Настроение не заладилось с утра.
Ещё вчера Андромеда почувствовала то самое непередаваемое, иррациональное, прохладно-тревожное "что-то не так". Привычный, хорошо распланированный, удобный распорядок бытия вдруг начал давать сбой на ровном месте; это проявлялось в мелочах, на первый взгляд не стоящих внимания. В невовремя развязавшихся шнурках, в чьей-то неудачной шутке, случайно долетевшей до слуха, в беспокойстве Фриды*; детали сыпались друг на друга, предвещая прорыв в полотне реальности. Андромеда наизусть знала, когда и какой у неё урок, и всё-таки вчера вдруг почему-то пришла на трансфигурацию вместо травологии; удивлённый взгляд профессора Дамблдора из под очков-половинок заставил её почувствовать себя так, как будто она вдруг оказалась в какой-то другой вселенной. Другой — это такой, в которой её быть не должно, но тем не менее она там появилась и тем самым внесла дисгармонию в ход событий.
— Вы перепутали расписание, мисс Блэк? У вас сейчас должна быть травология, насколько мне известно
Пробормотав несвязное извинение, Андромеда успела бросить взгляд в аудиторию. Золотистая макушка Ива Розье была подобна маяку, пылающему во тьме, и всё произошедшее до этого момента вдруг померкло. Стало ясно, почему она здесь. Из-за него. Вот только поговорить об этом с ним вчера у неё так и не получилось. Да и как было к нему подойти? Что сказать? "Мне кажется, что происходит что-то плохое"? Достаточно было и того, что при виде Розье Андромеда теряла вдруг всю свою уверенность, превращаясь в смущённую, напуганную собственными трепетными чувствами девчонку. Влюблённую девчонку.
Не привыкшая игнорировать собственные ощущения — это могло обойтись очень дорого — накануне вечером Меда достала одну из своих колод и уверенной рукой выбросила на стол несколько карт; семёрка мечей, десятка мечей, Башня и Луна. И поверх — восьмёрка жезлов, которая обещала весь этот букет в самое ближайшее время; было ясно, что события будут развиваться стремительно, больше того — процесс уже в разгаре. А она узнала об этом только сегодня.
Вчера.
Сейчас же Андромеда сидела за столиком в "Трёх мётлах" — одна, что было само по себе нетипично; ведь у неё без счёта знакомых, друзей, да просто тех, с кем можно весело провести время. Ключевое слово — весело. А с кем его проводить, когда наоборот? При том, что ты даже причины толком не знаешь. Паршивое чувство, надо сказать! И вот именно сейчас очень хотелось поговорить с кем-нибудь, просто чтобы не держать всё в себе.
Да что всё-то? Ничего ж не происходит
Однако, оно происходило. Где-то на глубине, там, где ей было не видно. И от этого становилось не на шутку тревожно.

*Фрида - ящерица

Отредактировано Andromeda V. Black (2025-04-24 09:39:13)

Две кружки сливочного пива, со стуком приземлившиеся на столешницу, стали весомым аргументом для того, чтобы переключить внимание с собственных паршивых ощущений на объективную реальность. Да впрочем, переключить Андромеду было не так уж сложно: она не имела привычки слишком увлекаться рефлексией. Улыбающееся лицо сестры и нехороший огонёк в её глазах подействовали благотворно — Андромеда усмехнулась, фыркнула, словно говоря: "да вот ещё, стану я из-за кого-то обижаться" — и потянулась к кружке со сливочным пивом, пряча остатки мрачных мыслей в тени улыбки.
Расстраивать сестру не хотелось, равно как и не хотелось её грузить. Все эти чувства, предчувствия, эмоции — тёмный лес, разобраться в котором и самому-то бывает непросто, а что уж говорить о ком-то другом.
Вслед за улыбкой, вспыхнувшей словно яркий огонёк, радостно пожирающий пучок сухой соломы, последовал тяжёлый вздох. За ним - на жестком контрасте - меткий, быстрый взгляд, весёлый, но...
Слишком блестящий.
Если бы всё было так просто! Если бы можно было просто взять и прибить того, из-за кого ей так тревожно! Признаться, Андромеда не возражала бы против того, чтобы прибить даже не этого кого-то, а собственные чувства, которые не доставляли ей сейчас ни капли радости.
— Да если бы я знала — говорит наконец она, поднимая кружку сливочного пива обеими руками и поднося прохладное стекло к губам. Ровный, тягучий, глубокий вкус, сладкий, но не приторный; от него сразу становится теплее, и вместе с теплом приходит предположение, вера, что всё не так уж плохо. Это просто невозможно в принципе, когда рядом есть кто-то, готовый убить твоего обидчика.
— Плохой расклад на картах и очень неприятные предчувствия. Должно произойти что-то, что разрушит мою привычную жизнь.
И это как-то связано с моим женихом.
— Я редко ошибаюсь, к сожалению. Что-то происходит, оно касается меня, а я даже не знаю, что это. Терпеть не могу неизвестность.
Того, что сестра может над ней посмеяться, Андромеда не боялась; это исключено. Она давно уже привыкла говорить о своих ощущениях открыто; ведь это была её часть. Как музыкальный слух или математическое мышление. К тому же, вот сейчас она смогла очень чётко и ясно сформулировать то, что её беспокоило. Неизвестность.
Врага надо встречать лицом к лицу. Когда же он прячется в тени — ты этой возможности лишаешься.

Беллатрикс говорит странные вещи. Разрушать привычное — неплохо? Нет, Андромеда и сама в глубине души так считала, и всё же старалась не озвучивать подобные смелые утверждения вслух, да и разрушать что-либо ей пока ещё не приходилось. Ну нельзя же назвать революцией её утренние полёты на метле или занятия фехтованием? В их семье, насквозь пронизанной традициями, было принято сохранять и блюсти, а уж никак не рушить; и при всём своём свободолюбии Андромеда искренне старалась быть достойной представительницей семьи Блэк. Единственное, что действительно могло толкнуть её на скользкую дорожку — это договорной брак с неприятным ей человеком, но Меде повезло и здесь: лучшего суженого, чем Ив Розье, трудно было пожелать. Сам того не зная, её юный жених служил надёжным предохранителем от разного рода импульсивных глупостей, удерживая опасно-бурный темперамент Андромеды  в пределах допустимых берегов. И для этого ему даже делать ничего было не нужно — достаточно просто быть. А сейчас? Что такого должно произойти сейчас, чтобы эта дамба — эта вавилонская башня — рухнула?
Андромеда внимательно слушает сестру и конечно, отмечает нетипичную тему для беседы. Слова Беллатрикс жирно падают в и без того тяжёлую копилку под названием "не так, как всегда", и реальность уже не просто постепенно меняется: она трещит по швам.
Сестра что-то знала. Иначе не стала бы задавать вопрос, как будто призванный подвести Андромеду к чему-то; или быть может, Беллатрикс сама оказалась в сложной ситуации и нуждалась в совете?
Улыбка была здесь неуместна — слишком серьёзные вещи они собирались обсуждать.
— Счастья?
Меда обхватила руками плотное стекло стакана; вопрос здесь был не в счастье. А в том, насколько жалким человеком нужно быть, чтобы удерживать рядом с собой кого-то против его воли.
Андромеда думала недолго.
— Это омерзительно — уверенно изрекла она, внимательно глядя в лицо сестры и как-будто параллельно размышляя, что на самом деле имела в виду Беллатрикс, формулируя вопрос вот так. — Я бы никогда не стала удерживать того, кто меня не любит.
Конечно, можно было вспомнить разговоры с матерью, которая не раз говорила, что настоящая любовь мало общего имеет с влюблённостью, всегда сопровождающейся бурными излияниями чувств.  Любовь — это прежде всего то, как ты действуешь, а потом уже твои эмоции, как следствие этих действий. Но у Андромеды не было такого опыта и слова матери пока что оставались умозрительной и недосягаемой теорией; зато юношеского максимализма хватало в избытке, и говоря "никогда" она совершенно искреннее в это самое "никогда" верила.
— Но почему ты спрашиваешь о таком?
Ты влюбилась?
Любой может влюбиться и Беллактрикс, конечно, не исключение. Но всё-таки спрашивать напрямую было пока ещё рано.

Андромеда не знает, как это — когда кто-то успешно кого-то добивается; не знает она и того, как именно это нужно делать, и стоит ли; а если нет уверенности, то все попытки обрести взаимность будут обречены на провал. Да и Ивен Розье — не девушка, чтобы его добиваться. Сложно было даже представить, чтобы ему понравилась навязчивая особа, идущая к чужому сердцу напролом. Может быть, с кем-то другим она бы так смогла; с кем-то, кому это действительно нужно. Но Ивен...
Ивен?
О нём же речь?
В груди разливается лёгкий холодок, когда Беллатрикс произносит имя младшего Розье. Сейчас трудно понять, какие именно чувства вызывает у неё монолог сестры, и пока Андромеда пытается, холодок усиливается. И вдруг одним броском захватывает в обжигающие сети встрепенувшееся сердце, словно убийца, выскочивший из тёмного переулка. Какое-то мгновение Меда ничего не видит и не слышит, кроме глухого стука в ушах. Прикосновение тёплых пальцев Беллатрикс возвращает её в реальность, и первое, что совершенно точно чувствует юная Блэк — тугой комок в горле и невозможность (или нежелание?) вымолвить хотя бы слово. Она расстроена, шокирована, удивлена? Ни то, ни другое, ни третье; чувств гораздо больше, но они так плохо осознаются и их так много, что она даже не понимает, что есть что. Сестра говорит что-то про выбор, решения и силу, которой нет у Ива Розье.
Теплые пальцы Беллатрикс, переплетающиеся с её пальцами, сообщают принятие и поддержку, что бы ни случилось, и это действительно помогает Андромеде проглотить первые и самые неприятные секунды, комом вставшие на её пути вперёд.
— Вы с ним об этом говорили? — произносит она наконец. С трудом. 
Слёз пока нет и скорее всего, не будет; только холодеют кончики пальцев, да и не только они. Будто тело потеряло связь с разумом, контролирующим его. Будто его отрезали. А может и будут слёзы, просто пока ещё она и впрямь не понимает, что происходит. Да, Андромеда слышит слова сестры; да она разумеет их умом, но сердце трепыхается в силках, надеясь на то, что это просто какое-то недоразумение, на то, что это неправда. Что - это? Сестра не говорит ничего ужасного. Но почему тогда так больно?
— Он тебе это сказал?
Она не готова думать ни о том, чего хочет от Ива Розье, ни о том, насколько это и в самом деле мерзко —  навязываться, стараясь продолжить путь к сердцу человека, далёкого от тебя как Альтаир от Сириуса. Ей вообще трудно думать сейчас о себе. Почему-то намного важнее понять, чего хочет Ивен. Если он хочет разорвать помолвку, но не имеет на то сил, тогда она сделает ему этот подарок и разорвёт сама. Во имя любви.
При этой мысли сердце ухнуло вниз, сжавшись до невероятно плотной, тяжелой частицы, сорвавшейся в сингулярность; до невозможности сделать вдох. Что это? Так чувствуют себя люди, когда их отвергают?

Отредактировано Andromeda V. Black (2025-05-16 22:08:16)

Андромеда шумно вдохнула, так что затрепетали крылья точёного носа; хотелось прикрыть глаза, нырнув хотя бы на мгновение в темноту, но она специально держала их широко открытыми, вбирая в сознание детали окружающего мира. Когда Беллатрикс успела так фантастически повзрослеть? Она рассуждала так, как будто жила уже давным-давно и всё знала. С чего бы ей знать, например, что никакая любовь не выдержит брака? Да ведь оно и не всегда так, бывают же удачные примеры; да и что плохого в браке как таковом? Конечно, когда он заключается против воли, это наказание, если не сказать, проклятье. Но в том-то и дело, что Андромеда никогда не противилась браку с Розье, он не был ей против шерсти. То, что когда-нибудь они станут мужем и женой, было для неё чем-то самим собой разумеющимся. Таким же привычным и важным, как солнце, которое каждый день восходит над горизонтом. И тут вдруг оказывается, что вот это само собой разумеющееся, живая часть годами выстраиваемой системы — вдруг сходит с орбиты, сбивая своим своеволием все координаты. Даже если бы не было этой глупой девчачьей влюблённости, быть может действительно поверхностной и надуманной, Андромеде всё равно было бы неприятно услышать такое — её жених не хочет брать её в жены, потому что не любит! Подумать только!  Глупость ли — помолвки в колыбели? Сложно называть глупостью то, что легко может сломать тебе хребет. Если она не выйдет замуж за Ивена, отец найдет ей другого жениха, и не факт, что этот выбор понравится Андромеде или хотя бы покажется приемлемым. Сможет ли она просто взять и отказаться в таком случае? Что тогда ей скажут о её праве на свои собственные желания?
О том, что такое на самом деле брак, она так серьёзно не думала; да и как можно представлять себе то, в чём не имеешь опыта?  Всё равно что размышлять о смерти — философствовать можно сколько угодно, но толку?
Сейчас  в свои четырнадцать Андромеда хотела много чего такого, чего ей было нельзя. Например, играть в сборной Слизерина по квиддичу. Улететь ночью в лес и выкупаться в реке, затянутой туманом — под луной и звёздами. Познакомиться с Сидами, что живут в холмах и расщелинах скал. Выбраться в маггловский Лондон и как следует повеселиться там. Андромеде много чего хотелось. Но в её мечтах не было условия, что всё это она делает в одиночестве.  В её юношеском понимании жених, будущий супруг — был прежде всего потенциальным другом, с которым можно разделить все эти приключения; самым близким, таким, от которого совсем нет секретов. Но кто сказал, что Ивен стал бы когда-нибудь таким другом? Был ли их собственный отец другом их матери? Да, ей хотелось иметь вот такого жениха и мужа, такого, каким даже Сигнус Блэк не был для Друэллы Розье. И кажется, она поторопилась назначить эту роль Ивену, с которым, если так подумать, они никогда не были близки. Он даже не счёл нужным поговорить с ней, а вместо этого поговорил с её сестрой — да и то мимоходом, между прочим. И теперь через Беллатрикс сообщал ей, что не любит. Что они вообще могут знать о любви в свои четырнадцать-пятнадцать лет?
Годы, когда можно быть собой, заниматься тем, чего мы хотим.
Её смелая сестра улыбается так, как будто действительно верит в то, что говорит; и эта уверенность такая сильная, терпкая, фундаментальная, что Андромеда вдруг начинает понимать, что это — не просто слова. Шок и растерянность сменяется осторожным, пока ещё не слишком доверчивым, но — интересом. Меда внимательно смотрит в тёмные глаза сестры, впитывая её спокойную, уверенную улыбку. Беллатрикс говорит "мы". Неужели её помолвка — тоже под угрозой срыва?
— Хочешь сказать, что отец не заставит меня выйти замуж за кого-то ещё? Что я смогу просто делать то, что хочу? Я хочу пойти на отборочный матч в сборную по квиддичу.
Вот с этого и стоит начать, с настоящего. Делать то что хочется — сейчас, а не когда-то потом, раз уж разговор зашел о желаниях.
— Злишься на меня? Злись, если так надо.
Темные прямые брови слегка приподнялись в оттенке удивления, и Андромеда впервые фыркнула, издавая уже почти расслабленный смешок.
— Нет, я совсем не злюсь на тебя. Спасибо, что сказала мне об этом вашем разговоре. Но я всё ещё не понимаю. Ты говоришь так, как будто мы можем не выходить замуж, если не хотим. Как будто для нас  это возможно — быть свободными

Отредактировано Andromeda V. Black (2025-05-27 23:09:52)

Хочет ли она всю жизнь быть Блэк? Так ли не хочет выходить замуж? За всю жизнь нельзя поручиться. Но в любом случае лучше, когда важные решения принимаются по доброй воле, а не под давлением родни или общества.
Андромеда всю жизнь считала, что её мужем станет Ив Розье, и было непросто изменить эту картину вот так, за несколько минут; в отсутствии Ивена как её жениха безусловно образовывалась пустота, занять которую хотелось чем угодно, но только не новым кандидатом в мужья. Им — в последнюю очередь. И хотя их с Наследником помолвку пока ещё никто не разрывал, впечатление складывалось такое, что вскоре это обязательно произойдет. Потому что если карты говорили не об этом, то о чём тогда?
— Я всегда думала, что моим мужем будет Ивен. Никого другого в этой роли я не представляла. Мама не раз говорила мне, что если я буду лазать по деревьям и носиться как угорелая, мой жених испугается и откажется от меня. В чём-то она была права!
С губ сорвался легкий, пронзительный смешок. Что ж, если всё так, если то, чем её пугали, всё равно случилось, нет смысла стараться соответствовать тому образу благородной леди, который Друэлла так хотела видеть в своих дочерях. Андромеде всё ещё грустно, что-то внутри всё ещё тянет и болит, но Беллатрикс прижимает её тонкие пальцы к своей щеке, улыбается — и вместе с этой улыбкой в груди разливается спокойное, уверенное тепло, так, что остатки болезненных ощущений растворяются в нём — почти бесследно. Они ещё вернутся, позже; но сейчас вместе с этим теплом приходит ясное понимание, что вот оно и есть любовь. Любовь, которая даёт силы и возвращает душевное равновесие, а не отбирает его. И Меда улыбается, расслабленно и почти счастливо, ощущая, как рушатся выстроенные изнутри стены.
— Я теперь не знаю, хочу ли я замуж. Может быть, когда-то захочу. Может, когда-то стану матерью; не буду зарекаться. Но что я знаю точно — свою семью я люблю. Не вижу ничего плохого в том, чтобы оставаться Блэк и дальше, если с замужеством не сложится.
Забавно, но даже казалось бы незыблемые представления о семье и те претерпевали изменения; ведь Андромеда была свято уверена в том, что о своих странных желаниях — таких, как игра в квиддич — нужно молчать, чтобы не расстраивать не только мать, но и старшую сестру. А теперь вдруг оказывается, что Беллатрикс не только не против, но даже готова помочь! И вроде бы игра — это мелочь, совершенно не сравнимая с такой серьёзной вещью как замужество, но это только кажется, а на самом деле в моменте всё наоборот. Потому что замужество — оно там, где-то в далёком будущем, таком размытом, что даже фигура жениха становится неизвестной переменной. А игра — она сейчас. И Беллатрикс права — нужно учиться желать и понимать своим желаниям цену. Огни, вспыхнувшие в тёмных глазах Андромеды, заплясали, сливаясь с пламенем взгляда напротив. Она недооценивала свою сестру; сестру, которая стоила всех подруг и друзей Меды вместе взятых.
— Беллатрикс, спасибо тебе. С тобой мне ничего не страшно. Я собираюсь не просто пойти на отбор — я обязательно попаду в команду! Наверное это —  главное моё желание сейчас!
И она весело рассмеялась, крепко переплетя свои пальцы с пальцами сестры, сжимая их - сильно, но не слишком, одним этим жестом выражая всё своё отношение к будущим вызовам судьбы, и заодно к сделанному накануне раскладу, который так волновал её ещё пол часа назад.
— И знаешь, если Ивен не хочет быть моим мужем — пошёл он к чёрту. Плакать не буду, обещаю!
И она взялась свободной рукой за кружку со сливочным пивом, делая большой, свободный, вкусный глоток.

Отредактировано Andromeda V. Black (2025-05-31 14:21:49)

Возмущение в голосе Беллатрикс звучит так ярко, что у Андромеды пропадает всякое желание шутить вот так, вспоминая мамины слова; вернее, она думает, что это шутка, но Беллатрикс видит истинную подоплёку её слов, и попадает прямиком в цель. Почему, действительно, она обвиняет себя? Откуда это у неё взялось? С каких пор? В этом было что-то неправильное, лишнее, наносное. Она — Андромеда Блэк — достойна самого лучшего, и не может быть виновата в том, что у Ива Розье появились какие-то свои планы. А потому сестра права — хватит наматывать на кулак сопли, тем более, когда у тебя такая поддержка. Беллатрикс говорит, что на неё можно положиться, и надолго задумывается над чем-то; размышляет, как преподнести Друэлле и отцу восхитительную новость про квиддич?
— Может быть, папа не будет так уж против — произносит Меда, внимательно рассматривая черты лица старшей Блэк — Я ведь уговорила его на фехтование. Мы можем поговорить с ним вместе, когда представится подходящий случай.
Андромеде не хочется перекладывать всю ответственность на сестру; в конце концов — это ведь её желание, значит ей и нужно сказать об этом Сигнусу. А Беллатрикс может встать на её сторону, когда — и если — начнутся возражения. Что до мамы... будет лучше, если с ней поговорит отец.
Беллатрикс вспоминает про больничное крыло, и Андромеда невольно усмехается: да, она знает, что квиддич — травмоопасный вид спорта, что можно свалиться с метлы или получить бладжером в нос. Смущает ли её это? Да ни капли!  А теперь, когда её жених решил от неё отказаться — ни капли вдвойне.
Ну вот, опять она думает о Розье. Проклятый Розье.
Как там говорят, от любви до ненависти один шаг? Нет, ненависти в ней, конечно, нет. Но что-то похожее на злость всё же тлеет на дне того котла, в котором варятся её эмоции. А ещё... Ещё ей вдруг начинает казаться, что она слышит усталость в голосе сестры, и это удивляет Андромеду так, что она отодвигает свои собственные чувства — благо, управляемые и довольно ровные сейчас — в сторону и осознанно фокусируется на Беллатрикс.
— Конечно я помню историю семьи
Она заводит обе руки за шею и, слегка наклонив голову, расстегивает цепочку, на которой висит крупный кулон из лунного камня, огранённый в чернёное серебро.
Спасибо тебе за защиту, малыш; на сегодня сделаем перерыв, хорошо?
И она кладёт кулон в карман, на ходу продолжая говорить:
— Знаешь, я много раз думала о Гекате, о том, каково это — быть её жрицей. И о тех знаниях, которыми владели наши далёкие пра-пра-и ещё много раз пра-бабушки. Как много из этого дошло до нас? И сколько было утеряно из-за....
Из-за того, что наша семья стала как другие
— Из-за новых правил
Андромеда вовсе не считает мужчин бесполезными, нет, они важны, и в принципе — довольно хороши как Главы рода, взять хотя бы их отца, Сигнуса. Но и женщины ничем не хуже. И было бы здорово восстановить те права, которые испокон веков им принадлежали. Но разве это возможно?
Однако задуматься об этом как следует не получается, потому что Беллатрикс уже говорит о кузене, и Меда едва сдерживается, чтобы не поморщиться. Её останавливает всё та же усталость в голосе сестры, а ещё — холодок, струйкой врезающийся в горячий ток крови в её венах.
Тревога.
Ивену нужна помощь? Звучит так, как будто это что-то серьёзное.
— Ты говоришь — помочь? Случилось что-то ещё? Расскажи мне всё.
Она не собирается ни ахать, ни хвататься за голову, ни каким-либо другим способом изображать из себя слабое звено. Она сильная. И конечно, поможет, если потребуется. Хотя, сказать откровенно, ехать к Лестрейнджам ей не хочется, потому что они пугают её. Пугают — и одновременно притягивают, словно Ши из сказок.

Отредактировано Andromeda V. Black (2025-06-04 22:31:03)

С Беллатрикс хорошо. Так, что даже не хочется спрашивать, что сестра имеет в виду говоря, что у Меды есть разрешение и без разговора с отцом. Наверное, она бы хотела и просто с ним поговорить, и не для того даже, чтобы выпросить очередное что-то. Просто она ведь скучала по своему папе здесь, в Хогвартсе. И если так задуматься, Меда точно так же как и Бэллс, не представляла, чтобы он силком тащил свою дочь к алтарю, где её будет ждать какой-нибудь мерзкий старик. Или запрещал играть в квиддич, коли уж ей так этого хочется. Почему она не говорила об этом желании раньше? Наверное, больше всего боялась, что это не понравится даже не папе или маме, а сестре — Беллатрикс. Ведь если достаётся Меде, то почему не достаётся ей? И как же здорово выходило, что Бэллс не против.... Этого и впрямь могло оказаться достаточно. Вернее, и впрямь было достаточно.
Первая волна эмоций схлынула, и вместо боли, горечи, замешательства и злости пришло спокойствие, ровное, как морская гладь в безветренную погоду. Наверное, стоило и с Ивеном поговорить самой. Не для того, чтобы подтвердить или опровергнуть слова сестры — Меда ей верила, не было причин не верить. Но всё-таки у неё оставались вопросы, такие, на которые ответить мог только он.
Ей нравятся слова Беллатрикс об Италии и людях, которые могли там остаться. И особенно откликаются слова о том, что родные боги молчат на чужой земле. Их смысл, такой большой и грустный, звучит эхом колокольного звона, стирая все наносное, эгоистичное, мелкое; напоминая исподволь о том, что нет ничего важнее родственных связей. Может быть поэтому в их семье не принято верить ни в каких богов? Потому что своих они потеряли, как дети — родителей?
Кажется, Меда готова поддержать любое начинание сестры. И почему нет, если её желания, идеи, мысли так созвучны идеям и мыслям самой Андромеды?
— Давай — легко соглашается она, спокойно, без лишнего пыла, без горячности; но звучит это "давай" так серьёзно, что нет никаких сомнений: она и впрямь поедет. — Давай найдём книги и храмы. Об одном храме я знаю  — он большой, в Лагине, на территории древней Карии. Правда, сейчас это Турция — Черное пламя мерно горит под покровом легкой мечтательной поволоки, и лёгкая улыбка вторит этому настроению; о том, что она читает о Гекате и ищет подтверждения существования Колхиды, Меда особенно не распространялась, считая это своей личной причудой. Да, иногда и она любила покопаться в родительской библиотеке, да и в запретную секцию Хогвартса пробираться пробовала. — Но нас ведь это не остановит, да?
Вопрос скорее риторический. И было бы здорово взять и уехать туда на каникулы, тем более что Андромеда чувствует: вот на это она переключится охотно и быстро, забыв обо всех женихах разом. Но имя Ивена вновь звучит в устах сестры, и как не трепыхайся, звучание этих букв буквально утягивает Меду обратно на грешную землю, где о женихах помнят, а раненые сердца болят.
Но он очень боялся
Чего же ты боялся, мой хороший, и почему не рассказал об этом мне? Почему не попросил меня?
Она хмурит темные брови, но не потому, что сердится. Хотя, не будь кузен в опасности, Андромеда сердилась бы ещё как. Подумать только — он говорит по душам не с ней, а с Беллатрикс. Как будто считает Меду просто маленькой девчонкой, с которой нельзя обсудить ничего серьёзного. Это, конечно, было обидно. И она обязательно на него за это пообижается и позлится — потом, когда они с Бэллс его найдут.
— С чего бы герцогу вредить Розье?...— задумчиво произносит она, и поднимает взгляд на Беллатрикс.
— Тогда не будем медлить и сделаем это. Тем более, что я хочу с ним поговорить.

Отредактировано Andromeda V. Black (2025-06-13 22:35:50)