Это было уже просто невыносимо.
А все началось почти сразу после Мабона и тех идиотских скачек, где ему хоть и удалось выиграть один заезд, но никакого ощущения радости или кипящего в крови азарта не дало.

Гораздо сильнее подстегнул его тот опрокинутый им на герцога Ко’ранжайда фуршетный стол и предшествующая этому жесту паника, которая почти вскрыла ему в моменте вены. Ивен даже думать не хотел, что бы случилось, не сделай он этого, а абрис тех непроглядных кустов шиповника в саду Розье-Холла, куда уверенно повел его отец лучшего друга для принудительного сеанса легилименции, мог бы запросто стать боггартом.

Но боггарт остался прежним, зато после того случая с головой Катберта явно стало не так хорошо, как было и с каждым днем он все сильнее сомневался в том, что ткань его рассудка все ещё цельная, а не трещит по швам под строгим и пронзительным взглядом старшего Лестрейнджа.

Этот карий с прозеленью взгляд и был причиной медленного, но верного помешательства Ива. А потом к нему присоединился голос.

Они преследовали юношу везде, куда бы он ни шел. Было ли то занятие по трансфигурации или урок по уходу за магическими существами - мистер Лестрейндж смотрел и оценивал, и под этим взглядом одновременно хотелось побеждать мантикор и провалиться сквозь землю. Его голос, неотрывно следовавший за проницательным взглядом, давал советы и подсказки, и со временем Берт оценил, что они - рабочие и это осознание лишь ещё больше усугубило положение.
Откуда он мог знать, какую книжку нужно взять в библиотеке, чтобы написать эссе на высший балл? Или ответить так блестяще на уроке по истории магии, оперируя терминами, которых не видел ни в одном учебнике и просто тупо повторил за этим голосом в своей голове?

«А если голос - не порождение моего безумия, то что это, черт возьми, такое? И какого ощипанного авгура со мной это происходит?»

Проходили дни и ситуация не менялась: Ив, который всегда славился своей осанкой и прямым разворотом плеч, казалось, начал даже спать с прямой спиной под этими колючими глазами.
Он стал замкнутым, раздражительным и ему все время казалось, что все вокруг только и делают, что замечают его состояние, показывая пальцем в спину и шушукаясь по углам.

И поначалу Розье очень хотел рассказать все Рудо и отцу - это были два человека, с которыми он делился своими мыслями и чувствами без оглядки на условности или приличия, зная, что его выслушают и поймут. Но именно в этот раз он как огня боялся рассказать про творящееся с ним: казалось, что сейчас понять и принять его сможет только земля. А все остальные просто сдадут его в министерский госпиталь, как ещё не совсем буйно, но уже достаточно для этого  помешанного.

«Я перестану быть дееспособным, отец лишит меня статуса Наследника и я до конца своих дней буду помнить его разочарованный взгляд. Если другой - глубокий и темный - не доконает меня первым.»

А потом все стало ещё хуже. Помимо преследующего его морока днем, ночью Иву начали сниться странные сны. Он буквально проваливался в какое-то место среди деревьев и камней, на которых светились вырезанные символы и руны. И там было Солнце. И было оно с красивыми ветвистыми рогами. А ещё звали его там иначе. Но имя - ещё не суть. Зато внутри него струился свет.

И он держал его на своих коленях, рассказывал Берту истории и поил какими-то зельями прямо с рук и даже, когда мальчик не хотел - вся воля, характер и протест растворялись и исчезали, пока он сидел на его коленях.
В эти мгновения он слушал, как положено и делал, что велено.
А на утро, выныривая из очередного сна, полного непонятных символов, звуков речи на гортанном языке, который он никогда до этого не слышал и запахов различных отваров, Ивен попадал прямиком под внимательный взгляд мистера Лестрейнджа.

«Я попадаю в Ад. Вот, что со мной происходит. Неужели от чувства вины можно там оказаться? А опрокинуть стол с шампанским на отца лучшего друга - сильный грех? Так может мне не в госпиталь нужно, а в церковь? Индульгенцию ещё не отменили?»

Впрочем, Иву было не до смеха, даже если он и пытался изначально мысленно подшучивать над своей ситуацией. С очередным прошедшим днем и пережитой кое-как ночью, юноша лишь острее понимал: если и были шутки, то они уже давно кончились.

«Вот только я так и не понял, где нужно было смеяться.»

Иногда он просыпался ночью в холодном поту, сжимая в кулаках истерзанную пальцами ткань простыни. Наследник не знал, кричал он или нет, но раз никто ни разу его ещё не избил за шум и даже не выказал своего недовольства, состроив отвратительную рожу, то можно считать, что и не кричал.
Но точно ворочался и возможно стонал на грани слышимости.

И в одну из таких ночей Розье снова резко распахнул глаза и ещё несколько мгновений не понимал, где он, словно зависнув между двумя мирами и состояниями, ловя отчаянно ускользающую от него фокусировку взгляда.
Минута.
Другая.
Третья.
Тьма вокруг, если не рассосалась до конца, то хотя бы обрела некоторые очертания и формы: Ив видел полог своей постели, видел постели соседние и слышал мерное дыхание однокурсников, которые могли позволить себе просто спать, а не сходить с ума в его компании. Лишь изредка эту тишину нарушал похожий на хрип раненного ногтейла звук.

«Чтоб тебя живой саван пожрал, Яксли.» - вдруг раздраженно подумал Розье, жалея, что подойти и просто воткнуть ему в горло нож - почему-то запрещено школьными правилами.

Внезапно мистер Лестрейндж нарушил тишину и произнёс блестящую фразу своим четким и тихим голосом: «Когда кто-то храпит - это мешает только окружающим. То же самое, когда кого-то идиот.»
Катберт непроизвольно улыбнулся и кивнул, замечая, что взвившееся в крови бешенство и желание убивать прошли сами собой - почти мгновенно.
«Или не совсем само… Но я так думаю, что пришло время мне прогуляться до Астрономической башни и если Вы настолько словоохотливы и остроумны, герцог, то это место подойдет как нельзя кстати: там я смогу поговорить с вами вербально.»

С этими мыслями Наследник тихо слезает с постели и начинает одеваться, накидывая поверх свитера с горлом ещё и шерстяную школьную мантию. В этой башне в январе стены были покрыты инеем. Сейчас не январь, но особо «теплого» приема Ивен не ждал - тихонько подкрадывался ноябрь, а значит зима близко.

Путь до башни оказался до неприличия быстрым. Будто бы он ходил сюда часто, а не его лучший друг.
Пару раз, пока он шел по коридорам, молясь не столкнуться с ночными дежурными, Иву показалось, что кто-то за ним следит. Но он списал это ощущение на свое общее разболтанное состояние. В его положении в принципе было уже достаточно трудно отличить настоящую слежку от собственных фантазий.

Искомая дверь поддалась быстро, казалось, она его ждала. Берт вошел внутрь и легким шагом подошел к окну, всматриваясь в ночь и укладывая горячие ладони на ледяной камень подоконника. Настоящих окон ему в подземельях очень не хватало. Как не хватало уже нигде воздуха. И выдержки.

Но нет, он не ошибся.
Чужие шаги Ивен распознал задолго до того, как их обладатель оказался на пороге входа в Астрономическую башню. Еще на лестнице Катберту почудилось пошаркивание и скрип песка, зажатого между камнем ступеней и подошвами сапог, но тогда он не остановился, чтобы прислушаться и постараться более тщательно отличить собственную обсессию от реального преследования.

Однако сейчас, когда он остановился и замер у окна, Розье автоматически отделил зерна от плевел, вычленяя не только разрозненные звуки шагов, но и их специфический оттенок. Такой бывает, когда ноги устали и плохо отрываются от земли, еще у детей, не умевших до конца контролировать свое тело, а еще у тех. кому в силу травм нужно подволакивать ногу или хромать.
Дальше было явно проще: таких маленьких детей на территории Хогвартс явно не наблюдалось.

"Если не считать тех бесконечно одаренных умников, которым не надоедает из года в год шутить про чьи-то панталоны."

Те, кто смертельно устал и при этом не сходит с ума, как сам Ив - уже давно спят по постелям, не видя никакой романтики в шатании по ночным коридорам Школы, где их может настичь дежурный, а после - занимательная беседа сначала с деканом, потом с директором и вишенкой на торте - внеплановый отдых в Проучай-комнате - возможно, подвешенным вниз головой за большой палец ноги, если не удастся доказать, что эта ночная прогулка имела жизненно важный резон. А слежка за другим учеником точно такого резона не имела.

Остается хромота. Розье с трудом верил, что кто-то шел за ним случайно, просто внезапно его встретив в собственном ночном променаде и после - увязавшись следом.

"У магглов был такой серийный убийца. Убивал ради компании, но даже у этих магглов нет того, кто ради компании бы следил за непонятно кем в коридорах Хогга."

В общем, когда Терренс оказался на пороге комнаты, у подоконника Ивена уже давно не было. Он бесшумно зашел с тыла, встав у стены, а распахнутая настежь дверь послужила ему своеобразным щитом и мантией-невидимкой одновременно. Даже дыхания его не было слышно, не говоря уже о каких-то иных звуках. Берт затаился, как тигр перед прыжком, превратив все свое тело в одну натянутую до упора тетиву. Наследник не сильно доверял ирландцу и в лучшие свои настроения, а в моменте, когда он всерьез опасался за собственный рассудок и не доверял во многом даже себе - подавно. Инстинктивно Ив тянется к голенищу своего сапога, кривя разочарованно губы: его нож должен был достаться горлу Яксли, раз это единственный способ заставить того заткнуться и перестать издавать эти отвратительные звуки в общей спальне по ночам. Бэрк же спал тихо и какого черта он не спал сейчас?

"Сегодня ночью он тебе не понадобится. Расправь плечи."

Под этим строгим и ровным голосом рука юноши замирает на полпути к сапогу и сам он замирает следом. Все это выглядит максимально глупо, но Наследник беспрекословно слушается, выпрямляясь и держа осанку. Его мантия неимоверно громко шелестит тканью по мнению Берта и он мысленно ругается, поминая всуе и богов и разговорчивые голоса в собственной белобрысой голове - и все это как раз в тот момент, когда специфические шаги уже откровенно слышны, а значит Терренс вот-вот войдет внутрь комнаты, где только слепой Случай и логичный Резон решат, каким образом ирландец из нее выйдет.

"Хорошо, что нож мне не понадобится, мистер Лестрейндж. Окно менее маркий способ, но не менее надежный."

Отредактировано Evan C. Rosier (2024-11-17 01:11:11)

Приблизившись к разделяющей черте в виде незримой линии порога, ирландец вдруг остановился. Розье, все еще стоявший за импровизированной ширмой двери, неслышно усмехнулся, закатывая глаза.
"Неужели испугался, дойдя до конца? Или изволит помолиться?"

Катберт пару раз даже слышал эти негромкие бормотания себе под нос, издаваемые рыжим однокурсником в моменты наивысшей опасности. Например, когда он не выучил, а беспощадный взгляд мадам Макгонагалл так и рыскал в рассаднике физиономий, выискивая очередную жертву для своих сказочных трансфигураций. Или когда молодой мистер Бэрк куда-то опаздывал, а опаздывать он не любил. Ивену и так и эдак было невдомек, чем ему поможет этот идиотский разговор сам с собой, но Бэрк не опаздывал, а значит что-то из этого все же работало.
"А сейчас сработает?"

В следующую секунду, как только затихло специфический звук шагов с подшаркиванием, раздался знакомый голос:
— Ивен. Ты тут?

"Ну естественно я тут, где мне еще быть? Коридор прямой и каменный, как кишка горного тролля, а окно я бы вряд ли смог закрыть даже из прирожденной вежливости, решив полетать с карниза в компании самого себя. Включи голову, ну? Поверни ее."

В этом моменте Наследник открывает глаза и упирается затылком в ледяной камень, ища то ли поддержки, только точки для удара: очередная глупая ситуация, накал которой портит дурацкое поведение однокурсника. Ив всерьез не понимает, как можно быть настолько наивным и неосмотрительным, а главное, как с таким набором характеристик тот вообще дожил до своих лет - тем более в гребаной Ирландии.

Похоже, мистер Лестрейндж в очередной раз оказался прав - убивать или хотя бы даже припугнуть крайними мерами, дабы охладить пыл и стремление шататься за ним по ночам, пропало напрочь. Берт любил азарт погони и щекочущее нервы чувство опасности, здесь же единственными эмоциями были непроходящее удивление и злость на этот голос, который всегда бил в яблочко.

Именно поэтому Ивен, совершенно потеряв энтузиазм тянуться к ножу или дожидаться момента, когда любопытство заставит рыжего сделать пару шагов вперед, чтобы можно было бесшумно зайти со спины и заключить его в крепкий горловой захват руки, просто со всей силы пинает массивную дверь ногой. Розье абсолютно все равно сейчас, ударит она пришедшего с размаху по пустому лбу или он все же успеет ее поймать. Он снова прикрывает глаза и кривит недовольно губы, явно не собираясь пока что отвечать и полагая, что снаряд в виде двери - прекрасный ответ на все вопросы. Как заданные, так и еще торчащие у Бэрка в глотке.

Вновь резко заболела голова и пришлось теснее вдавить затылок в стену, лишь бы хоть как-то уравновесить пульсирующее жилкой на виске давление. Весь ритм его жизни последних недель отдавался и центрировался внутри этой боли и периодических приступов не то тошноты, не то нехватки воздуха. В такие моменты юноше казалось, что боль будет только нарастать и никогда уже его не отпустит, сдавив в итоге череп до характерного треска. Но как и в предыдущие моменты - сейчас помогал холод и твердь. Еще одиночество помогало, но этой составляющей его на сегодня лишили.

"Ну хоть не слышу демонического храпа Яксли - он бы точно взорвал мою голову, а мне бы пришлось взамен забрать у него - его."

Не готов был Ив слышать и голос Бэрка, но выбора уже не было, хотя герцог Ко’ранжайд однажды обмолвился иначе. Впрочем, он ведь может хоть иногда ошибаться, верно?

Ивен слышит, как дверь ударяет вошедшего, слышит, как тот падает на каменный пол, будто мешок с содержимым. Шелест оседающей мантии во внезапно разразившейся тишине комнаты слышен особенно сильно. Берт не уверен, что планировал именно такую силу удара, не уверен, что хотел именно такого эффекта от него. Но то, что случилось - уже случилось. Остается только реагировать и разгребать последствия.
Звучно выругавшись на чистейшем французском и уже совершенно не таясь, Розье моментально распахивает глаза цвета моря и когда звук голоса затихает, пожранный этим ненужным сейчас шелестом, Наследник уже склоняется над упавшим, упираясь коленом в пол. На первый взгляд очевидно, что ирландец в обмороке, но Ив все равно легко трясет его за плечо:
- Эй, Терренс, хватит придуриваться - не так уж и сильно тебя приложило.

"Или сильно и мне придется теперь дежурить возле него до самого утра? Не так я планировал провести эту ночь..."

Пальцы на чужом плече сжимаются сильнее. Ивен вдруг замечает, насколько они замерзли и одеревенели, но не разжимает хватку. Наоборот, он еще активнее трясет лежачего, заставляя его медные с огнем напополам волосы слегка разметаться по шершавой каменной тверди, но безрезультатно - мнящий себя королем, но являющийся ныне герцогом никак не реагирует, безвольной куклой подчиняясь любому движению Наследника. В какое-то мгновение юноше и вовсе кажется, что случилось нечто более неприятное, чем простое беспамятство, пусть и вызванное ударом в лоб массивной двери.

Катберт склоняется ниже и высвобождает часть горла из тисков воротника, прикладывая к ним подушечки пальцев - сильно, с нажимом, пытаясь уловить ими дробь чужого пульса.
"Давай, чертов ты гений слежки..."

Ощущение льнущей в ритмике с той стороны крови, заставляет юношу сначала громко выдохнуть, отметая последствия, которые точно не входили в его планы этой ночью, а затем прикрыть глаза. Он ждал, что знакомый голос как-то прокомментирует неразумность его выходки, но тот молчал, отчего стало то ли пусто, то ли злобно - Ивен никак не мог спрогнозировать и выстроить это в систему, чтобы быть готовым парировать или хотя бы оправдаться.
"В последнее время я делаю это слишком часто... Нужно собраться."

Этот внутренний посыл и потребность Наследник выражает звонкой пощечиной лежащему. Она звучит в тишине башни, как треск ломающейся на морозе ветки. Берт знает этот звук - именно он стал причиной бешеного испуга его лошади когда-то давно. В тот раз он упал и были все шансы, что подняться уже не сможет. Было больно, страшно и в голове постоянно крутилась фраза из старинной книжки про рыцарей, благородных лордов и знатных баронов: "Rise and rise again. Until lambs become lions..."
И он встал. Встанет и Бэрк.

Очередная пощечина, очередной выстрел в пустой комнате и следом голос:
- Если ты сейчас же не придешь в себя, королевич, я начну применять силу.

Отредактировано Evan C. Rosier (2024-11-27 13:48:25)

— А что не поцелуй истинной любви?

Время для своих тупых шуток Бэрк всегда выбирал подстать. И вот сейчас, когда Розье звенит натянутой тетивой и готов применять силу, всерьез считая, что до этого момента он ее совершенно не применял, Терренс выдает очередной свой бесподобный шедевр.
Аквамариновый взгляд стреляет в упор не хуже двух других выстрелов касанием, почти не целясь. Зачем? Вот она цель. лежит и даже пытается шевелиться, что получается у нее гораздо лучше, чем юмор в сочетании с отсутствием мозгов. Потому что только с их отсутствием можно совместить (и оправдать) тот резкий перекат на бок, который зачем-то демонстрирует Розье ирландец. От этого движения у рыжего естественно рассыпается голова, но Берт не видит в этом никакой проблемы - если содержимого нет, то и за футляр переживать не стоит.

- Мне расценивать этот вопрос, как то, что дверь тебя сильно приложила или наоборот недостаточно?
Ивен садится на ледяной пол и едва слышимо выдыхает. Ему вспоминается прошлый январь и пар, что шел изо рта, когда он был здесь в прошлый раз. Сейчас впору снова идти пару, но уже не изо рта, а из ушей - настолько сильна была злость и эта эмоция лилась через радужки его глаз, все еще нацеленных на однокурсника.

- А зачем ты шляешься за мной по ночам? Острых ощущений захотелось?
Наследник отвечает вопросом на вопрос, хоть и в курсе, что это невежливо и отец бы точно лишил его сладкого - хотя бы на один вечер.
"Ему только дай повод...."
Но отца здесь нет и Катберт ждет другой голос, хочет понять, одобряет он или недоволен. Но голос молчит и эта тишина злит сильнее всего: Ив не понимает, этот звуковой вакуум в его голове рожден присутстием Бэрка и или его - Ивена - поведением? А если виноват Бэрк, то не проще ли все же выбросить его в окно и тихо вернуться в общую спальню? Кто подумает на сына уважаемого маркиза, зная, что герцог в последний год всегда создает впечатление того, кто может открыть окно и не смочь уже его закрыть?

Губы блондина усмехаются и живут будто отдельно от взгляда с металлическим блеском - нет, конечно так не пойдет, что бы он там себе не фантазировал. Противодействие всегда должно быть вровень с действием. Во всем нужен баланс и мера. Глупо отвечать окном на слежку, особенно с учетом, что он уже ответил - дверью и пока этого было вполне достаточно.
"Попробуй с ним договориться."

И вот снова: этот голос раздается четко и слышно, Берт даже неосознанно поворачивает голову, ожидая увидеть его обладателя у себя за спиной. Его ладонь, прижатая к полу, медленно собирается в кулак.... Но нет, его там нет и никогда не было...
"И никогда не будет..."
"Будет."
Он попробует договориться - языка же у него два, это сердце одно и Иву кажется, что бьется оно сейчас на всю Башню - набатом.
Dies irae.

— Да пожалуй, что и так. Может и покурить за компанию. Ты-то выглядишь в последние дни, как заядлый наркоман.
- Сделать что? Покурить? За компанию? - с каждым следующим вопросом голос у юноши надрескивался сильнее - будто в пальцах ломали стекло, как плитку шоколада, а зрачки и вовсе расширялись и наплывали на аквамарин радужек, превращая его в персонажа последнего вопроса - треск, - Наркоман? Ты сейчас серьезно, Терр?

Ивен отпружинил от него, судорожно дотрагиваясь до щеки кончиками пальцев, росчерком проведя по коже кожей, задевая губы. Он неотрывно смотрел на ирландца, а черные бездны зрачков подрагивали в такт его пульсу. Казалось, что зашатались стены и пол завибрировал под ним, а Берт все держал руку у щеки, словно подушечки прилипли и их уже было никак не отодрать - только вместе с мясом. Он искал в чужом янтаре опору и ось, но мир явно сдвинулся и движение это было ощутимым и скорее всего уже необратимым...
- Ты можешь рассказать, что точно с тобой не так. У меня есть связи и… средства. Возможно, я смогу как-то тебе помочь.
Хотелось одновременно орать, рыдать и смеяться, запрокинув лицо к потолку, к распахнутому настежь небу - все это в безумном букете и навзрыд, так, будто эмоции сейчас вспорят кожу и явят душу, вывернутую, как исподнее, наизнанку. Катберт не знал, как бывает, когда покуришь наркотики, не знал он и о том, как бывает, когда постепенно сходишь с ума. Сейчас с ним происходило это впервые и Наследник хотел пережить это в одиночестве, думал, что, если сбежит, как дикий зверь, зализывать раны, то никто не заметит и не будет этого ужаса и стыда, что все настолько на поверхности, что все - буквально на его лице и щеках... Но рыжий демон заметил. И не просто молча заметил, он проследил за ним и что-то сейчас такое говорит - что-то абсолютно непристойное, от чего хочется выть и ударить наотмашь, лишь бы он замолчал, ушел, оставил зверя зализывать свою душу в тишине, потому что нет ничего хуже позора, нет ничего страшнее, чем разочаровать отца...

"Нет. Есть."
- Замолчи! Замолчи!! Хватит!!!

Ивен кричит это в голос, отрывая наконец руку и зажимая уши. Он трясет головой и отчаянно отползает глубже, в темноту башни, куда не достает лунный свет. Где не будет видно его перекошенного гримасой злости и ненависти лица. А сейчас она была - ненависть. Он ненавидел этот бархатистый спокойный тембр, поселившийся в его разуме, словно в собственном доме. Его бесило до белой ярости, что он не может вытравить его из себя, не может заставить Лестрейнджа убраться к чертям. Но больше всего его злило другое: где-то там, глубоко и по краю трепыхающегося в агонии нутра, блондин не хотел, чтобы этот голос замолчал. Красной ниткой из крови вился этот кант и он шептал, циркулируя вместе с кармином по венам, о том, что Ив не хочет больше тишины, что с ней он опустеет, а голос этот делает его полным - до краев и готовым вот-вот пролиться... Криком? Кровью? Слезами? Чем?

Словно через вату Наследник слышит треск рвущейся мантии: она зацепилась за каблук сапога и тот буквально разодрал ткань о шершавый камень пола. Но это его не останавливает. Катберт все еще отползает, почти погружаясь в темноту. Она обволакивает его жидким дёгтем; вот он подтягивает к груди колени, обвивает их негнущейся рукой и скрывается уже полностью от света, взгляда и любых оценок. Спина упирается в твердь. Сначала она, потом затылок ищет в стене опору. Ивен вдавливает голову в точно такой же ледяной камень, что и на полу и шумно выдыхает, опуская ее вниз, упираясь в коленки. Выглядит так, словно юноша боится, что она просто упадет с плеч, если он перестанет ее хоть чем-то удерживать. Упадет и разобьется вдребезги, а вместе с ней уйдет и голос...

- Уходи, Терренс. - и снова тот же надтреснутый  охрипший голос - почти шепот. Его слышно в комнате отчетливо, он разрезает звуком расплескавшуюся внезапно здесь молочную тишину, - Никакие связи мне не помогут. - он усмехается, разлепив враз спекшиеся губы и проведя по ним сухим языком, - И средства тоже. "Как будто у меня их нет..." Мне наверное не поможет уже ничего, но последнее, что я бы хотел - это, чтобы кто-то видел, как я...разбиваюсь. Я привык выполнять грязную работу один.

Наследник вспоминает свою мельницу, удушающую жару внутри, полумрак, мерный скрип крыльев и свои ритуалы. Он отчетливо видит, как режет себе плечи, бедра и икры - там, где менее всего заметно сторонним глазам даже летом, как в нос ударяет запах теплого мокрого металла... А потом шлифованные миллионами шагов булыжники обагряются этой красивой красной влагой, помноженной на боль и выплеск темной энергии -  сродни маленькой смерти... В такие моменты он всегда был один и в этот раз юноша дрожал и хотел одиночества. Ему казалось, что она, если не вылечит, то хотя бы даст покоя.
Покоя, которого его внутренний зверь, рычащий в крови и сверкая остротой клыков, не хотел.

Сейчас все его реакции обострились. Он одновременно сфокусировался и на словах ирландца, и на его движениях. Движения были важны - они сокращали дистанцию, которую Розье хотел сохранить, упираясь в ледяную преграду спиной. Ему было нужно, как дышать, - знать, что этот рыжий однокурсник не видит перекосившее судорогой лицо, не слышит прерывистого дыхания, что вырывалось из приоткрытого рта сиплостью пересохшей глотки, не ловит мечущегося в поисках выхода взгляда некогда веселых и озорных глаз.
Глаза эти теперь отблескивали сталью и щерились. Выискивали брешь, чтобы рефлексы сработали точно. И если бы мрак не скрывал все, что он в состоянии был скрыть, то юный Глава Рода смог бы заметить, как напряглись и перекатываются под тканью натянутые струной мышцы...
Да. Движения были важны. И тело Берта напряглось само по себе, на острие инстинкта, готовясь вновь совершить рывок... Быть может последний и роковой. Тот, что поможет не только стереть чужое присутствие, но и свое собственное...

Но важны были и слова.
Их Наследник слушает не менее внимательно, как язык тела - тело. Ивену кажется, что голос, их несущий и льющий в пространство, заполняет окружающую пустоту до краев - полно и туго, будто набивает этими звуками рвущийся по швам мешок.
Эти слова приятные. Они - протянутая рука, желающая дать помощи, жаждущая провести пальцами между ушей оскалившегося зверя. Они льются и создают иллюзию совершенно иного выхода, выхода, где в перспективе не мириады режущих осколков его рассудка и души, а едва брезжущий в конце тоннеля свет. Рычащему и загнанному в угол зверю хочется подставить морду, хочется, чтобы погладили и дали шанс - никто не хочет умирать... Или сходить с ума.
Но Катберт слишком хорошо знает, что иллюзии - суррогат и продаваясь в их власть ты точно так же даешь свою душу на откуп сумасшествию - меняешь шило на мыло и одну боль на другую...

- …но я-то утопился. В Литу. И теперь, мёртвый, навсегда принадлежу Керну.
Это прозвучало, как пощечина. Ивен дернулся и почти зарычал, хватая протянутую и чуть подрагивающую руку в капкан собстенных ледяных пальцев. Его абсолютно не заботило, что эти тиски оставят на коже однокурсника очередную россыпь синяков.
- Что ты несешь?! - рявкает блондин и резко дергает на себя, одновременно уворачиваясь. И вот уже к холодной и влажной от собственной испарины стене прижат ирландец. Прижат крепко ладонью Розье, упирающейся ему в плечо. Его взгляд все тот же, он пробивает им зрачки Терренса - насквозь, невидимыми стрелами пришпиливая голову напротив не менее жестко, чем спину. - Что ты вообще можешь знать о Керне??!

Хватит упоминать Его Имя всуе!...

Слова о Рогатом заставляет пол не просто шататься или крошится. Он медленно превращается в болото. Темное, вязкое и полное туманных мерцающих огней и какие-то из них - это глаза... Они наблюдают за ним и оценивают. Еще один пристальный взгляд под которым хочется съежится и исчезнуть. Или обернуться и выстелить.

"Я не желаю тебе зла - посиди на моих коленях - я покажу тебе, как выглядит Время..."

Этот голос Ив слышит каждую ночь, а еще запахи, прикосновения и рождающие их эмоции - чувствует острее реального, словно важное и нужное поменялись местами, а по небу теперь можно ходить босяком...
Два голоса.
Две тверди.
Две руки.
И одна-единственная пропасть, куда он непременно шагнет, если не остановится.

Наследник шумно вдыхает холодный воздух через нос и медленно выдыхает - уже теплый - в лицо сидящего напротив. Соколиный взгляд в моменте вгрызается в оскал аквамаринового. Он словно ищет в нем подтверждение тому, о чем скажет через мгновение:
- Похоже, ты тоже спятивший, приятель? И быть может именно это не даст нам вцепиться друг другу в глотку, как считаешь? Но если ты мертвый, то я - Матильда Бэгшот и мы сейчас поболтаем о распространении магии на территории Острова в начале IV-V веков. - последнее Берт произносит почти с издевкой, копируя голос преподавателя истории магии и внезапно звонко смеется, хлопая ирландца по свободному от тисков собственных же пальцев плечу. - Иди к черту, Терренс. Мертвый он. Мертвые, знаешь ли, плохо пахнут и не шляются по коридорам ночью, чтобы доставать своих однокурсников. А ты пахнешь... - Катберт приблизил лицо и почти обнюхал Бэрка, не успев даже подумать, насколько, наверное, это выглядит неуместно, впрочем... - табаком, камфорой и чернилами. Не взрыв мечтаний, но и не покойником. Так что завязывай с этими байками. Иначе я тебя загрызу.

Отредактировано Evan C. Rosier (2024-12-23 10:17:36)

"А у нас есть Знания, которых нет ни в одной твоей замшелой книге. Не подходи к нему близко."

Спокойный ровный голос, но Ивена ведет, как от пощечины. Он бы ближе придвинул лицо к ирландцу да и впрямь начал его обнюхивать, если бы не он - голос, что обращался вроде как не к нему, а к пленнику пальцев Катберта, но все равно бил наотмашь.
А теперь его тело вздрагивает и пальцы на плече сжимаются сильнее и резче - слышно, как ткань мантии начинает рваться под напором ногтей. Скорее всего ирландец говорит правду и тот не видит его лица, но Берт видит хорошо, ему заметен соколиный взгляд, в котором одновременно плещутся недоумение, попытки понять и страх. Да, страха в них много, он омывает взгляд Бэрка, как если бы вино в бокале покачивали и размазывали по прозрачности стенок, согревая для еще более насыщенного аромата. Его много и он так замечательно пахнет - букетом из проступившей на лбу и тыльной стороне ладоней испарины пота вкупе с взрывающемся где-то внутри его тела адреналином. Именно он заставляет однокурсника лихорадочно искать выход, думая, что диалог - это он. Тот самый свет в конце тоннеля. Но раз для Ивена его нет, то почему он должен быть для проклятого ирландского Бэрка?

- А я и есть волк. И не надо разговаривать со мной этим своим елейным тоном. Прибереги его для своей паствы.

Розье произносит это вслух и с вызовом - почти рыча, а затем встряхивает сидячего и прижатого к стене, словно пытаясь вразумить или привести в чувство. Неужели он не понимает, что делает только хуже? Что его попытки успокоить блондина, лишь сильнее последнего бесят? Уверуй или умри.
Берт прикрывает глаза и шумно тянет ноздрями воздух, смешивая в своих легких судорожный и теплый выдох рыжего парня. Волевым усильем он разжимает хватку: сначала один палец, затем еще несколько. Движение дается тяжело, фаланги словно окаменели и атрофировались, не желая подчиняться этому приказу, означавшему другому свободу. Намного охотнее они бы вжались глубже, ломая ключицу и выворачивая сустав, но... Но приказ был иным и Розье почему-то остро понимает сейчас, что слово это и значение его - сакрально и по-своему свято для него. Так внезапно и накрепко. Будто было уже на узел завязано и он лишь затянулся, сделав больно.
Приказы должно исполнять.

Ив отстраняется и садится рядом - почти касаясь плечом плеча и с шумом подтягивает колени к груди. Наверное даже хорошо, что тьма все еще владеет комнатой, а лунный луч, если и подползал к ним, как пес провинившийся на брюхе, то делал это медленно. Он точно не успеет до момента, когда настанет рассвет и пожрет его. Ведь солнце всегда побеждает, верно? Оно всегда восстает.

- Теперь послушай ты. - голос разрезает воздух с точностью и остротой скальпеля. Даже не верится, что еще пару минут назад этот юноша был готов раздавить ирландца, как блоху. Или загрызть насмерть, - Я не оборотень. Никто меня не кусал. И фазы луны здесь совершенно не при чем. - здесь Наследник делает паузу, улавливая очередной выдох сидящего рядом, - Твой мечущийся в поисках окна взгляд было трудно не заметить, поверь мне, если бы ты был прав, то мы бы уже не разговаривали. И я бы вряд ли смог остановиться... Но со мной действительно что-то происходит, что-то, чему я не могу найти объяснения.

Катберт поморщился и с силой прикладывается затылком к стене, лохматя и без того взъерошенные волосы. Нет, он не планировал вот так все вываливать, это вообще не было в его стиле, но он титанически устал носить это в себе и быть может, если он разделит это бремя с кем-то, то морок рассеется?
И было бы идеально, если б рядом у стены сидел его лучший друг и Астрономическая башня в очередной раз стала свидетелем обмена тайнами, но это был не Рудольф, а сил молчать уже попросту не осталось.

- Помнишь Мабон? Ты еще забрал чертов кубок, а я - опрокинул чертов стол с шампанским на чертового герцога Коранжайда? - Ив поворачивает голову, улыбается и выглядит это, возможно, даже более безумно, чем то, о чем он скажет мгновением позже,  - Так вот после этого в моей голове поселился его голос. А ночами я начал проваливаться к Рогатому богу. И это, пожалуй, все, что тебе стоит знать о моем оборотничестве. Ну что, похоже? Все еще хочешь прогуляться к окошку? Смотри, не оступись. - тут Розье толкает его плечом и замолкает, укладывая кисти на колени.
Дело сделано и нет пути назад.
Стало ли легче? Он не знал. Но хуже не стало точно.

Пока ирландец и по воле судьбы еще и его однокурсник говорит, Ив продолжает смотреть в темноту. Но для него она не просто беспроглядная молочная бездна, которая стеной отгородила мир от красок и теней. Нет, она живая. Он видит в ней движущиеся частички пыли, которую они оба потревожили своим слишком активным присутствием. Видит сребрящийся на стенах каменный "пот" - эти вековые отполированные и сложенные друг на друга камни могли предсказывать погоду и сейчас они шептали о том, что совсем скоро прольется дождь. Или чьи-то слезы. Лунный же луч, до этого ползший на брюхе и желающий лизнуть носок сапога, внезапно передумал и исчез, найдя себе более интересных и веселых "хозяев". А быть может его просто пожрал угол Башни, кто знает? В конце концов ничего не осталось внутри этой комнаты, кроме двух раздававшихся на грани шепота голосов и этой кружащейся в медленно вальсе пыли. И чего-то очень важного - между. Возможно им был его голос.

А может он и впрямь прав? Может стоит плюнуть, послать к черту этикет и условности и просто поговорить? Задать свои многочисленные вопросы этому взрослому и услышать наконец хоть какие-то ответы. Не в своей голове - наяву?

- Да, это все и правда очень странно. Ты мало похож на какого-то там Жреца, а я, если Керн вздумал и меня приобщить к этому богоугодному ремеслу - и того меньше.
Берт усмехается, чертя что-то пальцем в воздухе. Нет, он не колдует - это не были простейшие бытовые чары, а иных без палочки да еще и внутри Тюряги было опасно и маловероятно наколдовать. Он просто выводит в воздухе символ -
Он преследует его в снах, в тех, где Керн поит юношу из каких-то склянок отвратительными отварами, а адский черный пес рядом с ним беспрестанно воет, задирая клыкастую морду к ночному небу. И во снах этих у пса есть третий глаз - он такой же злой, как и два других и в нем точно так же отражаются звезды.
Ивен не надеется, что Бэрк разглядит линии и поймет начертанное на пустоте, он вообще думает не об этом. Просто всегда, когда он материализует символ в пространстве, голос что-то говорит. Всегда. Но сейчас герцог в голове молчал и Розье кажется, что он его бросил. И в эту секунду изнутри рождается эмоция, Катберт даже не успевает ее осознать, как слова сами срываются с губ, подгоняемые когда-то еще совсем недавно неугомонным языком:
- То есть ты карабкался по этим ступеням ради меня? Чтобы меня от чего-то отговорить? А не из идиотского любопытства и желания поглазеть на рехнувшегося однокурсника? - а затем, не дожидаясь ответа и догадываясь, каким он будет, - Хочешь стать моим клиссангом?
Воистину, два языка - одно сердце и возможно в нем найдется местечко и для этой улыбчивой и бесконечно циничной морды. Не рискнешь - не узнаешь и Ив снова толкает Бэрка в плечо и прислоняется лицом к уху. Его шепот обдает кожу горячим дыханием и даже в темноте понятно, что он улыбается:
- Или все же в окно?

А после улыбки и его ответа - смех. Тихий смех, будто переливы колокольчика, который отражался от стен башни и множился, трансформируясь в шепот. Ивен на мгновение даже захотел укусить рыжего за ухо, а затем потрепать хорошенько, но сдержался и лишь вновь откинулся затылком на камень:

- Ты никогда не встречал его, верно? А оно очень красивое и правильное, просто не отсюда. - Розье потер переносицу, словно собираясь с мыслями, хотя ответ уже давно был в его голове, оставалось лишь озвучить. - Клиссанг переводится с одного древнего языка, как "оруженосец души".  Тот, кто ближе всех, но не по праву крови, а по праву выбора. Как десница. Только десница это почти про политику, а клиссанг - сильно большее. Он охраняет душу и все, что в ней есть.

Одним пружинистым движением Наследник оказывается на ногах и в три легких шага - у все еще закрытого окна. Гулкий звук шагов замирает вместе с шелестом оплетающей икры мантии и комната вновь погружается в тишину. Берт думает о том, что наверное так и должно было быть - вот все это: ситуация, разговор и его внезапное предложение. Такое нельзя спланировать или заставить душу захотеть и выбрать то, что она не хочет. Того, кто ей не нужен... Но случается импульс, он рождает эмоцию и эмоцию эту блондин сейчас предложил странному ирландцу с теплым янтарем глаз и оттого она была самой искренней во всей этой круговерти из непонятного и странного. Она была настоящей - обретшим голос зовом души.

Другой же голос молчал, но Ив больше не злился. Наоборот, внутри него опустилась какая-то вуаль спокойствия и безмятежности. Даже вполне очерченная вероятность, что про эту ночную прогулку узнает директор и они оба попадут с легкой руки завуча в Проучай-комнату его скорее смешила, чем пугала. Черт, он сходил с ума и от тоски по человеку, который выпотрошил бы его, как рыбу, не опрокинь он на него стол и не выйдя из этой щекотливой ситуации красиво, какие еще телесные и ментальные наказания могут сравниться с этим одновременным ощущением пустоты и натянутой нити, идущей прямиком из пупка?
А еще Розье-младший очень остро ощущал правильность происходящего и даже тишина в его голове была с привкусом одобрения, пусть и настороженного - герцог наверняка не был склонен к импульсивности, но он, как и все, когда-то был подростком и совершал свои собственные поступки и Берт был почему-то уверен, что не все они были продиктованы сухой и ледяной логикой. Иначе не было бы в его глазах того красивого болотного огня, означающего, что где-то там, под слоями одежды и плоти, пожар все еще горит, пусть даже разглядеть его дано не всякому. А уж кто разглядел, тому уже не спастись...

Внезапно Катберт резко оборачивается, оставляя вид на горы и озеро за спиной. Он все еще улыбается, но теперь тепло и с озорством, а прищур его по-доброму насмешлив. Он вновь выглядит, как раньше, хоть им обоим понятно, что "как раньше" уже точно не будет. А затем он шагает к все еще сидящему ирландцу и протягивает ему свою руку, чуть склоняясь:
- Ты уже согласился и обратной дороги нет. Но зато есть обратная дорога в общую спальню, пока не заметили наше отсутствие и не выписали пропуск на внеплановый отдых в Проучай-комнате с обязательным набором вправляющих мозги процедур. Мне они вряд ли помогут, как и тебе, и оттого мне кажется, что мы запросто можем обойтись и без этого, согласен? - Ивен подмигивает сокурснику, все еще держа руку наготове, и в этом жесте было нечто большее, чем просто помощь подняться, как в слове "клиссанг" - гораздо большее, чем просто красивое слово на древнем языке. - Если твое колено приказало долго жить, я дотащу тебя на себе, только давай сматываться отсюда. Это место уже выполнило свое предназначение. Что скажешь?