Само собой, в следующий понедельник Беллатрикс идёт в библиотеку сразу после ужина. И, само собой, чувствует себя при этом крайне глупо: до сих пор ее едва ли можно было назвать любительницей старой бумаги. А завсегдатаи подобных мест, способные часами молча сидеть уткнувшись носом в свиток или, ещё хуже, обложившись фолиантами, так и вовсе вызывали ее искреннее недоумение. Ладно бы ещё дряхлые старики, но ее ровесники... Разве не должно в их крови гореть желание двигаться, не застывать на месте ни на секунду, доказывать что-то хотя бы даже самим себе? Сначала Белла искренне верила, что они просто строят из себя невесть что, чтобы быть похожими в глазах однокурсников и профессоров на вновь рожденного и дорвавшегося до мудрости поколений Мерлина. Потом у нее начали закрадываться подозрения, что они это всерьёз.  Окончательно поверить в эти свои догадки что-то мешает ей до сих пор, но в одном она уверилась точно: теперь ей совершенно ясно, где и как зарождаются те самые дряхлые старики.
Бэрк, похоже, разделяет её мнение, потому что в библиотеке его не видно. Ни у входа, чтобы сразу и без предисловий отвести к полке с нужным рецептом, на что Белла втайне надеялась, ни среди многочисленных полок. Беллатрикс проходится мимо них неспеша сначала в одну сторону, до самой Запретной секции, потом в другую - по другой стороне. Забыл! Нет, ещё хуже: заставил ее прийти сюда, чтобы выставить полной дурой. Или "после ужина" у Бэрка - слишком растяжимый период времени, чтобы судить сразу?
Перебирая эти варианты один за другим, уверяясь поочередно то в одном, то в другом, и снова по кругу, она ходит по библиотеке, выбирает наугад книги, чтобы не привлекать в себе лишнего внимания, отходит к другим полкам, берет другие книги и ставит первые на их место. Занятие чрезвычайно полезное и увлекательное, что и говорить. К тому времени, когда она начинает ловить на себе подозрительные взгляды библиотекаря, а внутри ярость формируется в приличных масштабов вулкан, она и замечает на одном из диванов в дальнем углу пылающую макушку под прикрытием какой-то обложки. В прямом смысле слова - под прикрытием, поскольку Бэрк расселся, запрокинув голову на спинку и то ли случайно, то ли для хитровыдуманной маскировки уронив книгу на лицо. Стоит подойти ближе, и видно, как мерно трепещут уголки страниц, сопровождая вырывающееся дыхание едва слышным укоризненным шелестом. Обнаружь Беллатрикс его погруженным в чтение или занятым беседой, она наверняка не раздумывая и в самых возмущенных тонах озвучила бы его имя так, что слышно было бы даже в той самой, Запретной,  а может быть ещё и книгой швырнула бы, чтобы точно не оказаться незамеченной. Ну и конечно, была бы выдворена из читального зала с конфискацией всего набранного. Но сейчас она по-настоящему теряется, так что остается только радоваться, что никто не может наблюдать выражение ее лица. Будить спящих людей - как раз из тех вещей, которые она совершенно не умеет делать. Сон так похож на магию - странную, древнюю, дикую и сильную, сочетающую в себе одновременно иллюзию, целительство, быть может, даже предсказание, и капельку смерти - что прерывать его, даже если прямо сейчас ему поддался всего лишь наглый ирландский король, кажется кощунством.  И еще пару минут она просто стоит и ждет, когда величество соизволит проснуться.
Оно не соизволяет. Даже после того, как Белла подходит ближе, не пытаясь ступать тихо. Даже после того, как возмущенно и шумно выдыхает и раздраженно цокает языком. Даже после того, как водружает книги на полку, которая так удачно загораживает диван от глаз библиотекаря. Тогда она вздыхает и достает палочку. Настроение для того, чтобы будить величество рвотным заклинанием к этому времени окончательно развеивается, так что выписывает в воздухе она не больше, чем пас веселящих чар - самое худшее, что может случиться, - небольшая передозировка.
- Подъём, Бэрк, - командует тихо, - ты обещал!
Что именно он ей обещал, Беллатрикс не уточняет. Вероятно, потому что не обещал он ровным счётом ничего.

Отредактировано Bellatrix T. Black (2025-02-06 20:57:32)

В тронном зале было так тихо, как будто всё королевство умерло разом. Все люди, птицы, деревья. Даже стены и витражи. И он остался один. Среди этой бесконечной тишины и пустоты. Где время как загустевшая кровь, а часы не смеют дышать.
Никто не простит твои грехи, Терренс Теодор Бэрк. Никто и никогда.
Это не было голосом, шепотом, шелестом. Просто тонкой иглой, засевшей где-то в сердце. Его вина. Во всём случившемся была только его вина. Отец отдал ему свой крест. И умер. Из-за него.

Разноцветная мозаика пола. Теперь она словно покрыта инеем. И инеем покрыты оконные стекла. Все ближе и ближе: «Я здесь, мой Король. Здесь нет ничего, кроме нас».

Тишина скользит ледяным поцелуем дементора, тишина пьет его душу. И впору бы закричать, выбежать из проклятого зала, сбросить алый плащ и обод короны с рубинами. Но Бэрк только падает на колени, раскинув руки в стороны, запрокидывает голову, и смеется-смеется-смеется… или, может быть… плачет?

Впрочем, нет. Сегодня это не так. Зал медленно тает. Распадается на сотни золотых пузырьков, летящих вверх. И Терренс слышит какую-то странную музыку. What'd I say? Элвис?! Черт, точно. Он же принёс Уизли граммофон и виниловые пластинки.

Уизли! Тут где-то был чертов гриффиндорец. Это лучше, чем ничего. Что угодно лучше, чем ничего. Чем эта обжигающая душу тишина. И Бэрк срывается с места, хромая, скользя по обледеневшим плитам, перепрыгивая через провалы, разверзшиеся в полу. Пока, наконец, не срывается… вверх. И летит-летит-летит. Ближе. Ещё ближе.
Hey mama, don't you treat me wrong
Come and love your daddy all night long…
Пожалуйста, пожалуйста. Не исчезай.

Бэрк проснулся как-то разом, скидывая книжку с лица, и всё ещё улыбаясь. Асимметрично и нервно, словно только что прыгал с моста в ледяную воду, но выбрался. И теперь вот с каким-то бесконечным удивлением скользил занемевшими от холода пальцами по лицу, шее, груди... Да. Черт возьми! Да!!! Жив. Все ещё жив. Бессмертен.

И даже в гребаном Хогге.

Бэрк не любил, а, если ещё точнее, презирал Хогвартс в точно такой же мере, в какой его презирал покойный Король Карактак. Полезному в семейных делах здесь почти не учили. А на бесполезное было жалко тратить драгоценное время. Ну вот чему он, потомственный отравитель, мог выучиться у того же Слизня? Варить микстуру от кашля?! Больше того, знай профессор о реальных успехах Бэрка по профилю зельеварения, он бы схватился за голову и побежал в Аврорат. А так… здесь пара лишних капель, там щепотка порошка сверх меры, и вот ты уже не звезда рок-н-ролла, как тот же Малфой, а вполне себе середнячок, на который и обращать-то внимания не стоит.

Библиотека Хогга была отдельным разочарованием, поскольку на фоне Бург Кастла и той же лавки Горбина, здесь было разве что «бедненько, но чистенько». А интересные книги, если и были, то хранились исключительно в запретной секции и под подушкой Дамблдора. Не учеба будущего алхимика и темного мага, а сплошной фарс. Так что единственным, что могло заставить Бэрка притащить по лестнице свою королевскую задницу, были сделки.

Сделки Терренс заключал с тем же удовольствием, с каким Уизли трясся над маггловскими вещичками, а Слизнотт тешил свое эго. Собственно, Маро, шутки над окружающими и сделки и были теми тремя китами, на которых хоть как-то жизделось школьное существование ирландского короля. Сейчас ещё появился Ив… Хотя было совершенно непонятно, стоило ли к этому привыкать. Он надолго? И прям на самом деле?! Или же это разовая акция для того, чтобы… э… сменить обстановку?

Бэрк развернулся, скользя соколиным взглядом по библиотеке. Сон уже отпустил, нервная улыбка сползла с лица, а складка между темных бровей разгладилась. Все было хорошо. Это только кошмары, и, чтобы о них забыть, стоило немедленно заняться делами. Например, договоренностями с Беллатрикс Блэк. Если ей нужны были какие-то дополнительные договоренности. В конце концов, не далее как в субботу утром, Терренс самолично отправил приглашение её батюшке, где в самых вежливых фразах приглашал его на Самайн в Бург Кастл. Разумеется, с семьей и любым числом сопровождающих. Разумеется, на гербовой бумаге от лица Короля Коннахта и за официальной подписью опекуна. И, разумеется, ожидал, что после такого жирного шмата уважения, здравомыслящий отец с кучей дочек в активах сильно обдумает предложение человека, при дворе которого в один из дней Самайна пирует вся ирландская знать. Ну или хотя бы обратит внимание на подпись про Короля и Жреца. Ну же, сударь, с Вашим шатким финансовым положением, Вам просто необходим Господь Бог!

А взамен… сделка есть сделка, но Терренс до сих пор не придумал, что попросить взамен. Раз за разом он возвращался к темному пламени в глазах Бэллс, и мысли исчезали, путались вслед за пальцами в её волосах.

Она хотела приехать. Он был бы непротив. Непротив настолько, что даже ничего не сказал Маро. Не посмеялся в обычной манере над глупой девчонкой, не намекнул на двусмысленность прошедшей встречи. И вот теперь искал Блэк по библиотеке цепким соколиным взглядом. Пришла ли?

Искал. И… нашел. Разом меняясь в лице и сжимая ладони в кулак так сильно, что побелели костяшки пальцев.

Они стояли в углу так непристойно близко, что, казалось, не влезет и кончик пера. Бэллс. И Ивен Розье. Его подопечный. Конечно, кому и болтать с девчонками по углам, как не этому лягушатнику. Золотые волосы, стройная талия, место в команде по квиддичу и победы в дуэльном клубе. А ещё аквамариновые глаза, где отражается целый мир.
Больше того, единственный человек, кто смог бы погладить младшего Розье против шерсти, и тот стал его новоиспеченным клиссангом.
Красавчик. Во всех смыслах.

Терренс дернул уголком губ в подобии усмешки. Что ж. Раз уж он был десницей чужой души, то неплохо бы немедленно исполнить свои обязанности хоть на этом поприще. И, чуть прокашлявшись, чтобы вернуть начисто севшему было голосу ровный и доброжелательный тон, Бэрк возвестил на весь зал:
- О, вот вы где, голубки! Совет, любовь, да жреческое благословение.

Ивен конечно знал, что его кузина со странностями и часто бывает не в себе, поэтому не очень удивился ни ее сверкающему взгляду, копьями впивающемуся в его лицо, ни ее идиотскому ответу на его логичный вопрос. По правде говоря, когда он узнал, что сосватан Андромеде, то вознес молитвы всем богам, которых знал по разнообразию книжек, а вот своему лучшему другу искренне посочувствовал. Берт не знал ещё ни одной девчонки, которая была бы настолько неуправляема, поспешна в действиях и с полным отсутствием элементарной логики. Вот и сейчас, вместо того, чтобы просто поделиться информацией и возможно получить помощь не от одного, а сразу от двоих, она лишь выдает своим ртом чушь.
Розье театрально закатывает глаза. В них по мнению Бэрка отражался весь мир, но в данный момент они отражали летящие в него эмоциональные копья.
- Терр, конечно, весельчак, но такие танцы явно вне его интересов, кузина.
Ответ конечно пустой, но что полного можно ответить, если изначальный посыл примерно такого же наполнения? Терренс и танцы? Терренс и танцы на столе? Терренс и танцы на столе профессора?
Каждое слово в этих предложениях было откровенной попыткой идиотничать и она с блеском удается у юной все ещё Блэк.
Время аплодисментов, но вместо них Ив разжимает руку в тот момент, когда раздается знакомый веселый голос человека, умеющего разговаривать сам с собой вслух в лесу. А может и не только.
Терр, попробуй в ванной комнате - там акустика лучше. И публика более благодарная.
Хотя сейчас это явно не была беседа с внутренним - слова про голубков, любовь и какие-то жреческие штучки точно относились к ним, разливаясь звуками по тишине библиотеки. Затих даже привычный сухой шелест переворачиваемых страниц и это окончательно вывело из себя блондина.

Закрытые до этого момента глаза распахиваются и все пойманные зрачками копья отправляются в сторону ирландца, сверкая наконечниками в поисках цели - прямо в чужие соколиные очи, в которых, как на мгновение показалось Иву, плещется ревность? 
- Совсем что ли сдурел над своими котлами? - это первое послание, срывающееся с губ вместе с пиками, как только взгляд находит проснувшегося, - Ничего умнее не придумал? Или это ее веселящие чары так на тебя подействовали, что ты находишь смешным то, что обычно портит репутацию? Придурок.
Катберт кивает головой в сторону кузины, щурясь и разворачиваясь к Бэрку. Если француз и замечает всю гамму эмоций на лице Беллатрикс, то вида не подает. К сожалению или к счастью, но Розье-младший почти всегда однозадачен и сейчас его цель, чтобы децибелы чужого голоса если не заткнулись, то хотя бы понизились до шепота.
И да, он умеет считать шаги… И ровно в три быстрых шага Ив оказывается рядом с рыжим, разглядывая его все с тем же холодным прищуром, который без всяких слов демонстрировал его визави степень восхищения юмористической подоплекой этого очередного захода с земли Св. Патрика. Кажется, ещё немного и цепкие пальцы схватят того за лицо, сожмут щеки до кровоточащих десен и быть может тогда Берту станет по-настоящему смешно. А пока…
- Завязывай с шутками, Бэрк, и лучше расскажи, что ты такого обещал невесте моего друга, раз она приперлась в место, которое ей пришлось искать не иначе как по карте? Ведь это должно быть поистине что-то грандиозное, верно? Смотри, она же сейчас расплачется.

Отредактировано Evan C. Rosier (2025-02-15 11:09:42)

По всеобщему мнению, во всяком случпе, тому, которое время от времени звучит в слизеринской спальне для девочек, в статье "зануда" в многотомной Большой магической энциклопедии новейшего переиздания любой любопытствующий увидит портрет Рудольфуса Лестрейнджа. Беллатрикс не знакома близко с этой энциклопедией, но с этого самого момента заочно считает авторов плохо информированными. И собирается в ближайшее время сообщить экспертам в той самой спальне, что недавно была в библиотеке и теперь совершенно точно знает, что эта статья украшена вопиюще восхитительной улыбкой Ивена Розье.
Нет, она и правда готова поспорить, что после ее слов на лице кузена отображается напряженное размышление о том, мог ли Терренс Бэрк действительно обещать нечто подобное. Танцы - мог или нет? А на столе? А не на каком-нибудь, а именно на указанном? Говорит ли Беллатрикс серьезно? Почему она может не говорить в данный момент серьёзно?
По правде говоря, она почти уверена в том, что Терренс Бэрк способен не только на такие обещания, а куда на большее. Но Ивен приходит к другому выводу. "Вне его интересов" и "портит репутацию" вдобавок. Приговор подписан и заверен в трех экземплярах. Мерлин, ну и скука... Белла поправляет на шее факультетский шарф и собирается сообщить, что, раз оба нашли себе компанию, то она, пожалуй, пойдет, когда Розье делает очень глупую вещь. Сложно понять, что именно толкает его язык в ту сторону, в которую ему не стоило даже думать. Совершенно точно - не стремление к истине: плакать у Беллатрикс получается из рук вон плохо даже тогда, когда глаза жжет нестерпимо, так, что помочь могут только слезы, они просто не желают вырываться наружу. Это шутка? Нет, шутки должны быть смешными, а не смеется совершенно точно никто из присутствующих. Дружеско-родственный подкол, который должен заставить ее показать язык и потрепать кузена по макушке? Нет, Розье не мог ослепнуть настолько, чтобы перепутать ее с Цисси. Но, конечно, это оскорбление, второе за пару минут и на этот раз не то, которое можно стерпеть. Палочка уже и так у нее в руке, и остаётся только выбрать подходящее заклинание - на этот раз точно не связанное с весельем, вот например дать ему полежать под Петрификусом. Рука, с силой, так что аж до злой дрожи, сжимает оружие и начинает пасс. Дуэли в коридорах Хогвартса запрещены, но здесь не коридор, и это совершенно точно не дуэль. На дуэлях благородные господа не бьют в спину, а это именно то, что она собирается сделать.
До того самого момента, пока не спотыкается о слова Бэрка.
Вообще-то тот не говорит ничего особенного, ничего нового, что Розье не должен был бы и сам понимать. Но, может, дело вовсе и не в том, что он говорит, а как. Она не знает, как  объяснить, но чувство, что до сих пор ни один из всех этих благородных господ и из тех, кто до этого названия недотягивает, но все равно гордо носит штаны, - никто из них не делал для нее такого. Не отказывался защищать вот так, совершенно сознательно и аргументированно. Дыхание у нее не перехватывает и сердце удары не пропускает, но зато рука сбивается с пасса. Это заставляет её нахмуриться, но вся злость испаряется куда-то в один момент, а вместо злости голова остаётся набитой вопросами, которые, конечно, она никогда не задаст и на которые не получит ответов. Беллатрикс как раз прячет палочку в футляр на предплечье, когда понимает, что к ней тоже обращаются с вопросом.
- А? Что?
Она перестала слушать где-то после "в состоянии постоять за себя", так что эта фраза, особенно на контрасте с разочаровывающей отповедью про голубков, до сих пор колотится в ушах пульсом. Восстановить чего же от нее хотят, не так просто, но она старается и, кажется, что-то у нее даже выходит. Бэрк хочет, чтобы Ивен остался, она же видит. И она сама никогда ничего не имела против его компании. Особенно когда он не ведёт себя как придурок, которому всё должно сходить с рук за его голубые глаза. Белла пожимает плечами.
- Пусть остается, если больше не будет занудствовать. Если оба не будете.

Ив Розье был в своём репертуаре. Внезапный, резкий. И, как во все последние дни, абсолютно безумный. Кинжальный прищур взгляда, смех не имеющий ничего общего с весельем,  и - без всякого перехода - ярость. Алая, черная, слепая, как море в шторм, как пляска всех девяти дочерей Эгира. На секунду Бэрку даже показалось, что одними словами дело не ограничится: Розье был склонен влезать в эпические битвы куда больше, нежели в словесные перепалки. И от этого ожидания, длинного, как склеенная на концах лента, мучительно закололо в висках, а крест под одеждой стал обжигающе-ледяным.
Ну же, Лягушатник. Ты же хочешь, так бей. Не бойся! Я твой клиссанг, и не буду позорить тебя проигрышем убогому.

Но нет, пальцы блондина не вцепились ни в чье горло, не схватили том поувесистее, и даже не сжали любимую палочку из тиса. Ив продолжил говорить. Хлестать словами, как огненным божьим бичом. Как будто надеялся… на что? На ужас Беллатрикс? На покаяние короля ирландских бандитов? Или, быть может,  просто наслаждался происходящим?! Правду же говорить легко и приятно, а слушать её - тяжело и противно.
“Все, на что тебя хватает — это произносить пылкие речи”
“в честном бою ты не сможешь мне ответить”
“ты можешь... отравить мой компот”
“ее могут довести до слез такие господа, как ты”
“елейно петь в уши красивые речи”
“этот господин — мастер по метанию ножей в спину”

Бэрк чуть приподнял темную бровь, внимательно оценивая каждую следующую фразу. Пора ли прервать столь пламенную речь увесистым пинком или послушать ещё немного?

Но, впрочем, в сказанном не было ничего нового, да и ничего особенно обидного для Главы Рода, чья магия - идеальное оружие профессиональных убийц. Тех, с кем боятся связываться вовсе не за прямое столкновение на дуэли. О нет. Страх приходит куда позднее. Вползает в душу холодной змеёй, оплетает тяжелыми кольцами и душит медленно и с любовью. Ведь тот, кто перешел дорогу Королю Коннахта не может потом спокойно ходить по улицам, есть, спать или вот да… пить компот.

Всё было правдой, безукоризненно-честной в своей неприглядности правдой, неприкрытой, как человек с начисто снятой кожей. И прибавить к этому было решительно нечего.
Хуже того, Бэрки уже рождались лишенными души, и им не нужно было бояться. Никого и ничего. Ни в одном из миров. Interdico te respirare.

Терренс чуть наклонил голову, чувствуя, как прежняя злость отступает. Расходится кругами на воде от брошенного в озеро камня. Всё дальше и дальше. Разглаживая складку между бровей, размыкая сжатые от ярости зубы.

Интересной была не сама правда, а то, когда Ивен Катберт Розье успел к ней приобщиться. В выходные? Ездил к отцу и решил навести справки? Да, это бы всё объяснило. И странную попытку защитить Беллатрикс. И гнев. И ужас от того, что взял обещание стать клиссангом с того, кто не просто не бережет души, а буквально запирает их в Аду, в своём прекрасном Холме, благословенном и проклятом Круахан Ай.

Или ему кто-то что-то сказал уже здесь? Мальсибер, разумеется, знал куда больше, чем любой другой учащийся Хогга. Он был его другом. Единственным, кому Терренс практически доверял и кого безоглядно любил по эту сторону школьного забора. И, если теперь что-то изменилось, это было бы куда страшнее, чем все оскорбления и дуэли разом.

Но нет, нет. Кто угодно, но только не Маро! Верилось, что Мальсибер может перерезать чужое горло столовым ножом, но чтобы он наушничал в спину? Скорее небо рухнет на землю!

Был ещё и третий вариант. Что если Розье откуда-то знал все эти слухи с самого начала, но уже был настолько безумен, что пренебрег ими? Возможно, его суждения теперь настолько подвержены всплескам настроений, что он не может управлять ни собой, ни своими решениями. Да - черт возьми! -  Ивена так колотило в последнее время, что он был способен на любую дичь или глупость. И просить стать клиссангом короля Ада - это просто одна из них.
Кто-нибудь другой видит его странности? Кто-то замечает, кроме меня?

Терренс шел поговорить с Беллатрикс. И, пожалуй, было бы лучше обсудить дела с глазу на глаз. Однако же отпускать Розье в таком состоянии было страшно. Ну куда он пойдет? Крушить мебель? Бегать по потолку? Задирать старших? Не все может сойти с рук так же легко, как сейчас.

Для дуэли с особой королевской крови у Ивена, пожалуй, не хватало уровня знатности. Нет, правда, не звать же Главу Рода Розье из-за школьной перепалки? Но страшны были и не дуэли. В дуэлях есть правила и секунданты. Кто-то, кто сможет остановить твою руку, исправить последствия. Страшен порыв, неконтролируемая вспышка ярости, обиды или боли, тогда, когда нет никого рядом. Никого, кроме твоих демонов.

Голос в голове. Керн. Ивен рассказал в Башне свою историю, но кто мог поручиться, что за чудовища бесятся за радужкой цвета моря? В чем истинная причина этого безумия, и есть ли она та, другая причина? Быть может Розье и искал здесь помощи? Хотел быть замеченным и услышанным. Ну, в этой своей новой бешеной манере.

Это было вероятным. А Блэк просто не повезло оказаться между двух идиотов сразу. Одного - безумного, а другого - завистливого. Ведь, да, больше всего на свете Терренс  хотел бы вот так же стоять, подперев ладонями камень и видеть, как в глазах Беллатрикс зажигается темное пламя. Хотел так сильно, что забыл обо всех делах и обещаниях разом. О безумии Ивена, о долге и даже о собственной невесте - наследнице Манстера.

«Бэрки никогда не останавливаются, если чего-то хотят». Так кем же быть лучше? Пустобрехом или знатной мразью?!

Терренс негромко засмеялся, сверкнув золотыми искрами в глубине соколиных глаз, и кивнул Беллатрикс:
- Что ж. Маски сорваны. Дьявол Теодор Бэрк, Отец Лжи, Балор, Король Ада и предводитель демонов, приветствует тебя, девица Блэк! Садись же рядом и продай душу за курсовик… Кстати, я тут писал твоему отцу. Он упоминал об этом?
Ивен наговорил много всякого, но даже в порыве гнева и бешенства ни разу не назвал свою кузину дурой. А, значит, стоило надеяться, что среди всех этих  кеннингов и экивоков, она правильно поймет заданный вопрос.

- Садись тоже уже, Архангел Михаил. Ведь кто иначе защитит невесту твоего друга от таких, как я?
Бэрк посмотрел на Розье с той же улыбкой и похлопал по дивану рядом с собой.

Естественно Бэрк перевел все в шутку и естественно кузина осталась такой же упрямой и непробиваемой, как вчера. Ни один из них не услышал то, что Катберт хотел сказать и даже смог произнести, вместо того, чтобы выволочь одну за волосы в коридор, а второму разделить рыжую голову надвое. Нет, серьезно, быть может отец прав и разница между магами и магглами действительно невелика, если дело касается таких энергозатратных вещей, как слышать и шевелить мозгами, вместо того, чтобы шевелить языком, мастерски соревнуясь друг с другом в остроумии, иронии и самодовольстве.
В последнем его величеству не мог дать фору никто. Наверное он и вправду думал, что в школе среди тех, кто окружает его бесценную персону нет никого, кто приблизился бы к нему по знатности. Но за всей этой пеленой бахвальства и вечной демонстрацией своей невидимой никому, кроме него самого короны, правитель куска Ирландии либо решил не замечать и игнорировать, либо просто был плох в родовых и геральдических штучках всех остальных, - они же не ирландцы! - но факт остается фактом: он явно не был в курсе о происхождении семьи Розье, иначе не заулыбался бы широко при слове "дуэль". Казалось, что оно несет для него примерно такой же смысл, как собака о шести ногах - что-то невозможное и то, что точно с ним никогда не случиться. И тут был его прокол.
- Скорее Гавриил, - парировал Ив эту характерную для Терренса аллегорию и уселся на край стола, о который совсем недавно чудом не разбилась спелым арбузом голова Падди, - Я уже понял, что одной интересно было разбудить тебя веселящими чарами, чтобы ты проснулся и вел себя, как шут гороховый - может и не нужно было ее останавливать, - здесь он покосился на Бэрка и театрально закатил глаза, уперевшись ладонями в столешницу, - А тебе видимо интересно просто позубоскалить и подраться. Но! - широко улыбнулся Наследник, - Вы же для чего-то тут условились встретиться? Колитесь? Ладно кузина, но ты-то знаешь, что я умею держать язык за зубами. Иначе твои развлечения с зельями уже давно стали достоянием общественности и вылетел бы ты, как пробка из бутылки, но только из Школы.
Слова про плач француз игнорирует полностью, резонно полагая, что жизнь длинная и когда-нибудь даже до Беллатрикс Блэк дойдет истина, но Ивен не легилимент и не читает мыслей. поэтому не в курсе, что у Блэков помолвка - это какая-то страшная тайна. В чем ее страшность блондину так же непонятно, ведь всем известно, что в старых чистокровных семья тебя обручают еще тогда, когда ты толком не можешь сказать "мама" и все эти помолвки - часть древних ритуалов и магических контрактов взрослых, в которых дети принимают участие только своим наличием на этом свете. Вряд ли у Блэков было иначе, а потому ее размышления о том, что кто-то там кому-то что-то сболтнул и чей-то язык ляпнул - полная чушь. Розье не назвал имени вслух и этого было достаточно, а то, что она чья-то невеста - было и так ясно, как божий день. Но если ей азартно это скрывать, то пусть скрывает.
- Давайте уже, хватит мяться и выделываться. Три головы лучше, двух, а я еще и пользуюсь у отца относительно большой свободой в действиях. Относительно кузины точно. Это может быть полезным.

Отредактировано Evan C. Rosier (2025-03-03 11:34:12)

И опять слово достаётся Бэрку, на этот раз потому что он-то конечно знает Ивена лучше, чем Беллатрикс. Ну и пожалуйста, их личное дело. Она с тщательно выверенным безразличием облокачивается на спинку дивана и барабанит по полустертой обивке пальцами где-то за спиной ирландца. Сам собой выходит ритм французской народной песенки про нечистую кровь, пропитывающую поля. Маггловская - но Белле нравится. Может быть, оттого, что она знает, кто подсказывал магглам и слова, и идеи в это полное социальных экспериментов время. А может, потому что неплохо вписывается в ее обычное настроение.
Предложенное ему слово Бэрк берет с каким-то особенным удовольствием - достаточно видеть эту его улыбку и внешнюю расслабленность, под тонкой коркой которой, похоже, бурлят мысли, взгляду Беллатрикс совершенно не доступные, как бы старательно она сейчас его этим самым взглядом ни сверлила.
Но он говорит правду.
Или нет?
Или всё-таки да?!
Беллатрикс окончательно путается - то ли в паутине, то ли в нитях, которые как к рукам и ногам марионетки привязал к ней кто-то. Кто-то, кто смог, кто-то, кто сильнее неё, кто-то, уважение к кому неотделимо от злости за свою слабость и растерянность. За непонимание большинства этих слизеринских штучек, без которых в хорошем обществе никогда не станешь своим. За свой страх недотянуть и за страх показать свой страх. В общем, поводов восхищенно злиться на развалившееся на диване величество у Беллатрикс хоть отбавляй. И главный - это то, что он не хочет просто взять и поделиться с ней тем, что есть у него. А ведь не обеднеет же!
Лучше ли в этом случае три головы - сложно сказать. Разве что, если в голове кузена всё это время тоже скрывалась нужная информация, а сейчас он вдруг решит ею поделиться. Но эти рассуждения уже кажутся слишком сложными. Любые кажутся чересчур сложными, когда закипающая внутри ярость срывает с котла крышку. Школа, оборотка - он смеётся над ней, не иначе.
- Хватит, - Белла хлопает ладонью по спинке дивана. Выходит не особенно впечатляюще, но достаточно для того, что те, кто действительно претендуют на то, что знают её, оценили категоричность. - Хватит говорить обо мне так, как будто меня здесь нет! И нет, я не хочу ждать до лета, и до Самайна - не хочу. Керн, жрец, гейсы, праздники...  Я хочу... понимать тебя, Бэрк. Увидеть тебя. Если ты тоже хочешь, расскажи мне всё.
У Беллатрикс не получается ни правильно вздыхать, ни вовремя заплакать, чтобы добиться своего. С родителями всё просто: если это самое своё долго не даётся в руки, значит, получить его попросту невозможно. Вот только за пределами Блэк Клиффа всё иначе, каждый понимает процесс торговли по-своему. И почти никто не говорит прямо. Это сложно, это раздражающе непонятно. Это мешает держать всё под контролем, а контроль Беллатрикс выпускает из рук только тогда, когда уверена в руках, которые могут его подхватить. Даже теперь верить Бэрку настолько, чтобы выговорить это признание в незнании и желании знать вслух, даётся ей с трудом. Что же касается кузена... Беллатрикс сводит брови и указывает на Розье пальцем.
- А ты... Если у тебя и правда есть идеи, я буду тебя слушать.

- Хватит!
Беллатрикс уже начинала злиться, и теперь наконец-то стало заметно их с Ивеном сходство. Просто Розье бесновался в последние дни по поводу и без - как зимнее штормовое море. А Блэк делала это выдержанно и словно бы осознанно, как люди переходят к угрозам, когда не помогает улыбка. Но, впрочем, злость шла ей больше всего. Злость и темный огонь. “Пригласи меня на Самайн на Круахан Ай”. 
-... Я хочу... понимать тебя, Бэрк. Увидеть тебя. Если ты тоже хочешь, расскажи мне всё.

Увидеть, понимать… это звучало так странно. Почти чарующе. Как будто Беллатрикс и в самом деле хотела посмотреть Ад, коснуться пламени, лишенного света, пройти по ивовой роще под крик тысяч и тысяч голосов. Как будто бы всё её существо жаждало ощутить Тьму, скрытую под Круахан Ай. А Тьма под Круахан Ай жаждала ощутить её.

Терренс повернул голову, на секунду сплетая чужой взгляд со своим. Будет ли она в ужасе, когда узнает? Когда поймет, о чем просила? И... ему самому, может, хватило и Ива, считающего своего клиссанга шутом, оберткой и подлецом, бьющим в спину?
Бэрк чуть заметно качнул головой и улыбнулся уголком рта.
Бойтесь своих желаний, они имеют свойство сбываться.
Но, пожалуй, хорошо, что Розье сейчас заговорил первым.

Сложно сказать, давался ли гейс у англичан и французов Керну, контролировался ли им и существовал ли вовсе… В любом случае в Ирландии всё было иначе. Гейсы принимались, налагались на самих себя и друг на друга. Но, конечно, в чем Ивен безусловно был прав, так это в том, что Беллатрикс, не будучи уроженкой Зеленого острова, не могла бы сделать подобное даже в шутку.
Вот только… какая разница? Гейс? Обещание? Контракт? Слово чести? Бэрки всё равно выполняют их все.

Другие вопросы Ивена казались куда сложнее. Но как бы сейчас ни хотелось услышать ответ «с ним», для обещания это тоже было неважно. Как неважно для обещания стать клиссангом, злится Розье, хватается ли за нож или вот, как сейчас, улыбается, погружаясь в топкое золото взгляда.

...Неважно для клятвы, но важно для чести. И честность для Беллатрикс могла бы стоить дороже, чем кажется на первый взгляд.
- А это не имеет значение, Ивен. Самайн ведь один, а я неотделим от Керна. Ведь я же рассказал тебе тогда… а теперь расскажу Беллатрикс.

Постоянно поворачивать голову от одного собеседника к другому было неудобно, и Бэрк переместился чуть дальше к краю, заметно морщась от боли и пытаясь найти хоть сколько-нибудь удобную позу.

- Я ведь не шучу, когда говорю про Балора, Короля или Короля Ада. Не шучу про Жреца. Это даже не совсем метафоры или, точнее, они все придуманы задолго до моего рождения. И даже не шучу о том, что… мертв.
Терренс помнил, как злился Ивен в Башне на все эти фразы, и, хотелось погладить его сейчас по золотым волосам, как погладил бы Крысолова или Кельпи, но это выглядело бы дико даже в куда более безлюдном месте. И потому Бэрк только коротко скользнул взглядом по лицу своего подопечного, и снова развернулся к Беллатрикс.

- В праздник Литы я утонул в водах Огуллы, но сиды вытащили меня и привели к Керну, а тот благословил и вернул в мир. Это могло бы быть сном, но, когда меня нашли на берегу, на моих запястьях были знаки Великого Бога. Это могло бы быть чьей-то шуткой, но когда я короновался, солнце вышло вместе со мной. А в церкви - в христианской церкви, Беллатрикс! - когда мне надевали корону, дверь тихонько открылась, и в солнечном свете показался рогатый силуэт. Нет, я не видел его - на моей спине нет глаз, но видели многие, сидящие в церкви. Что это? Знак? Помешательство? Опиум вместо ладана?!

Терренс секунду помолчал, обдумывая что-то, потом все же негромко добавил:

- По нашим легендам под Круахан Ай находится Ад, а мой перстень с рубином - кровь первого Балора, не человека, но существа, демона. И он до сих пор скрепляет какие-то контракты, которых я даже не видел. Ведь наш последний круг посвящения в двадцать один, Беллатрикс. А мой отец умер в мои четырнадцать. И теперь я не знаю, что из этого правда. Мы зельевары. Нет, не просто зельевары. Ив ведь прав, я умею травить чужой компот. Смерть и есть моя настоящая родовая магия. И я вижу во сне мир под Круахай Ай. Его и другие миры. Но может, я просто безумен, как безумны все зельевары? Как безумен был Зигмунд Бадж?
Терренс медленно качнул головой. Делать такие признания было странно. Как не глядя на карты вытащить туз. К десяти? К одиннадцати? Станет ли он в глазах сокурсников ещё более сумасшедшим, чем теперь. Будет ли ещё больше шуток про жаб и скривленных губ.

Впрочем, неважно. Если все правда, то однажды он станет Великим Королем. Ung Roy, Ung Foy, Ung Loy*. А всё прочее будет пожрано темным пламенем. А, если это безумие, то и тем более неважно. Он будет носить корону и восседать на золоченом троне, и рядом с ним будут все, кого он любит. Даже отец. Даже в самой крохотной камере подземелий Бург Кастл.

- Я могу рассказать тебе все, что хочешь. Ты можешь приехать сама и все потрогать ладонью. Но сейчас я не знаю, что из этого настоящее... А, разве что это.

Бэрк рассмеялся, вытащил из внутреннего кармана булавку и небольшой пузырек из темного стекла и положил их на ладонь Беллатрикс.
- Это то, о чем мы говорили. А ещё то, что следует носить, чтобы восторг твоих мыслей принадлежал лишь тебе.
Булавка была намеренно простой. Такой, какую под одеждой носили все парни в кепи, и даже в самой последней дыре никому бы не пришло в голову ее красть.

-------
* "Один король, одна вера, один закон"

О, да, она действительно хотела этого: не просто узнать про Самайн и "бога нашего Керна", но и узнать это от него и там. Если бы Ив в тот миг знал, он бы обязательно сказал, что Керн намного ближе, почти под боком, стоит лишь заглянуть под завесу сказочного леса, да пройти сначала вдоль Трента, а затем вглубь - к болотам и камням, но Берт еще не знает и поэтому молчит. Он слушает сначала то, что говорит Бэрк, затем ее ответ и на мгновение зажмуривается. Да, она хочет этого. А его клиссанг своими вдохновенными речами лишь подогревает в ней этот опасный интерес. И непонятно, получается ли это у Терренса неосознанно, либо он заведомо знает, что предлагает старшей Блэк. Одно ясно наверняка: сказанное действует, как медленный яд, порабощающий кровь и распускающий в ней свои цветы. Впрочем, совсем смолчать на это не было никаких сил и Ив, медленно сжимая пальцы в тиски кулака, произносит:
- Керн есть не только на Круахан-Ай. - это настолько очевидно, как дышать, ведь если раньше их Рода были внутри всех этих Кругов, но при этом не ездили преступать их черту в Ирландию... - И Керн не сказка.
Катберту не уверен, что побудило в нем произнести эту вторую часть: то ли лицо кузины, охваченное каким-то внутренним свечением, которое всякий раз охватывало ее, когда кто-то из мудрых взрослых рассказывал им - тогда еще совсем малышам - очередную легенду или предание, то ли речь ирландца, раз за разом повторяющего, что он умер и воскрес, как его Христос. Но одно было точно: это не было сказкой, а если и было, то она давно ожила.
Ты сплел из жизни сказку, а мы из сказки боль... Быль! Там должно быть "быль"! Но отчего так больно?
В конечном итоге кузина задает вопрос, которого следовало ожидать. Никто не верит тебе на словах, всегда нужно доказать. Доказать все, что угодно: верность, честность, умение быть полезным. Ив уверен, что одновременно все доказать невозможно, но что-то одно действительно выйдет. Он хочет снова откинуться назад, уперевшись ладонями о столешницу и запрокинуть голову, чтобы посмотреть на нее вновь. Но для этого нужно разжать одеревеневшие от хватки пальцы и кое-что гораздо большее. Например в очередной раз выбрать между долгом, честью и тем, что должно.. И как же его достало, что в последнее время эти понятия друг другу противоречат, ведь так было не всегда. Все началось с проклятого Мабона, когда звук сотни разбившихся бокалов с шампанским превратился для него в набат. Беллатрикс должна была помнить тот скандал - все их любят, когда главными фигурантами выступают не они. В тот день словно провели черту между прошлым и настоящим, и если в первом все было союзно, то во втором Берту почему-то всегда приходилось балансировать на грани. Вот и сейчас он вновь у этой черты - как перед тем камнем, дающим лишь иллюзию выбора, а на самом деле ты уже мертв. Только происходит это не в водах Огуллы. И ты потом вряд ли воскреснешь, как Христос.
"Вправо пойдешь - шею свернешь, влево пойдешь - сгубишь коня, прямо - спасешься сам, но убьешь меня." Или там было "Прямо - погибнешь сам, но спасёшь меня"? Да к черту.
Поэтому Розье не облокачивается о стол и не запрокидывает голову. Он спрыгивает с дивана, находя опору в полу и оборачивается к кузине, посмотрев на нее спокойно, без вызова или злости. Внезапно в моменте он достиг настолько умиротворенного состояния, что сам в это не верил - такая это была редкость в последние недели. Ким бы наверное приравнял его к дзену, но Тальгона рядом не было. Были только люди, являющиеся ему семьей, но таковыми себя не считавшие.
- Ты не Наследник и вольна делать, как знаешь сама, - Ив не собирается пылать речами на тему, что девочка - это тоже часть Рода и зачастую более сокровенная, внутренняя ее часть. Он уверен, что Беллатрикс и так все знает, а если нужно напомнить, то для этого всегда есть отец - Глава этого Рода, - Но сколько я тебя помню, ты всегда хотела им быть. Хотела, чтобы герцог увидел и оценил твое желание и рвение. У тебя все еще есть шанс, а майорат - не приговор, но Наследник, - о, Катберт знал это не понаслышке, - Никогда не волен в своих действиях. В желаниях - может быть. Я все еще хотел бы оставить для себя эту сладкую иллюзию, но не в поступках. Помни об этом и просто будь им.
Розье не продолжает монолога дальше, хотя еще многое мог бы сказать и о Наследниках и о Родах и о том, что в какой-то момент остро понимаешь, как стирается грань между семьей и твоим личным, как ты превращаешься просто в часть корабля. Ведущую, но функцию. И всегда, всегда живешь с оглядкой на Род, забивая свое гвоздями в крышку гроба. Но он уверен, что она знает. Может просто забыла, а может не хочет сейчас об этом думать, ведь соблазн так велик, а Круахан-Ай близок. Как и Самайн. И то, что находилось в отданном флаконе — стирает время и расстояния. Одно неизменно и не вызывает никаких сомнений: Катберт все еще слышит тот звон битого хрусталя и больше не позволит самому себе подвести себя к такому выбору, который ему пришлось сделать в тот день. Он привел его к кошмару во снах и наяву. И одно дело добровольно шагнуть в ад ради того, кто, не задумываясь, прикроет твою спину собой и отдаст жизнь , но совершенно другое - сделать это ради людей, которые смотрят на тебя и не видят ни-че-го, кроме лоснящейся самодовольством рожи. Ни то, что ты им не враг и никогда им не был, ни то, что ты уже, черт возьми, в этом аду. Любой выбор имеет свою цену и цена за этот выбор Иву не по карману - он просто не готов ее платить. И ему бы радоваться. Случись скандал, отец мгновенно разорвет помолвку и у Катберта появится призрачный шанс жениться по любви, а по контракту. Быть может даже на той, какую выберет сам. Ведь это в пять ему было все равно и никто не спрашивал, а в четырнадцать он сумеет надавить на отца... Но почему-то Розье не радостно. Он вспоминает лицо Андромеды: эти вечные кудряшки и огромные глаза, до краёв наполненные любопытством и желанием ему - идиоту и придурку - понравиться. А ведь была еще Цисси...
- Я дам тебе возможность в этом убедиться, - Берт кивает, а может просто качает головой, - Тем, что этот разговор останется здесь, в библиотеке. И будь осторожна. Одна твоя ошибка, Наследник, и ты лишишься права даже на желание им быть. А еще помни, что за твоей спиной Род и у него есть лица. А ты, - аквамариновый взгляд медленно перемещается на Терренса, вливая свои воды в его золото, - Постарайся не дать ей ни единого шанса на ошибку, раз она так тебе дорога.
С этими словами Катберт разворачивается и идет к выходу, минуя ставшие вдруг бесконечными стеллажные пролеты. Его ноги ступают бесшумно, как привыкли за долгие годы, вот только он не идет - движется. Сегодня он снова был на границе, но удержался от сделки с совестью. Финал этой сцены открыт, а второй акт начнется без него. И он все еще надеется, что их Самайн будет лучше его и они смогут вернуться, безошибочно найдя выход из ада.

Отредактировано Evan C. Rosier (2025-03-15 03:47:34)

Беллатрикс обещала слушать, и слушает. И сначала это, кажется, даже даёт плоды: у кузена срывается что-то про Керна, что-то, о чем он, выходит, всегда знал, но никогда и не думал сказать. Она проглатывает это обвинение, чтобы слушать дальше, но - секунда, две - дальше нет ничего.
- Так расскажи!
Ведь что может быть проще, если уже начал, то и не останавливаться, а если не хотел говорить, то и не начинать? Что может быть честнее? Но, заполучив её полное внимание, кузен начинает вещать о наследовании, вот так запросто и без стеснения обнажая те ее желания, о которых она успела по глупости обмолвиться. Даже самой оказаться здесь и сейчас без одежды было бы не так гадко. В конце концов, тело - это всего лишь тело, не особенно отличается от одного человека к другому, а уж тело женское - это и вовсе то, что любой имеет счастье наблюдать первым делом, только оказавшись в этом мире. Но мысли, тем более, мечты, специально запрятаны так, чтобы извлечь их на свет можно было бы только особым искусством, и в процессе, если допустить ошибку, слишком просто уничтожить вместе с сознанием. Они - не для чужих глаз. И если Беллатрикс смогла переступить через себя вчера, не пытаться строить преграды там, где они были попросту безнадежны и лишь потратили бы ее силы впустую, это не значило, что ей было всё равно, что ничего после этого не болело, что всё то же самое она позволит делать с собой любому. Она поджимает губы и с силой растирает по одному каждый палец. Это помогает молчать и помогает удерживать лицо равнодушным, оставляя адское пламя бесноваться только в глазах, но те полуприкрыты ресницами, да и может ли что-то заметить человек, который занят тем, что высказывает Мнение? Она не говорит ничего  ни в ответ на эти нотации, ни на взявшееся из ниоткуда "так дорога", ни на демонстративный уход Ивена, ни даже на признание его правоты Бэрком, хотя последнее всё-таки заставляет взгляд метнуться в его сторону. Но и тогда не спрашивает, в чем же прав кузен. И так понятно, что не в том, что дорога.
Впрочем, Бэрк объясняет и сам. Он говорит много, говорит о поддержке - ну и что, что не обещает её напрямую. Говорит о войне, но не на поле боя, а за ним, - той части войны, которая её скелет, той, в которой Беллатрикс едва ли понимает хоть что-то. Бэрк, оказывается, понимает.
- Как ты добился этого? Того того, чтобы твоя армия не согласилась?
Она поднимается со своего места и отходит на пару шагов, чтобы выглянуть из окна. Обычно картина обычной живой жизни помогает не задерживаться чересчур в своих воздушных замках, а теперь, когда эти замки вовсю пронизывают молнии, это попросту опасно. Вот только на этот раз не работает, и двор школы, посеревший к зиме и почти безлюдный из-за холодного ветра, кажется чем-то куда менее реальным, чем слова, плотным облаком наполняющие этот библиотечный закуток.
- Думаешь, без этого не обойтись? Без настоящей войны за то, что по праву моё?
Нет, войны она не боится. Но война за наследство значит, что против неё, на другой стороне, будут не враги с неизвестными лицами. О нет, лица будут нести в себе те же родовые черты, что несет ее собственное, и это делает поражение особенно болезненным, а победу - особенно абсурдной. Так или иначе, до этой войны ещё далеко, и подумать о ней можно будет завтра. А близко - Бэрк, и он непритворно пытается помочь. Беллатрикс кивает его словам, но рассматривает не его, а пузырек с зельем, катая стекло по ладони и всматриваясь в переливы гущи внутри. Мальчику нужно всего лишь родиться первым. Это почти всегда делает его наследником. Но Беллатрикс не хочет быть наследником, она хочет быть - не сейчас, но смысл только в этом - главой рода, а одно не всегда проистекает из другого.
Бэрк уже стал главой своего. Даже если считает, что не дошел до последней ступени инициации, только потому что она была запланирована на другие годы. Белла видит это иначе. Она видит, что он прошел свою инициацию до конца, и это была инициация не инсценированными ритуалами, в которых едва ли осталась капля магии прошлого, а инициация войной. Поэтому он знает, о чем говорит. Поэтому наверняка, стоит ему только захотеть этого, он покажет Сигнусу Блэку свою Ирландию такой, какой сам видит её - великолепкной и обласканной богом. Вот только один вопрос всё ещё не даёт Беллатрикс покоя.
- Почему ты делаешь это?
Вопрос звучит почти так же, как "зачем" Ивена, но не равен ему. По многим причинам, главная из которых в том, что она, задавая его, доверяет. Поэтому и то, что она говорит потом, она говорит легко.
- Больше всего Андромеда любит свободу. Хотя, наверно, сама пока толком не понимает этого, думая, что просто любит летать. Если у тебя есть покладистый гиппогриф, она будет счастлива познакомиться. Отец восхищается сложной магией, но его сложно ею удивить - это ведь его работа. А ещё он любит... эксперименты.
Об отце она могла бы говорить много. Пожалуй, намного больше, чем выдержал бы Бэрк, потому что, конечно, Сигнус Блэк не помещается в эти два предложения. И не говорит только потому что знает: чем интереснее хочет Бэрк сделать для её отца этот визит, тем меньше ему следует готовиться. Потому что меньше всего Сигнуса Блэка интересуют отрепетированные сценарии.
Беллатрикс легко поглаживает пальцами лежащий в ладонях ответ. Нет, не просто ответ, а намного больше - возможность.
- Расскажи мне больше о том, что значит быть жрецом. Твой бог говорит тебе, что ты должен делать? Или ты сам ищешь путь? Что он даёт тебе и чего хочет взамен? Что ты чувствуешь, зная, что служишь кому-то?

Оба лица. Звучит восхитительно, и только то, что рассматривает Беллатрикс всё что угодно, только не двуликого, мешает восхищению просочиться в её взгляд.
- Должно быть, ты и правда предназначен править этой своей Ирландией. Только родился слишком поздно: с дюжину веков назад мог бы остаться навсегда юным в легендах и балладах. Хотя, наверно, ты такое не любишь.
Но кто сочиняет их теперь, в век политики, взаимных уступок и скуки? Беллатрикс думает о том, есть ли у неё самой два лица. Есть ли хотя бы одно, которое принесет ей поддержку в её деле? Придется ли ей обзавестись маской, которая заменит ей лицо, которая будет вызывать любовь - или, может, ужас? С ужасом, конечно, всё намного проще, но будет ли он так же ценен, как если был бы подкреплен тем самым человеческим лицом? Беллатрикс не уверена, и эта неуверенность ядовитым туманом растворяется в крови, вновь заставляет ее кусать губы и нервно растирать пальцы, щелкая суставами. Она не знает, что ненавидит в себе больше - эту неуверенность или неожиданный укол стыда, когда Бэрк говорит о вспотевших от страха ладонях. Она слишком ясно узнает себя и в бессчетный раз обещает себе если не уничтожить свой собственный страх, то заковать его в шипованный ошейник, посадить на короткую цепь и закрыть в глубине собственной души, так глубоко, чтобы даже его скулёж не доносился.
Бэрк говорит о неизбежной войне, и всё звучит так логично и легко, так естественно и очевидно. Беллатрикс нравится, когда всё просто и понятно. И, наверно, не стоило бы задавать вопрос, но это кажется важным, может быть, важнее, чем всё до этого. Поэтому она спрашивает. Поэтому теперь смотрит прямо в глаза.
- Что бы ты ответил мне об этой войне, если бы земли моего Рода лежали на твоём острове?
Беллатрикс принимает ответы такими, какими их отдаёт ей Бэрк, не споря, не вдаваясь в подробности. Так честнее, так ему не нужно ничего выдумывать, только говорить то, что первое приходит в голову. И почему он хочет её присутствия, о котором она сама же и просила, не так уж важно. Такого ответа достаточно, чтобы улыбнуться, перестать мучать многострадальные пальцы и, не повторяя уже данных обещаний, спрятать колбу в поясную сумку, которая больше внутри, чем снаружи.
То, что он говорит, звучит восхитительно. И на этот раз она не боится поднять взгляд и рассматривать рыжее величество. Незачем опасаться того, что уши начнут гореть, ведь восхищение это теперь принадлежит не ему, о тем дарам, которые щедро отсупает ему его бог. Как странно - боги никогда не были частью жизни Беллатрикс. Одни остались в глубокой древности, другие принадлежали магглам, третьи потеряли свои очертания, когда до них добралась наука, беспощадно препарировав реальность и объяснив каждую магическую эманацию. А Бэрк говорит о боге живом, а не абстрактной идее, о боге дарующем и требующем взамен, а не о пьянящей надежде на того, кто однажды решит все проблемы. Многое в его словах всё так же невозможно понять, но усомниться? Впрочем, кое в чем Белла сомневается с полоборота, хмыкнув скептически.
- Глупость! Почему это ты не подходишь, да и кто вообще мог бы подойти лучше?
Что это - ирландское кокетство? Или Бэрк знаком со страхами и сомнениями так же, как простые смертные, вроде неё? Беллатрикс заправляет за уши волосы и молчит, размышляя над его новым вопросом. Потом кивает своим мыслям и привычно (и откуда они все берутся, такие высоченные? У самих голова не кружится, когда под ноги себе смотрят?) вскидывает голову.
- Я должна откопать где-нибудь приличного менестреля. Будь я проклята, если о тебе не сложат хотя бы одной достойной баллады!

Не нужно было бы воевать. Звучит обоюдоостро. Может быть, она смогла бы спокойно наследовать титул? Смогла бы решать свою судьбу? О нет, даже зная об Ирландии ровно столько, сколько знает, Беллатрикс уверена, что девочки там - та же разменная монета, как бы их ни превозносили на словах. Если бы где-то было иначе, она бы наверняка знала это, но... Во всех остальных случаях "не воевать" значит сложить оружие - добровольно или нет.
Впрочем, пояснение, которым дополняет Бэрк своё высказывание, переворачивает его слова кувырком, заставляет Беллатрикс фыркнуть от смеха и запустить в сторону величества попавшейся под руку вышитой подушкой, которую наверняка притащил сюда кто-то, так же как она полагающий, что самое лучшее, что может дать библиотека - это удобный подоконник и отличный вид.
Вопросы она всё равно задаёт всерьёз, и то, что Бэрк избегает ответов, только прочнее впечатывает их в сознание. Если он только не придумывает все эти истории на ходу (Беллатрикс не знает никого, кто мог бы сочинять их так быстро и одновременно излагать так убедительно), то как можно быть ещё лучшим правителем?
Эти мысли как будто смывает прибоем, когда ее ладонь оказывается в его руке, но они - совсем не то, что может просто раствориться в воде, а это значит, даже если сейчас они на дне, рано или поздно она снова найдёт их на берегу.
Баллады Белла любит не меньше, чем сказки, и конечно, не может не улыбаться, слушая всё то, о чем говорит ей этот невозможный ирландец. Вот только быть новой Клеопатрой или второй королевой Мэдб ей совсем не улыбается. Она хочет быть первой и единственной Беллатрикс Блэк, чтобы ни один, даже самый талантливый рифмоплет не мог бы найти ей подходящего сравнения.
- Значит, я должна узнать, каких жертв хочет Керн на землях Сассекса. Ты ведь понимаешь его. Скажи мне, что я должна сделать, чтобы он увидел меня.
Прикосновение, даже короткое, даёт ту поддержку, которую словами, сколько бы их ни было, дать невозможно. Ту, которая идёт мимо сознания, прямиком в позвоночник, чтобы дать тому силы держаться ровно. Прикосновением легко обмануть, но с чего бы Белле этого бояться? Само собой разумеется, что они с Бэрком играют в одной команде. Так что второй раз она и не спрашивает, почему он хочет помочь ей - теперь не с сомнительной авантюрой, которая могла бы обернуться для обоих большими проблемами, если бы зелье обнаружили, а с землёй. С её землей на пусть и не принадлежащем ей, но её острове.
- В самом деле? А если не просто найти человека, а научить меня с этой землей обращаться, разбирать вместе со мной мои решения, не важно, правильные они или нет. Готов? -  - Тогда я знаю, что попрошу у отца на День рождения.