак не может увидеть, но уже чувствует прямо у себя за спиной. Он не оборачивается, не позволяя себя отвлечь, не говорит "нет" или "прочь" хотя эти слова так и рвутся наружу. Ничего кроме Беллатрикс сейчас не имеет значения. Было ли вообще иначе с того самого дня как она родилась? Было ли в его жизни еще что-то настолько же важное?
Он знает чье увидит лицо если обернется, знает каким оно будет и просто... он никогда не будет готов. Такого никогда не произойдет.
Он готов спалить здесь все, разрушить до основания, если бы только это помогло, но слишком хорошо знает, что так сделает только хуже. Приблизит то, чего так боится, пока не столкнется с собственным страхом лицом к лицу и не... Не все страхи можно победить и он не уверен что сможет справится с этим. Нет, он не может ее потерять.
Смех вырывается на свободу резко, будто птица, выбившая дверцу своей клетки, оглушает, мечась между стенами, пока не начинает захлебываться сам собой.
Сигнус бросается туда, где, как ему кажется, находится источник звука. Фигуру в темном, истлевшем по краям балахоне, он видит лишь краем глаза, запрещая себе задерживать на ней взгляд хоть немного дольше. Каждый, кто читал учебники по ЗОТИ знаком с дементорами. Некоторым удача позволяет познакомится с ними лично, но не доводить все до "поцелуев". Сигнус Блэк из их числа и точно знает, что своего собственного дементора, способного отравить даже самые светлые воспоминания, каждый носит в себе. И когда встречает того, что реален - эти двое быстро находят общий язык, разделывая жертву на свой вкус. Страх и тот кто упивается им, смакуя твое ощущение беспомощности, как деликатес.
Иней тонким слоем покрывает обломки каменных стен. От прикосновения он тает, становится липким и холодный воздух наполняется приторным запахом гнили, таким густым, словно он разбирает не завал, а могильник. На каждом камне, который он убирает в сторону - его кровь, которая плавит лед. Но пусть так, пусть вытечет вся если так нужно, только бы она нашлась и была невредима.
Чья-то ладонь - небольшая, холодная как лед и твердая как камень - ложится ему на плечо. Пальцы впиваются в него и холод забирается под кожу, все глубже и глубже, выстужая легкие и не давая им толком раскрыться для нового вдоха. Сигнус чувствует как этот холод ползет от плеча вниз, а рука теряет чувствительность.
"Нет. Ты не помешаешь мне сейчас. Я знаю что делаю. Если хочешь мучать меня, приходи когда я закончу."
Он продолжает разбирать обломки, но делать это становится все труднее.
"Беллатрикс? Беллатрикс?! Ты слышишь меня? Я не оставлю тебя здесь. Еще немного, совсем немного. Я тебя вытащу.

Сигнус убеждает себя что это не она. Не она, а всего лишь его собственный страх, облаченный в плоть там, где ему легче всего было это сделать. И все же, когда эти руки обнимают его, а шепот льется прямо в ухо он не может продолжать притворяться, что ничего не чувствует. Он мог бы лгать и держать хорошую мину при плохой игре в любой момент времени в реальности, но сознание это то место, где ложь попросту невозможна.
Почему она говорит это? Почему она в это верит? Или дело в том, что это тоже одна из частей его страха, не просто потерять ее, но еще и допустить чтобы она чувствовала себя той, кто ему хоть в чем-то помешал.
Он накрывает ладонью эти пальцы, сцепленные в замок у него на груди. Холод забирается в легкие, разрастается в них ледяными иглами, делает кровь густой и вязкой и все пытается добраться до сердца, но не находит короткой дороги. Нет... это не его страх, а ее собственный и это лучшее подтверждение тому, что сдаваться рано. И всегда будет рано.
Только мертвые уже ничего не боятся.
- Я боюсь твоей смерти. Боюсь не успеть ничего сделать. Не успеть спасти тебя. - Он говорит это, но слова обращены вовсе не к той, Беллатрикс, что прижимается к нему со спины, совсем как когда она была маленькой и он катал ее так по саду, изображая то единорога, то целого дракона. Они вместе с кровью, собираются в капли и стекают вниз, все-таки отыскав ту, кого он искал. Еще один обломок оказывается отодвинут в сторону и пальцы наконец-то проваливаются в пустоту. - Я никогда не хотел чтобы ты была как я, ведь я... я столько всего боюсь, милая. Я никогда не хотел сына. Никогда не хотел чтобы ты была кем-то другим. Я мало говорил тебе об этом, потому что об этом я говорить не умею, но я люблю тебя так сильно.
Всех троих своих девочек. Но здесь и сейчас он говорит с Беллатрикс и никого больше не может быть рядом, даже тенью воспоминания.
Здесь и сейчас он перестает удерживать пальцы, которые могут легко, как нож сквозь масло, войти ему в грудь и заставить его сердце остановится. Потому что ему нужны обе руки чтобы расширить лаз еще немного, чтобы дотянуться и вернуть себе самое дорогое, что вообще может быть в его жизни.
Вес, лежащий у него на спине куда-то исчезает и давление пальцев на грудь вместе с ним. Сигнус откидывается назад, понимая что просто не сможет встать на ноги. Укладывается спиной прямо на покрытый ледяной коркой пол и плотнее запахивает полы мантии, чтобы холод не добрался до Беллатрикс, которую он под ней прячет. Словно сокровище, которое просто взял и украл у кого-то другого.
Дети всегда остаются детьми для своих родителей и теперь он отогревает ее и баюкает, шепотом повторяя колыбельную из сказки.

Его страх говорит с ним, шепчет на ухо, а когда на него не обращают внимания - это стоит немалых трудов и немалых сил - объятия размыкаются, а шепот превращается в недовольный, отчитывающий его за грехи голос. Сигнус чувствует такую слабость, будто сам только что оправился от серьезной болезни. Страх никуда не исчезает, просто забивается ему в кости, обещая что они теперь будут ныть, словно бы перед непогодой. Но долго жалеть себя ему нельзя, потому что Беллатрикс еще слишком сильно нуждается в его помощи. Пока еще нуждается. Он знает, что она оправится от этого падения, станет старше и это пройдет, как все проходит. Он знает, что это должно случится и что так будет правильно, но как же сложно отпустить ее теперь и не пытаться все время держать за руку, словно без него она непременно оступится.
Последнее уж точно никуда не годится. И никогда не приведет ее к цели.
А путь им приходится снова начать с начала. Беллатрикс приходится заново учиться буквально всему. Заново вспоминать как дышать. Как слушать и слышать слова, различая смыслы. Как пользоваться собственным голосом. Двигаться. Держать палочку. Накручивать волосы на палец и кусать губы. Ей приходится заново вспоминать себя саму.
Сигнус не знает сколько проходит времени - усталость долбит в висок долотом, но это может подождать, а она нет - пока она буквально взрослеет у него на глазах. Кажется он когда-то жалел, что пропустил так много важного в жизни своих детей - теперь у него была возможность наверстать упущенное. И он никогда бы не пожелал пережить этот опыт снова.
Он не пытается присвоить ни единой заслуги Друэллы, которая была рядом с ней куда больше, чем он сам, только помогает их дочери вспомнить и разложить все воспоминания по полочкам и любым другим имеющимся поверхностя, а еще по пыльным углам и даже под кроватью. Камень за камнем восстанавливая вместе с Беллатрикс ее сознание и заново сшивая его с телом, стежок за стежком, прокладывая шов вдоль позвоночника и закрепляя узелок под затылком, так чтобы затерялся среди ее кудрей. Единственное, что он позволяет себе добавить к этой нити, протянуть ее сквозь всю ее память - исправить собственную ошибку и вложить ей в голову уверенность в собственных силах, а еще в том, что ей не нужно бояться подвести его. Хотя бы этот страх, ему кажется, он может легко рассечь надвое и больше никогда не дать ему собраться воедино.
- Беллатрикс? - он зовет ее, гладит по щеке и это касание становится реальностью, медленно вытягивая их обоих из затянувшегося практического урока по ментальной магии обратно в лабораторию в Феллонкресте. Ножки стула скребут по полу, когда тот наклоняется вперед, чтобы Сигнус мог действительно дотянуться пальцами до ее лица. - Ты справилась и вышвырнула меня из своей головы. И еще напугала до ужаса. Как ты себя чувствуешь? Ничего не болит?

Когда? Сигнус смотрит на часы, стрелки на которых двигаются все так же точно, отсекая секунды как лезвие.
- Мы начали три минуты назад. Время здесь и там, в глубине сознания, течет по разному. Иначе любому, даже опытному легиллименту приходилось бы тратить на поиск нужного воспоминания или мысли слишком много времени. Это значило бы, что ему нужно было бы продержать цель рядом с собой куда дольше. И самому не выпасть из реальности при этом.
Можно было и иначе и так тоже делали: долгие, выматывающие, выжимающие разум как губку сеансы, из которых не было выхода. В ход шли зелья, делающие сознание более податливым, но не только они. Даже если объект приходил в себя, ему некуда было деться, потому что никто не собирался отпускать его прежде чем его разум не окажется очищен и разобран по зернышку, точно плод граната. Это все было... негуманно, но разве тех, кто по настоящему хотел получить информацию беспокоили такие мелочи? Как и то, что после происходило с объектом и сколько их, таких, заканчивали свои дни даже не в Мунго?
Беллатрикс поднимается из-за стола, как будто ей нужно заново привыкнуть к ощущениям собственного тела. Сигнус понимает ее как человек, который когда-то проходил через все это. Наверное, ему было легче? Он не помнит этого так точно: воспоминания, связанные с процессом обучения все так же остры, но чувства и эмоции, которые он тогда испытывал притупились за прошедшие годы. Может быть ему нужно самому раскопать их, чтобы лучше понимать, что с ней происходит? Или предложить ей попробовать сделать это? Просто чтобы она смогла увидеть и сходство и разницу.
Он не торопит ее, позволяя размяться. Откидывается на стуле и почти не следит за тем, не появится ли в ее движениях чего-то непривычного, чего-то такого, что могло бы быть симптомом проблем, которые нужно было бы решать не откладывая и силами кого-то более сведущего в ментальной медицине. Но ничего такого нет и когда она возвращается за стол, Сигнус не противится: если отступать каждый раз, когда почувствовал боль, или когда тебе стало сложно, ничему не научишься.
- Ты выстроила большой зал в своей голове, полный воспоминаний. А потом обрушила стены. Мы вернули все как было, насколько это было возможно, но что-то могло оказаться не на своем месте. Если до завтра потерянные воспоминания не вернутся, я попрошу тебя допустить меня к ним еще раз и на этот раз постараться не сопротивляться так сильно.
Это выбор без выбора, с одной стороны. С другой, она всегда может решить, что не хочет этой помощи, независимо от того вернется ли память полностью. И это решать только ей.
- Постарайся расслабить плечи. Это не поможет твоей защите, только утомит тело.
На этот раз он берет ее за руку, так чтобы она чувствовала что не одна с самого начала. Чтобы чувствовала и осязала саму себя. С самого первого шага.
На этот раз он не пытается играть с ней в кошки-мышки, не изображает из себя школьного коменданта, который собирается порыться у нее под кроватью чтобы найти там что-нибудь запрещенное. Нет, в этот раз они словно прогуливаются вместе по галерее ее памяти, в которой картины, гобелены и барельефы должны ожить благодаря Беллатрикс и благодаря ей же научиться скрываться от чужого внимания или оборачиваться чем-то другим.
- Ты ударила меня эмоциями в прошлый раз, я прав? Почему ты выбрала именно ее? Это моя ошибка, я должен был предупредить тебя, что страх всегда бьет в обе стороны. Попробуешь поискать у себя внутри что-то другое? Давай посмотрим с чем еще можно работать?

Отредактировано Cygnus A. Black (2025-06-06 22:20:27)

Конечно он не отказывается помочь ей, даже если для этого нужно ненадолго разорвать контакт. Он поднимается из-за стола, чтобы обойти его и оказаться у нее за спиной. Ладони ложатся Беллатрикс на плечи, сжимают их, прогоняя ощущение тисков и помогая расслабиться. А потом те же пальцы осторожно надавливают вдоль позвонков, помогая выпрямить спину и развернуть плечи, не поднимая их будто от холода. Сигнус удерживает ее в таком положении совсем недолго, и, убедившись что позиция зафиксирована, убирает одну руку, чтобы подцепить Беллатрикс под подбородок и показать чтобы не склоняла голову. Ни перед кем, включая собственного отца.
- Так тебе будет легче дышать, - обещает он, снова находя ее ладонь и позволяя им обоим погрузиться в ее разум.
Ему открывается прекрасный вид - по одну сторону, будто нарезанные на книжные развороты воспоминания. Такие многослойные, объемные, со множеством мелких деталей, раскрывающиеся все глубже и полнее, чем больше всматриваешься в нее. Но и бойницы тоже скрывают за собой нечто. Что-то такое, чем она не готова делиться даже с ним и старательно спрятанное, но недостаточно для того, кто посвятил ментальной магии большую часть своей жизни. Сигнус бросает короткий взгляд в узкую прорезь бойницы и сам отводит глаза, не желая отнимать у дочери право на ее собственные секреты. Вместо этого он смотрит на то, что она демонстрирует сама. Пробует на вкус, как знакомое блюдо, приготовленное по новому рецепту и выдает оценку.
- Ты научишься выбирать точнее. Не обязательно подбирать свое оружие против каждого человека. Для большинства достаточно молотка.
То как внезапно Беллатрикс вспоминает об Андромеде и ее желаниях говорит только о том, что она и сама засмотрелась на изображение Блэк Клиф. На себя саму и сестер, с которыми они всегда были вместе - чтобы девочки не ссорились, чтобы им нечего было делить, они с Друэллой вложили немало сил. И они окупались сторицей. Сигнус верил, что, что бы ни случилось, их девочки останутся горой друг за друга - какая бы фамилия в итоге не стояла после их имени в подписях, они были и останутся Блэк.
- Да, ваша мама уже знает. И не в восторге от моей идеи. Но может быть ей нужно посмотреть на тебя другими глазами чтобы убедиться, что ошибкой была та помолвка, а вовсе не мое решение. Но у вашей мамы тоже есть право голоса. Не в том, что касается наследования, но в том, что касается вашего воспитания. Нам нужно ее убедить. Ты попробуешь сама и, если не получится, я приду на помощь.
Звучит так, будто они с Друэллой ничего не знали все эти годы. Словно мимо них прошла и привезенная в Хогвартс метла и странные покупки в маггловских магазинах, сделанные через третьи руки. Если Андромеда думала, что ее родители настолько не интересовались ее школьной жизнью, она ошибалась. Но все же одно дело полеты на метле и совсем другое - игра в команде. Конечно, ей стоило заявить о своем желании самостоятельно, но так - с помощью Беллатрикс - тоже было неплохо. В конце-концов Андромеде было всего четырнадцать, у нее еще было время вырастить в себе смелости не только для того чтобы тайком нарушать установленные родителями правила, но и говорить с ними о своих желаниях. Сначала с родителями, а после с любым, кто посмеет на них посягнуть. С последними разговор не должен был быть слишком долгим.
- Я рад, что ты готова вступиться за сестру. И что она может говорить с тобой откровенно. Это важно. Я надеюсь, что вам троим никогда не придется соперничать между собой. Что вы всегда будете поддерживать друг друга.
Сигнус ободряюще обнимает дочь за плечи, а потом снова возвращает ее внимание к тому списку эмоций, который она ему продемонстрировала. Список не слишком велик, но этого и не нужно, достаточно того, что в нем есть что-то посложнее злости, которая была хороша, но слишком уж очевидна. Впрочем, очевидное, не значит "плохое".
- Со всем этим можно работать. Не только со злостью, хотя она кажется самой очевидной. Но другие тоже могут тебе пригодится. Попробуй соединить их вместе. Не как зелье, но как слоеный пирог. Или пунш, на дне которого оказалось слишком много рома. Сначала гордость или восторг, пусть почувствует, что у него все получилось и крепость пала. Дальше - брезгливость, чтобы вдруг захлебнулся в собственной никчемности, чтобы почувствовал отвращение к самому себе. И только потом, последним ударом, злость. Как те проклятия, которые ты вычитала в книгах из семейной библиотеки еще до того как получила на это разрешение.
Он кивает ей вперед, где, на противоположном краю крепостной стены, виднеется силуэт. Лица не разобрать, не разобрать даже мужчина это или женщина, да и не все ли равно? Достаточно того, что этого кого-то здесь явно не должно было быть.
- Попробуй направить их на него?

"Часть касающаяся Ивена Розье" любопытна, но не настолько чтобы отвлекаться на нее сейчас, когда у них есть задачи поинтереснее. В конце-концов ни разговор, ни сам племянник не убегут. Уж точно не дальше Франции, а до нее не так уж и далеко. Сигнус делает мысленную пометку вернуться к этому разговору позже, а пока...
- Разве это имеет какое-то значение?
Манекен или нет, это, в первую очередь, противник. Цель. Нет никакой разницы в самом деле кого и как занесло сюда, если у него нет приглашения. А его нет, иначе Беллатрикс несомненно сразу же узнала бы его.
Кажется, его вопрос оказывается одновременно исчерпывающим ответом. Виски медленно сдавливает, но еще не настолько, чтобы всерьез беспокоиться за собственное самочувствие. И не настолько чтобы прекратить практический урок. Особенно теперь, когда его дочь вновь оборачивается к незваному гостю и швыряет в него полными гостями эмоции. Не те, которые испытывает сама, нет. Она выбирает из них отдельные и пусть огранка еще не так точна, грани, даже самых воодушевляющих из них, оказываются достаточно остры. Что говорить о других? От отвращения в горле встает несуществующий комок из слизи и щупалец, вперемешку с чем-то колючим, не позволяя ни выкашлять эту дрянь, ни проглотить, ни сделать полноценный вдох. А ярость не просто режет, она обжигает огнем. Сигнус наблюдает за происходящим задержав дыхание, чтобы не сбить правильный настрой: он ждал шквала, но получает водоворот и это намного интереснее. Главное поймать Беллатрикс за руку, если она не удержится и начнет тонуть в нем сама.
Давление на виски становится сильнее, во рту появляется кислый привкус. "Манекен", успевший нацепить его лицо и его костюм, медленно отступает назад: буквально пятится, пока не оказывается за линией огня. А потом разворачивается и бежит, как будто его все это время интересовало что-то другое, а совсем не те воспоминания за спиной, которые она так яростно защищала.
- Беллатрикс, - Сигнусу не хочется выдергивать ее из этого упоительного ощущения всемогущества, которое каждый, кому хватает на это смелости, способен в полной мере ощутить внутри собственной головы, но это необходимо. - Не дай ему уйти и спрятаться. Или он останется в твоей голове и врастет в твою память как будто всегда был в ней. Найди его сейчас и избавься от него.

Сигнусу нравится ее настрой. И ее подход тоже. Зачем строить лабиринты, если в твоем сознании и без того достаточно ловушек - путь может быть прямым, но кто сможет пройти его хотя бы до половины? Он думает, что смог бы - сейчас точно, но через пару лет - кто знает?
Ему нравится как она меняется с каждым шагом. Кого-то другого эти изменения могли бы испугать, но не его - с каждым шагом Беллатрикс входит во все более тесный контакт с собственным подсознанием. Человеческая мораль слезает старой кожей и оглушительный рев где-то в глубине этой крепости только подтверждает его мысли: он вырастил чудовище и безусловно рад этому, потому что у чудовищ в реальности куда больше шансов на выживание, чем у тех, что стали героями сказок. У чудовищ крепкая броня, сильные крылья и внутри столько огня, что хватит спалить весь мир и на этом пепелище выстроить новый. Это еще не все, но решить разом все задачи нельзя, это грозит еще большим количеством ошибок, а в этой игре ошибки стоят слишком дорого.
Намного больше, чем несколько капель крови.
Он отстает от Беллатрикс совсем немного и хорошо. Так она не увидит как он морщится, когда мантия на боку оказывается распорота - порез ерундовый, царапина, но края двигаются на каждый шаг и в этом мало приятного. Впрочем, черная мантия пока что надежно прячет следы крови.
Ощущение прорывающих кожу ногтей Сигнус ловит еще до того, как они с Беллатрикс входят в поворот и оказываются перед этими кумушками-гарпиями и их трофеем. Это тоже не тот сорт удовольствия, который ему по нраву, но он готов потерпеть. Ради хорошего урока, ради того чтобы его дочь научилась еще кое-чему. Две пары глаз смотрят на него так, будто уже спланировали на сколько частей собираются его разобрать, но Беллатрикс поворачивается к нему и улыбается, а старые стервятницы делают такие лица, словно добычу увели прямо у них из под носа. Хотя почему "словно"? Она ведь действительно ведет его дальше и дальше, пока они не оказываются в нескольких шагах от обрыва. О, он чувствует как у его двойника сводит желудок, хотя в действительности никакого "желудка" у него нет. И никогда не было. Но раз уж эту идею принудили изобразить из себя человека, она послушно изображает. Во всех смыслах. Зато теперь, когда "манекен" стоит так близко, оказывается что лицо у него прикрывает хорошо сделанная маска и эта маска - лицо Сигнуса Блэка. Или, как минимум, одно из лиц, которое могло бы с равной вероятностью оказаться как на доске почета, так и на стенде с подписью "разыскивается".
Беллатрикс снова оборачивается. Берет его за руку и как хорошая ученица спрашивает, что ей сделать теперь.
Сигнус смотрит на нее улыбаясь. Через левую щеку к виску тянутся вздувшиеся полосы царапин, как будто когти (или ногти?) тех кто это сделал были несколько ядовиты или как минимум не подвергались чистке несколько недель; глаз - тоже левый - весь в крови от полопавшихся сосудов, но ни то, ни другое, его совершенно не пугает.
- Здесь отлично, милая. И станет еще лучше, когда ты от него избавишься. Что с ним будет если он прыгнет? Что там дальше?

Отредактировано Cygnus A. Black (2025-06-14 21:19:20)