Сказок в жизни Беллатрикс всегда было немало. Она любила их все, замечая в них что-то большее, чем просто историю жизни поющего горшка или трёх братьев, которым стоило бы свалиться с моста, раз уж они были слишком слабы, чтобы совладать с упавшей им в руки силой. Самыми лучшими, конечно, были страшные сказки. О запертом на замок сердце, например. Эту знают все, но мало кто понимает отчего-то, что сказка эта о том, чего стоит шаг назад, даже когда он кажется правильным. А ещё о том, к чему приводит любовь. Хорошая сказка, особенно полезная маленьким чистокровным девочкам, чтобы не слишком переживать о любви, у которой в их жизни никогда не будет шанса.
Да, легенду о проклятом острове Беллатрикс помнит тоже. Остров, на котором ты рождаешься для новой жизни, закончив старую на берегу. Сколько раз с тех пор, как она услышала эту историю, она воображала себе, что же там, на этом острове? Она практически видела его, а когда гуляла во сне по незнакомым местам, проснувшись была уверена, что это и есть та самая земля. Этот остров не имел никакого права оказаться настоящим. Настоящесть портит всё. А вот же, оказывается, не просто настоящий, а всегда был под рукой. Не остров, конечно, но знание о том, какой он. Не слишком хороший, судя по тому, что О'Конналл не рвался туда каждую минуту. Такое редко случается с ней, но Белла теперь совсем не уверена, что она действительно хочет знать.
И что она хочет смотреть на голого О'Конналла - тем более! Чтобы убедиться в том, что ей это совсем не интересно, она выглядывает из-за отцовского плеча, вглядываясь вниз, но застаёт лишь скорченную болью фигуру, которая на глазах меняется, как будто ломая сама себя, выстраивая из обломков что-то новое. Человек перестаёт быть человеком, и отчего-то именно это пугает куда больше, чем очевидная боль и не менее очевидная опасность. Беллатрикс и сама не замечает, как вцепляется пальцами в рукав мантии отца, и только когда он снова обращается к ней - совершенно спокойно, как он делает это всегда. Как будто такие превращения он видит каждый день. Как будто без них ему даже немного скучно.
Она открывает рот, чтобы ответить, но закрывает его снова, понимая, что не удержала в памяти вопрос. Если он вообще был - этот вопрос. В последнее время отец предпочитает не спрашивать лишний раз. У неё есть и свой, но он как будто застряёт в горле, не в состоянии вырваться. Единственное, чего она хочет, - это не оставаться сейчас одной.
Это желание - слабость. Белла понимает это, заставляет себя разжать мертвую хватку пальцев. Вдыхает. Она хотела понять, хотела узнать. И отступать не станет.
Вместо ответа она открывает дверь и не оглядываясь спускается по лестнице прямиком к клетке, вокруг которой на почтительном расстоянии суетятся люди отца. Отодвигает плечом одного из них, явно не ожидавшего чего-то подобного, и не останавливается на пути к своему ответу. Во всяком случае, до тез пор, пока ее страх не издыхает в корчах, оставляя лишь зловоние разлагающегося трупа. Беллатрикс чувствует собственное сердце где-то в горле, но теперь, дицом к лицу с опасностью, не чувствует ни малейшего желания спрятаться или, как в детстве, закрыть ладонями лицо, чтобы не видеть. И вопрос наконец выскальзывает из горла.
- Зачем?
У каждого эксперимента должна быть цель, а уж того, чтобы превратить человека в нечто - и подавно.