Уже час прошел, как он вернулся с очередного утомительного совещания, которое за отсутствием Стеффана Розье с его бесконечно терпеливым взглядом и легкой улыбкой, стало еще более утомительным. Том любил его улыбку. Она как бы все время говорила: "Мы все это решим и договоримся, можете не сомневаться". Да, мы точно сможем все решить, вот только одной улыбкой этого никак не сделать. А еще без него пришлось самому проводить это совещание, вместо того, чтобы вовремя вставлять нужные реплики о вещах, которые, признаться, очень мало места занимали в его голове. Особенно сейчас, когда он ждал подписи министра на официальном бланке своего перевода. Стеффан подписал его заявление без должного энтузиазма, но спокойно. Правда, привычная улыбка на время куда-то делась, видимо осознав, что этот вопрос уж точно иначе решить не выйдет, даже если она станет шире и убедительней. Розье не мог не подписать. Он знал причины, был осведомлен о резонах, но было видно, что отпускать своего первого заместителя он не хотел. Как будто сам Том хотел уходить в этот словно бы замерший во времени Отдел, куда даже совы прилетали с завидной нерегулярностью. Но жребий брошен...
Вот же чертовы птицы, - в очередной раз подумал Том и усмехнулся, закручивая монетку на своем столе на манер волчка. С одной ее стороны был отчеканен профиль Мерлина, а с другой - дракон, этот неизменный символ банка Гринготтс. Ну хорошо, что не морда Нобби Лича, от которой даже в редкие и вынужденные встречи мужчину начинало тошнить. Мерлин был великим магом, а драконы - не менее великими созданиями, нынешнему министру что до одного, что до других... Как до Китая раком? Так бы сказали магглы? Пусть уже подпишет чертову бумагу и я смогу наконец-то заняться делами Ставки так, как должно, а не так, как диктует местный рабочий график. С этими мыслями Том бросает взгляд на свои наручные часы и накрывает вертящуюся монетку рукой. Ну что ж, еще сорок минут мыслей, пара подписей на бумагах в алой папке и еще десять минут у окна, в ожидании, когда же рассосется эта рвотная масса, зовущая себя "слугами народа", а после можно уходить и заниматься гораздо более важными вещами, чем те, которые выдавались, следуя политическому курсу нынешнего главы правительства. Как же ты все замечательно придумал, дорогой друг. Спонсировать мезальянс деньгами тех, кого решил стереть под корень. Почему не своими собственными, приятель? Потому что в твоем кармане так же пусто, как и в моем? Вновь эта невеселая кривая ухмылка. Том поднимается из-за стола и отходит к окну, в надежде, что мало-мальское мельтешение прохожих по улицам сможет отвлечь его от мыслей о политике со сбитым компасом, но нет, вместо размышлений о Личе, приходят воспоминания о сегодняшнем обеде. Обычно он согласовывает меню на неделю и передает своему секретарю, чтобы потом, ссылаясь на работу, этот самый обед привозили в его кабинет. Обычно он не горит желанием пересекаться ни с кем из министерских и обедает в одиночестве или с тем же Стеффаном, который придерживается схожего мнения о трапезах в представительской столовой. Но в этот раз Том почему-то решил выйти "в свет". Конечно это было ошибкой, зато теперь, помимо физической пищи, в нем появилась еще и духовная, которую его разум жевал с усиленной жадностью, словно стейк из старой коровы - резиновой и жесткой, как подошва. Хотя, ну о чем еще говорить за обедом верхушке власти, как не о байках про Темного Лорда, поедающего младенцев и пьющего кровь девственниц, чтобы обрести свое могущество и всех их убить. Приходилось улыбаться - не сильно кровожадно - и говорить, что да, какой ужас, но вы правы, откуда же еще может взяться такая сила. Конечно, кровь и плоть могут сделать тебя не только чудовищем, но и богом. А потом ты замыкаешь цепочку, делясь уже своей плотью и кровью с теми, кого желаешь очистить от грехов. Ведь так делают адепты веры?
Эти маги совершенно ничего не знают о магии. Они думают, что школьной программы и дополнительных курсов по магической профориентации видимо достаточно, чтобы охватить все положенные им знания и все, что лежит за этими границами - плоть и кровь, которые нужно пожирать, чтобы подняться на ступень выше. Но зато они очень удобные, ими легче всего управлять, как лошадьми с шорами: куда дернул, туда они и ступили. Идиоты. Но в одном они правы: я действительно приду и всех их убью. Потому что сняв шоры, они будут в ужасе и ступоре, они никак не смогут выбирать сами, даже если дать им право выбора. Они будут хотеть снова их надеть, чтобы вновь почуять указующий перст, а это в свою очередь...
Поток мыслей прерывается сначала робким стуком в дверь приемной. Том слышит его, потому что в его кабинете тихо и закрыты все окна. Он инстинктивно поворачивает голову на стук и слышит отголосок разговора. Его секретарь не шепчет, а вполне четко проговаривает избитую фразу о приемных часах и записи в начале месяца, так как у "мистера Реддла очень много работы в связи с отсутствием Главы Отдела". Однако Лизи не была бы собой, если б не смягчилась в моменте. Этого он уже не слышит, но отчетливо видит, как она понижает тональность голоса и с улыбкой предлагает заглянуть и уточнить, может ли "господин Реддл все же Вас принять". А через несколько секунд ручка двери его кабинета опускается и приоткрывается сама дверь, в которую сначала заглядывает ее большой живот, а уже потом голова с аккуратной прической по последнему писку моды. Сказать Лизхен ничего не успевает - Томас отзывается, как только видит ее взгляд:
- Ничего страшного, пусть заходит. А вот ты можешь уже идти домой. На сегодня ничего срочного больше не предвидится, а с чаем и кофе я справлюсь сам. - говоря это, он пересекает свой кабинет и оказывается рядом, открывая дверь пошире и с улыбкой осматривая гостью своими цепкими голубыми глазами, - Здравствуйте. Я бесконечно рад, что мною наконец-то заинтересовался Аврорат. - то, что пришедшая девушка именно оттуда говорило не только ее собственное приветствие на входе в приемную, но и фамилия. Том уже о ней слышал и в глазах у него загорелись не только веселые искорки, но и любопытство, - Проходите и располагайтесь, проверим на Вас, так ли я успешно справляюсь с приготовлением напитков, как Лиза. А вы в свою очередь расскажете мне, что Вас ко мне привело.

Том смотрит на нее еще несколько мгновений, охватывая весь образ целиком, а потом возвращается к этому чайному взгляду, в котором плещется одновременно и робость и смелость. Затем отступает на шаг в сторону, шире распахивая дверь и приглашая ее жестом. Лизе он дарит улыбку, как бы говоря, что и впрямь справится, а она действительно может идти. Секретарь мимолетно кивает в ответ, но вид у нее почему-то озабоченный и Том гадает, то ли из-за того, что считает его неумёхой по части гостеприимства, то ли потому что не хочет оставлять одного в обществе аврора. В любом случае она отступает и он закрывает дверь, оборачиваясь к гостье. Та уже опустилась в объятья большого и удобного кожаного кресла, чинно уложив принесенную папку на колени. Они целомудренно сомкнуты, никаких закинутых друг на друга ног или иной другой детали, позволяющей понять, что подобные визиты для нее обыденность. Своим цепким взглядом Том замечает, как девушка вцепилась пальцами в принесенную с собой папку и отмечает, какие ухоженные и миниатюрные у нее руки. Однако молчание не может длиться вечно и он возвращается к своему столу, на котором до сих пор лежат несколько бумаг в ожидании его подписи, а еще та самая монетка, которую он крутил волчком до момента прихода мисс Боунс. То, что она именно "мисс" говорило отсутствие обручального кольца на пальце и это также не скрылось от внимательного взгляда пронзительно-голубых глаз. Еще бы пара секунд и повисшее молчание превратилось бы в неловкую паузу, но присев в кресло, гостья начала говорить и голос ее, теперь, когда его не глушили стены, оказался очень мелодичным. И озабоченным.
То, с чем она пожаловала, не было для нее "обычным делом", можно было бы даже предположить, что оно отчего-то слишком личное, но Том не спешил с гипотезами, давая девушке возможность высказаться. Пока что он присел на край стола, уверенно отодвинув и бумаги и красную папку в сторону - дожидаться своего часа и было в этом жесте что-то привычное и почти что домашнее, словно он делал так всегда, когда был заинтересован и не видел в собеседнике кого-то формально опасного. Например того, кто, как только покинет его кабинет, побежит трепаться на каждом углу о странных манерах первого заместителя господина Розье. Том был уверен, что не побежит и не начнет, а еще был уверен в том, что на нее это произведет нужное впечатление и она сможет успокоить дрожь в пальцах, какую бы важную информацию ни хранила та папка, в которую они вцепились.
Да и история, с которой она пришла, была занятная: девушка, иностранка, побег, грозящая депортация. Том давно решил, что не будет пользоваться фоновой легилименцией без особой нужды, хоть его легкое прикосновение к чужому сознанию в данном случае бы точно осталось незамеченным. О, в этом он был мастер, практиковавшийся беспрестанно и много, и все его подопытные были видавшими виды темными магами, что делало задачку достаточно сложной, но в его случае не невыполнимой. Сейчас же желания тренироваться и оттачивать мастерство не возникло, впрочем без фоновой придется задавать уточняющие вопросы, потому как что-то не вязалось в этой истории и кусочек недостающего пазла мог быть только в том, что...
- Она несовершеннолетняя, верно? - мужчина задает вопрос с привычной легкой улыбкою, не сводя внимательного взгляда с девушки, а затем протягивает к ней руку, - Позвольте взглянуть на то, что Вы так крепко держите. Я обязательно это верну, а пока что выберете, что хотите больше: чаю, кофе? Или может что покрепче?
Сам он конечно же не пьет и не любит, разве что вино и то весьма редко, но ситуации бывают разными, люди в них тоже далеко не одинаковые и порою один глоток шерри или пара капель коньяка в кофе отлично помогают расслабить плечи и колени. Что до девушки... Просто если беглянка совершеннолетняя, то проблем не было бы почти никаких и все могли бы достаточно быстро обрести свое счастье. Незнакомка - получив такое нужное ей гражданство и перестать бояться депортации, а служители закона другой страны - отсутствие головной боли в виде череды расследований ее несчастной судьбы, при условии, что та будет писать заявления. Но вот если она несовершеннолетняя и при этом сбежала... Но Том уже решил не строить гипотез и просто ждет ответа, все еще протягивая руку, на которой в синхрон с чужой рукой тоже не было видно никакого кольца. Он не отвечает ничего насчет своего потраченного времени или о том, что стрелки часов неумолимо движутся к окончанию рабочего дня в этих стенах, которые он всегда готов покинуть с превеликим удовольствием. Все потому, что внезапно в ее присутствии гнет перестает быть настолько отвратительным, а еще потому, что мысли наконец-то могут заняться более вкусной и интересной пищей, чем за-обеденные истории про плоть младенцев, кровь девственниц и бесконечное могущество, дарованное этими вещами от людей, которые, по мнению Тома, и магами-то зваться могут с большой натяжкой. Все это в совокупности отодвигает нестерпимое желание ускорить бег ходиков и поскорее оказаться на улице в блаженном одиночестве. Вместо этого мужчина шире улыбается и добавляет, кажется, очень важную для него самого деталь:
- Я рад, что Вы пришли хотя бы потому, что это дает мне надежду. Раз кому-то все еще хочется не отбирать, а спасать чужие жизни, значит этот мир стоит того, чтобы уделить ему время.
Том не уверен, что гостья сейчас поймет его правильно; что эти слова не покажутся ей шапкой из пафосных сливок, которыми он заливает пространство своего кабинета только ради того, чтобы заполнить его пустоту. Но это и неважно. Важно другое: даже если она истрактует их чуть более криво и прямой смысл не достигнет тех струн, что звучат сейчас внутри него самого, рождая мягким и уверенным голосом слетевшие с губ фразы, они в любом случае останутся здесь, в окружении этих стен. Подобное дорогого стоит в мире, где все течет и просачивается сквозь рты, как песок между пальцев.
Она не скажет об этом визите никому, если ее не вынудят. По той же самой причине, по которой не станет распространяться, в кресло я сел или на край стола. Без всякой легилименции видно, что такие моменты она собирает жемчужинами и нанизывает на нитку своих воспоминаний, превращая в драгоценность. Они ей дороги и до них она очень жадная, чем чертовски похожа на меня самого. Неудивительно, что она аврор и было бы иронично, если бы именно она надела на меня наручники в тот самый момент, когда и если я оступлюсь.

Она выбрала чай и это хорошо. Потому что он сам выберет чай и потому что от стольких чашек кофе за один день уже начинало подташнивать не меньше, чем от большинства прочего окружения Министерства, включая стены.
Вот даже сейчас, в этом самом нюансе крылось все то, что Том в них - чиновниках - ненавидел: ограниченность и рамки, написанные от руки для самих же себя. Чтобы не дай боги не сделать шаг в сторону. Что, впрочем, не мешало сильным мира сего двигать эти рамки, будто нити. А иногда и проскальзывать за них, воображая для себя их эластичность.
Том аккуратно, но уверенно берет протянутую папку, однако не спешит открывать. Напротив, он просто кладёт ее поверх алой и поднимается на ноги. Она права: сухие протоколы не скажут ему ничего больше того, что рассказала сейчас гостья. Папка может подождать, в отличие от чая.
Его кабинет большой, с тремя высокими, но узкими окнами, из которых на узорчатый ковер и вместе с ним на темный грабовый паркет сейчас льётся солнце. Пока девушка рассказывает эту невеселую, но до оскомины банальную историю, мужчина успевает пересечь его и разлить по чашкам ароматный чай. Он не спросил, с лимоном она будет пить и с сахаром ли, поэтому просто кладет кусочки того и другого поверх изящного блюдца. Лиза каждое утро нарезает свежие дольки и вот наконец они пригодились.
- Волноваться точно не нужно, мисс Боунс. Я же Вас не съем, верно? - Том произносит это, все еще стоя к ней спиной и занимаясь сервизом. Брючина попадает в пролитый солнцем луч и темно-синий в этом месте становится кобальтовым. Наконец он оборачивается прямо с двумя чашками, одну из которых через пару секунд ей протянет. Никакой ерунды в виде подноса или плывущих по воздуху предметов чайной церемонии. Только выверенные и плавные жесты, говорящие о привычке многое делать своими руками. - И рассказывать мне, почему Вам не безразлична ее судьба тоже. Не знаю, насколько проницательно Ваше начальство, но мне и без слов понятно, что система еще Вас не сломала. Так держать.
Он подмигивает ей с улыбкой и разменивает чашку на долгий взгляд, перед тем как вернуться на прежнее место. Том мог бы добавить, что гордится такими людьми, как она - всеми, кому все еще не все равно на кого-то, кроме себя. И он, почти всю жизнь несущий на своих плечах чужое бремя решений и их последствий, улыбается шире, с интересом и одобрением рассматривая девушку. Даже мужчинам сложно держать удар перед лицом слаженного и беспощадного механизма мироустройства, который перемалывает судьбы и даже не замечает этого, жадно чавкая своими бескомпромиссными зубьями о чужую плоть. И вот перед ним не мужчина, а совсем молодая женщина и тем не менее она здесь, а значит она не только обороняется, но еще и бьет. Она смелая, а он всегда уважал смелость. Уважал дерзание быть собой, не оглядываясь на пресловутый протокол или регламент. Уважал тех, кто не подменяет понятий и не меняет себя под пунктирную линию принятого. Это достойно уважения и стоит того, чтобы не просто выслушать, а рискнуть помочь. Тот мир, о котором он недавно говорил, всегда начинается с одного человека.
- Я так понимаю, сейчас она в Аврорате? - это даже не вопрос, так, констатация факта с вопросительной интонацией, - И допросы закончены, раз эта папка лежит сейчас здесь, а не там? - Том заводит свободную руку за спину и стучит пальцем по шершавой обложке, при этом не сводя с девушки своего пронзительного взгляда, - И значит до депортации в сущности всего ничего?
Кажется, что Том задаёт вопросы либо невпопад, либо пытаясь тянуть время. На самом деле его острый ум, позволяющий ему столько десятилетий водить за нос тех, у кого он от чувства собственной важности давно прирос к потолку, уже выстроил цепочку из действий. Да, они не слишком легальны, но если бы можно было легально оставить беглянку в Англии, то мисс Боунс не пришла бы сюда смотреть на него своими огромными глазами, верно, хоть и говорила, что искала повод? Однако Том уверен, что в иной ситуации и повод был бы иной. Но сейчас же в ее визите сквозит безысходность, а на безрыбье и рак...
- Как Вы думаете, можно обмануть смерть? - Том делает глоток и оплетает чашку длинными пальцами, устраивая ее донышко на своем колене, - А обмануть с помощью смерти? - его улыбка становится шире, но взгляд не мигает, хоть и искрит. Эти голубые глаза явно не шутят, скользя по абрису лица напротив, и в них нет ни суровости, ни колкого льда, - И готовы ли Вы помочь ей умереть, чтобы подарить жизнь?
Вот он - главный вопрос этого разговора. Все остальные по мнению Тома будут уже частностями и условностями. Самое важное решить для себя, на что на самом деле она готова пойти ради чужого ей человека, пусть и оказавшегося в беде. Если бы ситуация была монетой, волчком крутящейся на столе, то в этот момент она остановилась бы на гурте, ожидая на аверс или реверс ей упасть. Для себя Том давно уже все решил и потому, уходя с фиктивной работы, сразу принимается за настоящую, не давая ни сна себе должного, ни любого другого отдыха, иной раз отключаясь прямо за столом с очередной бумагой в руке. Но сейчас выбор встал уже не перед ним и он смотрит на неё, чуть вскинув бровь, готовый на самом деле к любому из ответов, хоть правильный из них на самом деле лишь один. И он точно не записан ни в одном из регламентов Министерства. А еще весьма пахнет Азкабаном. Но если таков аромат свободы воли, то почему бы и нет?

Ну почему же не станем? Когда-нибудь мы убьем их всех, Мира, чтобы возродить для новой жизни, с новыми целями и стремлениями. По крайней мере тех, кто захочет возродиться и вновь стать чем-то большим, чем просто пепел. Так почему бы не начать с малого?
Том видит сначала ее заинтересованность, а затем разочарование. Им ли? Собою? Вот сейчас как никогда хочется плюнуть на свой же уговор и коснуться чужого разума, чтобы понять, отчего же ей вдруг стало так тяжело держать плечи и куда эта тяжесть уводит взгляд, позволяя ему путаться в складках штор. Но нет, уговор есть уговор, а узнать желаемое можно и более легальным способом. Например словами через рот.
- Вас огорчило то, что я не предложил способ в рамках закона? Например написать письмо в Международную Магическую Организацию по Правам Несовершеннолетних Магов? Или быть может не предложил надавить на Главу Аврората с помощью Министра? - не нужно было срывать печати с обещаний, чтобы понять это. Непонятно было другое: раз она здесь, значит никто из вышестоящих чинов не предложил ей легального и действенного способа, так почему она ждала его от него? - Видите ли в чем дело, мисс Боунс... - Том отставляет чашку на стол, словно сейчас она начала мешать, сбивая его с ориентира, как совсем недавно мешали оба папки. - Закон написан для большинства, он - не частность, а некое единство из множества и потому не всегда универсален, когда дело касается индивидуальности. Иногда рамки закона приходится обходить, превращая их в эластичные нити. - мужчина усмехается, вспоминая свои недавние мысли на этот счет и то, насколько эти две ситуации в корне разнятся. Всегда важен мотив. - Потому как я без проблем напишу письмо или поговорю с министром, вот только Вы можете быть уверены, что на том конце этой цепочки находятся люди, которым так же не все равно, как и Вам? Которые не положат письмо в стол, как только его прочтут? А если время играет против Вас?
Про отсутствие проблем "мистер Реддл" конечно погорячился. Сам по себе разговор с Личем не представлял особой сложности. После той предвыборной гонки, когда он обошел кандидата с минимальным отрывом, Нобби изо всех сил старался держаться радушно и приветливо, бесконечно приглашая на чай и светскую беседу своего оппонента. Это играло на руку его политической репутации, которую он одними вещами марал, а другими пытался вычистить, в итоге балансируя на почти что нуле. Но вот куда деть ту подкатывающую к горлу тошноту, которая накатывала, когда приходилось изредка вынужденно пересекаться? А тут целый разговор да еще и не из тех, после которых улыбка не сходит с лица половину дня. Нет, после таких бесед хочется умыться и закурить. А еще начисто вымыть руки.
Слова гостьи про то, что беглая девушка наотрез отказывается давать показания, вызывают в Томе положительные эмоции. Да, вряд ли она это делает, потому что у нее есть понимание про разного рода нити, но это хотя бы говорит о том, что она в меру умна и сообразительна, а также в курсе, что любое слово может быть использовано против нее самой. Это ведь тоже закон, не так ли? Который по опыту Тома, что дышло, но вот в собеседнице все еще жив его идеализированный вариант, где сила закона - это механизм без нареканий, осечек и скрипов; где он равно сковывает своими постулатами всех и сила нажима распределяется тоже поровну. К сожалению, так не бывает. Эти постулаты написаны людьми, а люди... Люди грешны, как сказали бы праведники из мэнни, да? Люди грешны, а пути Господни - неисповедимы и посему, плутая тернистыми дорожками в поисках Истины, мы рано или поздно выбираем лишь из того, что видим, делая истинным то, что можем сделать.
- Вы вольны прийти ко мне и просто так, для этого совсем не обязательно умирать. - внезапно добавляет Том. Не отреагировать на подробную откровенность он просто не в силах и губы вновь растягиваются в легкой улыбке. Она не такая, как у Розье: она не говорит тебе, что мы обо всем договоримся или все на свете решим. В его улыбке спрятано какое-то бесконечное понимание, словно он наперед знает, что она скажет или сделает. Не конечной цепочкой из действий, но флером эмоционального фона. Именно поэтому он был так хорош в боевой магии, хоть одной этой особенности явно не достаточно, чтобы стать лучшим. - Когда-нибудь я возможно расскажу Вам одну историю и бьюсь об заклад, она Вам понравится. А сейчас вернемся к мисс Каллас. - голубой взгляд мужчины мгновенно собрался и сфокусировался, словно зрачки были некими вратами, створки которых были распахнуты настежь, а сейчас громко захлопнулись до поры, - Какие есть варианты из возможных для Вас? Два из них я уже озвучил и второе точно так же не слишком законно, но работает. Правда, Глава Аврората не перепишет судебник, но возможно вспомнит некоторые статьи, которыми можно воспользоваться при нестандартных случаях. И да, он может направить официальный запрос коллегам в Италию для тщательной проверки семьи девочки. Это выиграет нам время.
Но не решит проблему. Зато я успею договориться насчет ее перевода в более подходящий отдел.
Из рассказа было ясно, что семья держится на деньгах предположительно насильника, а это значит, что мать, даже не заявившая о пропаже дочери - по крайней мере в рассказе мисс Боунс про это не было ни слова, а в папку Том пока что так и не заглянул - будет всячески его покрывать, чтобы сохранить видимость безбедной жизни. Да, сам Том считал, что не стыдно быть бедным - стыдно быть дешевым, но у той женщины могут быть свои эластичные нити на этот счет, позволяющие ей жить в шикарном особняке, явно не сильно беспокоясь о пропаже дочери, когда как сам Том жил в небольшом, пусть и красивом доме, у которого все еще протекала крыша, ожидая, как и многое в его жизни, подписи Лича на бланке перевода. Поэтому такие проверки обычно делали только хуже - когда крысу загоняют в угол, она начинает кусаться... Но dura lex sed lex, да? И вообще...
- В конце концов мы можем провести совместный с итальянским Авроратом допрос главы семьи. Вы скорее всего в курсе, что так иногда делается, когда речь идет о преступлении особо тяжелого уровня против иностранного гражданина? Мисс Каллас пересекла границу и сейчас находится под юрисдикцией Магической Британии, а значит мы можем официально вмешаться. Да, Вы не сможете вести сам допрос, но будете иметь право присутствовать и вести свой личный протокол. - Том поднимается на ноги и отходит к окну, прихватив со стола чашку и доставая сигареты. Где-то там на улице уже замелькали знакомые рвотные массы, а значит стрелки часов миновали Рубикон пяти вечера, - А еще будете иметь право вето на ее передачу местным властям, если хоть что-то покажется Вам подозрительнее обычного.
Том закуривает, прислоняясь плечом к откосу окна. На его бытность в аппарате министра еще ни разу не было подобных практик, но это не означало, что их не было вовсе. Когда-то подобный допрос провели австрийские власти в деле Гриндевальда, который точно так же деяниями своими попадал под множество статей международного уголовного кодекса с пометками "особо тяжелый уровень". Отчим мисс Каллас конечно не был вторым Гриндевальдом, но это не значит, что нельзя пустить телегу по той же самой колее. Том оборачивается, держа в одной руке сигарету, а во второй чашку с уже изрядно остывшим чаем. Солнце, к тому времени начавшее свой ход к горизонту и вот-вот грозившееся скрыться за низкими крышами резных домов, отбрасывало длинную тень его высокой фигуры.
- Хотели бы увидеть фонтан Треви, мисс Боунс?

«Ты знаешь, Мэри, в моей голове звери;
Они бы тебя съели,
Если бы я разрешил.» (с)

Он смотрит на нее и улыбается. Вот так просто, пара фраз перед концом рабочего дня, а она уже готова ехать с ним и смотреть фонтан Треви. В сущности нет, фонтан всего лишь выступает озвученным символом готовности к шагам, но куда заведут ее неозвученные символы... А они повсюду: сочась из ее взгляда и перетекая в изгиб губ, они омывают ее жесты в пространстве кабинета, ложатся тенями на лакированные поверхности, бликуя на уходящем за горизонт солнце. Вот так просто и слишком быстро и Том думает, что эта хорошенькая молодая женщина в опасности, какую только может на неё спроецировать подобная эмоциональность. Да, она прекрасна в своей остроте и многогранности, наверняка дает ощущать окружающее в ином спектре и видеть вещи под более сочными оттенками, но этим нужно уметь управлять, как и любым даром, о котором ты не просил. Без умения управлять, без умения понимать механику воздействий любой, кто нащупает эту точку, может обратить ее во вред. Всегда же есть те, кому нравится любоваться цветком в саду и те, кому она больше нравится в петлице своего пиджака. А роза... Она всегда пахнет розой, хоть розой назови ее, хоть нет.
- Это звучит не просто здорово, это реальный шанс повлиять на расследование иностранных коллег.
Он не мешает гостье подняться с кресла и сделать несколько шагов к нему. Не мешает ни жестом, ни взглядом, ни вопросительно поднятыми бровями. Том стоит, как стоял, обернувшись в пол оборота и держа в руках чашку и сигарету. Единственное, что он делает, так это выдыхает тонкую струйку дыма в сторону, чтобы она не попала на девушку. Вот такой незамысловатый и едва заметный жест согласия на сокращение дистанции.
- Закон, мисс Боунс, каким бы совершенным он ни был - это всего лишь инструмент. И если руки тех, кто его использует, растут не из плеч, то результат может быть только один: инструмент работает плохо. - он в очередной раз затягивается и умолкает на долю секунды, чтобы вновь выдохнуть дым куда-то в сторону, - Знаете, мне ещё в школе казалось, что все, чему мы хотим следовать, все наши заветы, границы дозволенного и рамки принципиальности и чести - все это здесь. - Том дотрагивается пальцами до виска, держа между ними почти дотлевшую сигарету, - Когда здесь оно все есть, тогда и инструменты возможно не понадобятся.
Но он тоже не готов говорить о законе. И не только потому, что нынешняя его версия по мнению Тома максимально ущербна. Ему просто хочется переключиться на новую задачу, перешагнуть порог этого кабинета и спустя час пути, вернуться в собственную нормальность, где нет ни бесконечной жажды наживы, ни пульсации жажды власти - одно непреодолимое желание расставить все по своим местам. Кто-то из его окружения - возможно Абраксас - любит приговаривать, что «раньше было лучше». Особенно тогда, когда фигуры на доске еще не перемешались и стояли на своих клетках. Сейчас эти клетки обросли решеткой, а шахматное поле превратилось сначала в минное, а теперь медленно трансформировалось в поле боя. Старшая дочь Сигнуса говорила о войне и в тот момент Лорд был против. Он и сейчас не шьет стяг, чтобы его поднять - он все еще против. Вот только между «быть несогласным» и «не сделать» не стоит знак равенства и это значит, что беречь чистую кровь можно лишь до определённого момента, а затем она все равно прольётся. И его задача, как лидера, подготовить все так, чтобы чистой крови земле досталось по минимуму. В любом случае, Том поклялся, что в будущем будет не хуже, чем в прошлом, а может даже лучше. Но точно не так, как сейчас.
Но сейчас перед ним стоит эта девушка и говорит про желания и фонтаны Рима, что желания эти исполняют.
Если бросить туда монетку. Черт, даже фонтаны не хотят осуществлять мечты бесплатно, превращая такие тонкие материи, как эмоции - в рынок.
Том лично знает тех, кто считает, что все на свете можно купить: верность, преданность, любовь и дружбу. Что достаточно посулить блага и люди кинуться к ногам, пожираемые неистовым чувством обожания к своему благодетелю. Эти продавцы не понимают, что у рынка есть один непреложный закон: ты его участник, пока тебе есть, что предложить. В самом этом постулате нет ничего плохого, он резонный и правомерный в том срезе отношений, каких он касается. Но если копнуть глубже и слегка перефразировать, то на выходе остаётся пустая скорлупа - ты нужен, пока тебе есть, что отдать. И еще глубже: нужен не ты, а твои блага. Протяни руку, передай свое другому и вот уже обожание сместит вектор на нового обладателя и благодетеля, когда как ты останешься пустым местом - просто оболочкой, - коими ты вестимо всегда и был, раз считаешь, что на рынке можно купить безусловную верность или любовь. Христос не сразу превращал воду в вино и ему нечего было дать тем, кто шел за ним, кроме веры в него и знаний. При этом сколько королей и властителей топили своих фаворитов в дарах и милостях, но их все равно предавали и никто не взошел на крест за ними и ради них. И казалось бы, верующие должны были бы вынести хоть какую-то мораль из этого, но нет, ее выносят далеко не все, предпочитая прятаться за ширмой от одной простой истины: любят не за что-то, а вопреки всему и по-настоящему идут только за личностью.
Алый огонек сигареты догорел до фильтра, обжигая пальцы. Том, на секунду растворившись в своих собственных мыслях, вновь с фокусировался на девушке. Она все еще выглядела смущенной и скованной, но то, что она говорила - было смело и Том кивнул, подтверждая собственные выводы об ее характере. И обо всем остальном. Нет, фонтан Треви пока что точно не значился в его рабочем расписании, но это не означало, что она его не увидит. При чем в совершенно новом статусе.
- Боюсь, что я поехать не смогу. - мужчина тушит окурок о хрусталь стоящей на подоконнике пепельницы и полностью разворачивается к собеседнице, - В конце концов, что делать дипломату на допросе? А вот помощнику заместителя главы отдела по вопросам международных преступлений там будет самое место, как считаете?
Сам он считал, что да и верил, что она справится. Та самая ее чуйка, про которую ходили шёпотки по углам и которая вызывала во многих лишь снисходительные улыбки, в самом Томе улыбок не вызывала. В конечном счете он прекрасно знал, как эта чуйка может спасать жизнь и превращаться в настоящее оружие, а оружие, как и магия, не имеет доброй или злой окраски. Вопрос только в том, ради и во имя чего оно стреляет. В ее руках мужчина был уверен.
-  Я не буду писать письмо, а схожу лично к мистеру Личу и мистеру Роули. Уверен, мы все решим. Но Вам предстоит пройти пару собеседований, - Том хочет добавить, что формальных и чисто ради протокола, но не произносит этого вслух, считая, что его взгляд отлично справляется и без рта, - Сначала с Вашим операционным начальником, затем - с непосредственным. Вы же знаете, что этот отдел напрямую подчиняется Главе Аврората? - он уверен, что она знает и это, но взгляд все так же не отрывается от ее лица, прочерчивая привычную диагональ «сверху вниз», - А после будет составлено ходатайство на Ваш перевод и Вы вступите в должность. - Том на мгновение отворачивается, чтобы поплотнее закрыть окно и расправить штору, - На все про все около недели. За это время будет сформирована оперативная группа, которую Вы возглавите в поездке в Италию, где будете участвовать на допросе в качестве наблюдателей до тех пор, пока хоть что-то не покажется Вам подозрительным или мало-мальски спущенным на тормозах. Вот тогда Вы сможете действовать согласно нашим внутренним инструкциям, которыми Вас щедро снабдят в Вашем новом отделе. - мужчина говорит все это почти буднично, по интонациям видно, что распоряжения и решения - это то, чем он занимается все свое время, пока не спит. В параллель он думает о том, что вариант со «смертью» был бы более быстрым и эффективным. Но ты еще слишком по ту сторону черты, Мира, еще слишком не-моя. - И чтобы как-то сгладить впечатления о фонтане... Давайте прогуляемся? Вы любите пешие прогулки? - он вспоминает кое о чем и тянется к столу, отодвигая скрывающие монетку от взгляда папки и бумаги, - Вот. Бросите это в фонтан и загадаете свое желание. Говорят, они действительно сбываются. - мужчина тепло щурится и берет ее руку в свою, оставляя на ладони галеон, успевший блеснуть золотом в последних лучах солнца перед тем, как он своей рукой сжал чужую ладонь в кулак.