Как бабочка в сирени, на закате,
Вся в аромате…
Я звал тебя среди ночной дремоты,
Еще не зная, кто ты, —
Незримая, во тьме, сквозь покрывала
Ты обжигала,
И я рыдал и рвал зубами ткани
В томлении желаний*

- Она… Она прекрасна! Лучше неё нет никого на свете! Каждый день, как только заканчиваются занятия, я иду к её дому и жду, когда она вернётся. Жду час, два, три. Мне необходимо её видеть, понимаешь? Это… для меня это как воздух. Завтра она уезжает на неделю, в какой-то круиз… Как мне прожить эти семь дней, Пол, скажи мне!
Худой, нервный молодой человек в отчаянии заламывал красивые, тонкие пальцы – не слишком длинные, но каждое их движение было наполнено эмоцией, словно оголённый провод – электрическим зарядом. Его темные глаза лихорадочно блестели, на лбу то и дело выступали капельки пота, которые он вытирал клетчатым платком. Угловатые движения молодого человека казались на первый взгляд нескладными, даже рваными – но при этом одухотворёнными большим чувством, словно ломкий, но талантливый футуристический стих. Он был по-своему прекрасен. Любая оценила бы такое неподдельно-искренние, до звона, до боли чистое чувство. Но только не мисс Лала.
Это был её сценический псевдоним. Вообще-то её звали Люси Брэгг. Когда-то она была настоящей красавицей с прекрасным контральто, и многие мужчины готовы были отдать что угодно за возможность побыть рядом с ней хотя бы час. Но увы, время беспощадно к красивым женщинам; Люси Брэгг старела. И хотя контральто остался, лицо её потеряло былую свежесть. Надо признать – мисс Брэгг отнюдь не была лишена шарма даже в свои сорок девять. Если бы не разгульный образ жизни и страсть к мимолётным увлечениям, она вполне могла бы даже выйти замуж за какого-нибудь почтенного джентльмена, но разве могла певица Лала запереть себя в четырёх стенах, да ещё постоянно отчитываться перед мужем в том, где она и с кем? Черт возьми! Нет! Этому не бывать никогда.
И она изо всех сил старалась быть привлекательной, обворожительной, желанной; в ход шла не только косметика, грамотно подобранная одежда и прически. Этого становилось мало. Молодые привлекательные мужчины уже редко интересовались ею несмотря на все её ухищрения. И тогда в ход пошла магия.
О нет, Лала не была ведьмой. Но она зачастила к так называемым колдуньям. На её счастье, все они оказывались шарлатанками, но стареющая женщина свято верила в силу амулетов, отваров и притирок, что конечно, придавало ей уверенности в себе, но не слишком помогало в поиске молодых любовников. И в общем-то, ничего особенно не менялось, пока мисс Фиби не продала своей клиентке несколько свитков, совершенно пустых, но – по её словам, волшебных. Скрываясь в интригующей тьме, позолоченной тонкими, по-готически стремящимися ввысь языками пламени, колдунья объяснила Лале, что свитки заряжены сильной любовной магией. И если она хочет вызвать в каком-либо мужчине чувства, достаточно написать на свитке имя этого человека, а затем – сжечь артефакт, обязательно в полночь и при полной луне. Мисс Лала так и сделала. Её жертвами стали актёр средних лет, молодой художник и студент докторантуры философии.
Свитки действительно сработали – стареющая певица обрела преданных и верных поклонников, которые готовы были стерпеть от неё все, что угодно, включая систематические измены. Сначала она и впрямь наслаждалась происходящим, но надо ли говорить, что в конце концов всё пошло вкривь и вкось? Уже через два месяца певица пожалела о том, что сделала, но было  поздно: свитки она сожгла, а как вернуть всё обратно, Лала не имела понятия. Колдунья, у которой она купила эти замечательные артефакты, куда-то запропала, и певица осталась один на один с проблемой в виде троих мужчин, ослеплённых любовью к ней.
- Дружище, я не могу больше на это смотреть – говорил невысокий, рослый рабочий в широких брюках и грубой, серой рубашке. Опустив руки в карманы, он широко шагал вслед за своим нервным товарищем, который торопился на очередное свидание к Лала. Она уже месяц как не хотела его видеть, но он не терял надежды всё-таки её заполучить – Я долго молчал, и это моя ошибка. Выкинь её из головы! Дело даже не в том, что она годится тебе в матери, а в том, что она – потаскуха, бессовестная, алчная и блудливая. Она тебя ни во что не ставит, ты ей не нужен!
- Пол, а как ты думаешь, её понравится мой подарок? Я долго выбирал… - Ответствовал молодой человек так, словно вообще не слышал слов товарища, и вытащил из кармана пиджака маленькую серебряную брошь в виде очаровательной стрекозки с тонкими филигранными крылышками. Улыбка, осветившая его лицо, резанула Пола по сердцу, настолько больно  было её видеть.
- Чарли, да послушай же ты меня… - начал было он, как вдруг тот самый Чарли, явно истощенный до предела, схватился за сердце, пошатнулся и медленно осел прямо на тротуар.
- Чарли, что с тобой? Чарли! – Пол был хорошим другом; он действительно любил своего нервного и порой непутёвого, но все-таки очень умного и душевного товарища. И вот сейчас он не на шутку испугался. Люди шли мимо по своим делам, кто-то останавливал взгляд на Чарли, словно думая – пройти мимо или нет?
- Помогите – как-то растерянно пробормотал Пол, который обычно не страдал отсутствием хладнокровия – Помогите! – крикнул он наконец, и поток людей дрогнул, пропуская к товарищам троих неравнодушных: двоих мужчин и одну молодую, светловолосую женщину.

****
Крупные бело-серебряные капли медленно плыли в воздухе, кружась подобно игрушке-мобиле. Они то растягивались, приобретая форму овала, то сжимались, пропуская через себя дневной свет и одновременно отражая его во вне. Направляемые кончиком волшебной палочки, текучие словно ртуть капли плыли против часовой стрелки - эдакие частички бытия, напоминающие об идеальной гармонии космоса. О том, что у этой вселенной есть замысел, непонятный даже волшебникам.
Мира лежала на тахте, скрестив ноги, полностью погруженная в наблюдение за движущимися овалами, полу-овалами и кругами. Длинные светлые волосы едва касались кончиками выложенного паркетом пола. Изящные, словно выточенные из мрамора пальцы легко сжимали волшебную палочку, и только это – а ещё едва заметные движения кисти - говорило о том, что волшебница не потеряла связи с реальностью и о чём-то размышляет. В такие моменты её нельзя было беспокоить, с ней было нельзя разговаривать, и даже лишний шум – вроде некстати искрящейся лампы – мог помешать ей думать. А думала она ощущениями.
Перед её мысленным взором стояло бледное лицо несчастного маггла, доведённого до крайней степени истощения сильной любовной магией. Где-то глубоко, под сердцем гнездилось острое сочувствие к этому человеку, такому уязвимому, тонкому, обманутому. К счастью, он выжил; стараниями колдомедиков действие любовного свитка удалось нейтрализовать. Двое других - художник и актер пострадали не так сильно. К счастью, их удалось разыскать до того, как они оказались в маггловской больнице с нервным истощением. Казалось бы, все живы, инцидент исчерпан. Но делом заинтересовались. Даже если свитки уничтожены и нет других жертв, всё равно, кто-то допустил утечку магических артефактов в мир магглов. Какая она несчастная дура, эта Лала. Впрочем, Мира понимала и её; она ощущала черный, глубокий страх этой женщины. Именно он толкнул её в бездну. Заставил пойти против природы, навредить троим ни в чем не повинным людям. Хорошо ещё, что Мира оказалась в нужное время в нужном месте, а то бы дело могло закончиться куда хуже. Целителям, конечно, пришлось поработать, а всё потому, что маггла сожгла свитки. Нельзя было этого делать. Чтобы снять заклятие, достаточно было написать контр-заклинание прямо там, под именем жертвы. Хорошо хоть пепел удалось найти: певица зачем-то хранила его в шкатулке.
- Я не знала, что всё так обернется – оправдывалась осунувшаяся, изрядно постаревшая брюнетка, сидящая напротив них в старом, выцветшем кресле – Я не хотела никому навредить
О, да… Ещё как хотела. Тебе было приятно видеть, как они мучаются. Ты получала удовольствие.
Заставить мисс Лала говорить труда не составило. Фред – коллега Миры - просто сказал певице, что они пришли предупредить ее о возможных последствиях использования свитков, а дальше не пришлось даже стараться: та перепугалась до полусмерти, и всё им выложила. И про колдунью Фиби, и про дела любовные, и про то, чем всё обернулось. Даже адрес этой Фиби сказала. Они с Фредом как раз недавно оттуда вернулись, и сейчас Мира пыталась в буквальном смысле почувствовать эту женщину. Судя по ощущениям, та просто уехала за город. Похоже, она понятия не имела, что за товар попал к ней в руки. Кстати, в её квартире удалось найти и другие свитки. Большая часть из них оказалась безвредна – обычная искусственно состаренная бумага, красиво перевязанная лентами. Но пять артефактов оказались настоящими; конечно же, они с Фредом их конфисковали. Мозаика начинала складываться, оставалось только найти того, кто продал мисс Фиби эти…хм… любовные штучки.
Длинная овальная капля растянулась в воздухе – и разорвалась, разделяясь надвое.
Горбин и Бэркс.
Светлые брови молодой женщины дрогнули, и слегка сдвинулись к переносице; она нахмурилась и быстро села, свесив ноги с тахты. Едва заметное движение палочкой – и светящиеся капли быстро слились в один тонкий сплошной поток, прицельно направленный в прозрачную склянку, оставленную на столе. Не особенно раздумывая, Мира встала, поправила клетчатую юбку чуть выше колена, обула оставленные на полу белые туфли на невысоком каблуке и направилась к выходу из кабинета, ведомая чистым, незамутнённым ощущением в «Горбин и Бэркс». Что-то подсказывало ей, что Фреда туда брать не стоило.
«Горбин и Бэркс» встретил её дружелюбными, со вкусом оформленными витринами и надписью «Welcome!» на двери. Аккуратно надавив на бронзовую ручку, девушка вошла внутрь, и тонкая трель колокольчика оповестила хозяев о том, что пришёл посетитель. За прилавком пока никого не было, и Мира использовала лишние минуты для того, чтобы оглядеться.

*Хаим Нахман Бялик,
пер. В.Е.Жаботинского

Отредактировано Mira R. Bones (2025-02-23 10:55:29)

Мира любила небольшие, уютные магазинчики, созданные с любовью. Одно время девушка даже задумывалась о том, чтобы переменить род занятий и продавать антиквариат вместе с матерью, но эти мыли были скорее временным порождением усталости и в настоящее намерение так и не вылились. Конечно, она бы не смогла променять свой путь аврора на спокойную жизнь в окружении старых книг, амулетов, посуды и других предметов быта, хранящих в себе отголоски жизней прошлых владельцев. Мисс Боунс ничего не смыслила в торговле и финансах, зато хорошо понимала, что мир, в котором все они живут несовершенен, несмотря на всё прекрасное, что было в нём. Красота восходов, закатов, очарование ночных рощ и водоёмов, дыхание живых существ, пульсация жизни как величайший дар и манифестация абсолютной любви – все это переплеталось с миром, где любовь и сама жизнь разбивается на тысячи острых осколков, где души наполняет жестокость, неистовое желание разрушать, лить кровь, напитывая всё вокруг болью настолько громкой, что её вопль слышен даже спустя сотни, а то и тысячи лет. И всё это туго связано в один клубок под названием Земля. Словно кинжал, брошенный в скручивающийся портал вслед за жизнью. Почему так? Как это остановить? Ответа на этот вопрос не нашёл никто; в этом волшебники, увы, недалеко ушли от магглов. Конечно, аврор средней руки не сможет изменить мир. Но они с Фредом на днях спасли три жизни. В их силах было сделать так, чтобы никто больше не пострадал от нечистого на руку торговца, вложившего волшебный свиток в руки маггловской «колдуньи».
Толком оглядеться в небольшом, тяжёлом по своему настроению зале Мира не успела. Едва встретившись взглядом с блестящими ониксовыми глазами совы, смотревшей на неё с одной из полок, мисс Боунс почувствовала чьё-то внимание, и сразу обернулась, мысленно падая в ощущение контакта с чем-то золотисто-рыжим, теплым обычно – но сейчас словно полным маленьких одиноких по отдельности льдинок.
Так бывало, когда ощущения шли впереди звука или взгляда. Перед ней стоял высокий, по-мальчишески стройный, трагически бледный юноша. Рыжие, почти огненные волосы в контрасте с черным костюмом и этой бледностью транслировали ощущение какого-то просто фатального одиночества, пронзённого звенящим горем. Тонкая, холодная игла прошла сквозь самый центр грудной клетки внезапно, на миг прерывая дыхание и заставляя мисс Боунс забыть о себе; её не было. Были только эти ощущения.
Ровные, безмятежно-мягкие и одновременно серьёзные черты ничем не выдали боли, которую она ощутила почти физически. Мира давно научилась с этим жить и принимать чужое, не смешивая со своим. Она умела закрываться, но далеко не всегда считала нужным это делать. Вот и сейчас девушка пришла в «Горбин и Бэркс» с одной только волшебной палочкой, да небольшим мешочком на поясе. На ней не было ни одного артефакта из стандартного аврорского набора – даже булавка от фоновой легилименции и та лежала где-то в столе, в кабинете. Хотя должна была украшать собой её белую рубашку, застегнутую на все пуговицы, кроме последней.
Юноша сообщил, что он сын; чей? Догадаться было несложно. Память услужливо подбросила момент – когда три или четыре дня назад коллеги обсуждали смерть харизматичного и яркого короля Коннахта, по совместительству владельца магазина неоднозначных артефактов. Броский заголовок в газете, длинный некролог… кажется, она тогда не стала читать.
- Добрый день, мистер Бэрк – Спокойный взгляд карих глаз излучал мягкое тепло, но улыбки в нём не было. И всё-таки, когда уголки губ юноши дрогнули пусть в несчастливой, но всё-таки приветственной попытке улыбнуться, Мира не смогла не ответить – так же, вполовину, почти намёком. – Спасибо.
Предложение пойти сейчас с ним и выпить чаю не выглядело неуместным. По правде говоря, сейчас мисс Боунс не хотела даже озвучивать цель своего визита: это может немного подождать. Но и вводить молодого человека в заблуждение не стоило. Он этого не заслуживал.
- Знаете, я… - она сделала секундную паузу, подбирая слова, но все они казались через чур холодными, а для тёплых была не та дистанция - Мне нужно поговорить с кем-нибудь; с мистером Горбином или с вами. Если вы не хотите говорить сейчас, я подожду мистера Горбина. И чаю выпью с удовольствием.
Она бы на месте юного Бэрка разговаривать не хотела. Хотя, кто знает… может быть и наоборот. Смотря с кем. Девушка отвела взгляд, рассматривая пустующий прилавок и глубоко вдохнув, выдохнула, словно сбрасывая с плеч какой-то груз. Но он не сбрасывался, а наоборот рос, словно снежный ком. Груз нужных, но не высказанных слов.
- Мистер Бэрк. – Это всегда давалось ей тяжело. Настолько, что порой её даже считали равнодушной, а то и грубой, потому что есть вещи, которые обязательно нужно говорить, а она их не говорила – Я искренне вам соболезную.
И вот тут её ровный голос предательски дрогнул, обнаруживая – нет, пока ещё не слёзы – по-настоящему глубокое сопереживание. И вот это было по-настоящему больно. То, что никакие слова даже близко не смогут помочь; и даже самое искреннее сочувствие – ничто, капля в море. Потому что мёртвые никогда не возвращаются. Никогда.

Отредактировано Mira R. Bones (2025-01-23 21:21:13)

Догадываясь, что он принимает её за кого-то, кем она не является, Мира не спешила разубеждать своего юного визави. Не из желания обмануть его, а просто потому, что эта беседа так и должна была развиваться -  свободно, разворачиваясь в пространстве так, как ей угодно. Взаимодействие - штука сложная. Пусти её на самотёк - и все получится; начни прикладывать усилия - в лучшем случае плоды окажутся посредственными. Может быть они и станут верхом мечтаний для кого-то другого. Но не для тебя.
Для того, чтобы всё получалось вот так - само собой, нужно было пребывать в особом состоянии: абсолютной уверенности в успехе и полной готовности к провалу. Когда победа - это важно, и в то же время как будто всё равно.  Сейчас, в моменте, так оно и было. Широкая, пронизанная тонкими золотыми нитями река текла куда-то в бесконечность, спокойно огибая ландшафт, и вдруг резко, без предупреждения оборвалась со скалы вниз, мгновенно превращаясь в ревущий горный поток.
Он наконец ее увидел. Посмотрел так, как будто она - враг, под шумок переступивший границы, чётко очерченные мелом. В каком-то смысле так оно и было. Она действительно переступила черту.
Острый взгляд изучал её черты внимательно и быстро, словно тонкая бритва. Пожалуй, умей он резать взаправду, на лице Миры тотчас появились бы едва видимые глубокие царапины. Она ощущала его внимание физически - плотное, сильное поле, которое одновременно и притягивает, и в то же время как будто пытается оттолкнуть.  Словно электрический заряд, колеблющийся в попытке решить, плюс он или минус?
А вот на её ноги юноша посмотрел совсем по-другому. Она не смогла бы описать словами этот взгляд, но он вызвал у неё желание тотчас исчезнуть, испариться, замотавшись в отцовский дымчато-серый шарф; с этим желанием спорило другое - не менее сильное: замереть, позволив рассматривать себя так долго, как только он сочтёт нужным.
Это было необычно. Некомфортно. И захватывающе.
Она всегда волновалась, когда её кто-то рассматривал. И вот поэтому Мира всеми силами старалась избегать направленного на себя внимания, поэтому сливалась с окружающей средой, мимикрируя под обитателей каждого отдельно взятого мирка, поэтому носила свой шарф даже тогда, когда прямой необходимости в этом не было. Но сегодня мисс Боунс решила,  что это лишнее,  не подумав ни о маскировке, ни о своей одежде, ведь всё это было такой мелочью рядом с чистым, насквозь прозрачным ощущением, рождённым в трансе.
Иди, иди сейчас
Если бы она руководствовалась рассудком, определенно оделась бы иначе, а ещё обвешалась защитными артефактами, не забыв про шарф. Но соль как раз и заключалась в том, что рассудок не был ведущим игроком в этом предприятии. Сейчас это было не нужно, и больше того - нельзя.
Ещё один взгляд - и невеселая усмешка преобразила лицо молодого человека, делая его на порядок взрослее; он явно был ещё очень юн, но назвать его мальчиком у Миры не повернулся бы язык.
Казалось, прошла уже целая вечность, когда молодой хозяин нарушил наконец молчание, пригласив визитёршу следовать за собой. Бросив последний пристальный взгляд на дверь, отделяющую "Горбин и Бэрк" от остального мира, мисс Боунс молча проследовала за прихрамывающим юношей, который уверенно вёл её по анфиладе сменяющих друг друга помещений... куда?
Её размышления прервал вопрос - на удивление мирный и очень необычный для представителя аристократии. И всё-таки он не обошёл вниманием её юбку.
Мира улыбнулась уголками губ, чувствуя, как на ходу теряет лет десять, превращаясь в юную девчонку. Та самая волшебная пора, когда всё интересно и почти ничто не пугает.
- Приходится бывать, по долгу службы - ответила она, и в ровном, нейтрально-спокойном взгляде блеснули задорные смешинки. Однако Мира тут же застеснялась самой себя и, сдерживая улыбку, продолжила - Иногда бывает интересно. Год назад в маггловском Лондоне был концерт The Bealtes - это музыкальная группа.  Пятьдесят пять тысяч человек пришли посмотреть, представляете! Почти как кубок мира по квиддичу.
Они зашли в просторную комнату - гостиную? - выполненную в голубых тонах, и девушка едва не ахнула от удивления: стены и потолок были ярко расписаны ветхо и ново-заветными сюжетами, являя крайне необычный пример оформления светского интерьера. Над головами вошедших последовательно разворачивались сцены Изгнания из Рая, Благовещения, Рождества, встречи Марии и Елизаветы, Успения, Вознесения... Невесомые фигуры были выписаны плоскостно-декоративным манером, но с исключительным мастерством, напоминающим живопись Боттичелли: воздушную, несущую в себе элементы готики и драматизма, присущего позднему Возрождению. Но кто бы ни расписывал эту гостиную, он явно жил в конце девятнадцатого века, так что фрески, конечно, были новоделом. Мире они показались целомудренными лишь с виду: сдержанные жесты, внешне-бесстрастные лица. Но в линиях фигур, в изгибах их рук, бровей, волос - угадывалась хрупкая и одухотворённая чувственность, которую невозможно было полностью изжить и спрятать под текучими складками одежд.
Они такие красивые... и несчастные
Такие прекрасные фрески гораздо лучше смотрелись бы под куполом, но нужно отдать художнику должное, он сделал всё, чтобы придать плоской поверхности потолка ощущение небесной глубины. Рассматривая росписи, Мира на несколько секунд вновь забыла, зачем она пришла; мисс Боунс и подумать не могла, что магазин артефактов скрывает в своей глубине такие сокровища. Однако, не стоило сильно отвлекаться.
Она села в мягкое кресло и, сложив руки на коленях, взглянула на юного Бэрка, вновь принимая спокойный и сдержанно-серьёзный вид.
- Мир магглов отличается только тем, что там нет магии - произнесла наконец девушка, внимательно глядя в лицо собеседника - А в остальном они такие же люди. Точно так же хотят власти, бессмертия. Любви.
Её взгляд сделался глубоким и пристальным; в глубине зрачков на секунду вспыхнул мрачный огонь, придавший оттенок демонического очарования светлым и мягким чертам.
- Иногда хотят настолько, что прибегают к магии. То есть, думают, что прибегают. Знаете, в маггловском Лондоне довольно много "волшебных" магазинов, где можно купить магические артефакты. В основном они, конечно, поддельные. Но иногда попадаются настоящие. И вот это - проблема. Так быть не должно. Поэтому я здесь.
Перед её внутренним взором с отчетливой ясностью встало лицо мисс Лала. Лицо отвратительное - не потому, что покрыто морщинами, а потому, что пропитано ворованной энергией. От неё буквально пахло ядовитой падалью.
Чувство омерзения было так явственно, что едва не проявилось в чертах: Мире пришлось сделать над собой усилие, чтобы сдержать его. Расстегнув пуговицу нагрудного кармана, мисс Боунс извлекла на свет божий удостоверение аврора и под взглядами святых, ангелов и самой девы Марии раскрыла его, демонстрируя документ юному Бэрку и окончательно развеивая невольное инкогнито.
- Меня зовут Мира Боунс. Я из отдела по борьбе с мелкой преступностью. - добавила она, вновь убирая удостоверение в карман. Мрачные огоньки в глазах погасли, оставляя лишь сосредоточенную, бесстрастную серьёзность. - Мне нужно найти недобросовестного продавца, сбывающего магглам любовные свитки.
Как же она не любила вот это "мелкая преступность"! Преступность не бывает мелкая, черт возьми! Особенно, когда речь идёт о жизнях - пусть даже и маггловских. С другой стороны - хорошо, что они в своём отделе по борьбе с "мелкой преступностью" имеют полномочия, достаточные для спасения этих самых жизней.

Отредактировано Mira R. Bones (2025-01-31 22:08:19)

О том, что владельцы «Горбин и Бэркс» на особом положении, в Аврорате не знали только слепые и глухие разом. Открыто, конечно, данная тема не обсуждалась, но в курсе были все, кто нужно – чтобы одним прекрасным днём на столе начальства не материализовался какой-нибудь неудобный рапорт. Например о том, что авроры Робб и Стив выполняют свою работу с халатностью преступников, недостойных носить значок.
Мира предпочитала в это не лезть. Было ясно, что здесь она ничего не изменит, к тому же мир не так прост и нельзя просто взять и поделить его на хороших и плохих. Мисс Боунс не могла так просто взять и осудить того же Стива, или Робба. Но и уважать их у неё тоже не получалось, поэтому она предпочитала делать вид, что их не существует. Так было проще. Как говорится, делай что должен и будь что будет, а прочее не в нашей власти.
Терренс Теодор Бэрк.
Словно удары деревянных молоточков по брускам ксилофона, высвобождающие совершенно особенный – чёткий, звонкий, насыщенный густой вибрацией ритм. Пряные, терпкие согласные на кончике языка, что-то вроде грецкого ореха с мёдом, быть может, немного имбиря, капля кленового сиропа….  Ему поразительно шло это имя, построенное на чередовании глухих и звонких согласных, медно-оранжевое, как и его длинные волосы, поцелованные огнём. Совсем юноша, и при этом такой взрослый – он держался с редким достоинством, осторожностью и тактом, заставив Миру забыть о цифрах. В первые секунды их встречи она ещё сомневалась в том, стоит ли говорить о таком важном и неоднозначном деле с подростком, но теперь утвердилась в ощущении: стоит. Вот именно с ним и стоит.
Тэрренс Тэодор Бэрк.
Её взгляд неуловимо потеплел, меняя оттенок и уходя куда-то в басовую октаву – медленную, бархатную, насыщенную; то, что он там потом сказал – что в «Горбин и Бэркс» нет никакой мелкой преступности и вообще-то он не вполне понимает, чем может помочь – в моменте не имело никакого значения. Что-то происходило, и слушая речь хозяина всего сущего в этой лавке, Мира пыталась понять: что? Она будто окунулась в густой и тёплый поток цвета темного сердолика, усеянный мерцанием бело-желтых искр, несущих в себе ровное, дружелюбное тепло. Он обволакивал её, и это было приятно; настолько, что обычно прохладные руки потеплели до кончиков пальцев, а в глубине сознания рождалась большая, словно поднимающийся из воды солнечный диск, благодарность.
Её грели. Грели ощущения, рождённые чужой приязнью. Казалось, что ещё немного, и она сама начнёт светиться. Вся.
Она ему… нравится?
Лёгкий, прохладный укол где-то на уровне колена прошёл по касанию, лишь слегка задев тёплый кокон ощущений, сформировавшийся вокруг Миры подобно защитному полю. Однако этого оказалось достаточно для того, чтобы вернуть её не то, чтобы в реальность – она и так не теряла с ней связи – но в колею полу-официального разговора о серьёзном деле. И вот тут она наконец в полной мере прочувствовала на вкус каждое слово юного Терренса.
— Мы, разумеется, не торгуем в этой лавке с магглами. Закон есть Закон. Но я, пожалуй, могу узнать, был ли такой свиток в продаже. Он при Вас?
Теплые, обволакивающе-приятные ощущения рассеивались даже через чур быстро, но пальцы её рук всё ещё оставались тёплыми. Стоило, конечно, позвать с собой Фреда. Он бы подстраховал её. Но для этого Мире пришлось бы посвятить его в детали своего…хм… «плана». И она боялась, что Фред, возможно, не воспринял бы всё это всерьёз, а то и вовсе над ней посмеялся.
- Благородный порыв? – произнесла наконец она, наблюдая за тем, как юноша кладёт руку на шерстяную голову ушастого домовика – Это не порыв, а моя обязанность. Могли погибнуть люди, и поверьте, они бы погибли, опоздай мы хотя бы на день. И тогда это было бы уже не «мелкое» преступление.
А вполне себе крупное. И вместо меня сюда наведались бы мои коллеги из отдела по особо тяжким. Они не такие бережные.
- Я не имею права отдать вам вещественное доказательство. Но показать, конечно, могу.
Она развязала шнур небольшого коричневого мешочка из тонкой кожи, висевшего у неё на поясе, и аккуратно извлекла оттуда туго свернутый, перевязанный бордовой лентой свиток желтоватого цвета.
Он постарается. А мог не стараться – и что? Как ей склонить к сотрудничеству человека, который платит её же собственному начальству за то, чтобы таких как она здесь не было?
- Я не сомневаюсь в вашей законопослушности, мистер Бэрк – в голосе мисс Боунс отчетливо промелькнула горькая нотка, за которой вполне могла последовать – но не последовала, подавленная усилием воли – невесёлая усмешка. Да ничего она не могла сделать. Ровно ничего. Только постараться уговорить, убедить его в том, что раскрыть это "мелкое" преступление – не только в ее, но и в его интересах тоже.
– Но кто знает, быть может кто-то купил их у вас, или в другом месте, и в свою очередь продал маггловской колдунье. Мы нашли у неё пять таких свитков, и ещё с два десятка поддельных. Пострадали три человека. Если мы не поймаем преступника, будут и другие жертвы. И мне кажется, что именно вы можете нам помочь.
Мягкие черты лица, до этого согретые откровенным теплом и благодарностью в ответ на чужую приязнь, в мгновение сделались резче и четче, и Мира на глазах осунулась, так, словно только недавно перенесла какую-то изнурительную болезнь; в её чертах читалась откровенно-неприкрытая, и просто даже какая-то пронзительная грусть. Словно сомневаясь, правильно ли она сейчас поступает, молодая женщина протянула юноше свиток и медленно отвела взгляд в сторону, буквально – в мозаику на полу.
— Принеси чай. Прямо сейчас. Китайский белый. И то, что закажет себе Леди.
- Мне тоже самое. Пожалуйста.
Она вдруг вспомнила своего домовика, такого же шерстистого, с такими же развесистыми ушами, готового выполнить любую прихоть хозяйки, в любое время дня и ночи. А она так редко бывала дома. Как он там сейчас, без неё?

Отредактировано Mira R. Bones (2025-02-10 10:51:05)

Хорошо быть ангелом. Никаких сомнений, моральных дилемм, никаких человеческих слабостей, никакого влечения к земному. Никакой свободной воли. Да она и не нужна, когда у тебя прямая связь с Создателем и ты - часть Его. Скучно? Тесно? Хочется чего-то большего, выйти за рамки? Ангел не знает, что такое рамки и зачем за них выходить. Ему ничего этого не хочется, потому что он всегда полон - сотканная из чистого эфира эманация божества, он парит в небесной выси и дух его всегда спокоен и светел. В нем нет теней. Это абсолютное, ровное, лишенное эмоциональных перепадов счастье. Быть в потоке. На своём месте. С Богом. Блаженство.
Ей удалось ощутить всего раз, во сне - каково это - не иметь человеческих эмоций, желаний, не-быть человеком. Нет, тот мир точно также наполняли чувства, но другие - безопасные, мягкие, созвучные Высшему замыслу. А потом она начала просыпаться, и тут же ощутила, как в сферу безмятежного спокойствия входит ядовитая струя не-полноты и желания эту неполноту восполнить. Как медленно, но верно ширится воронка, жаждущая принятия, одобрения, близости с другим; и как тянется за всем этим длинный шлейф сомнений, колебаний и страхов.
И всё. Она сразу почувствовала себя испорченной - треснувшим кувшином, который не может удержать в себе субстанцию изначальной благодати Божьей. Яблоком с червоточиной в боку. Зачем она человек? За что? Она ведь была счастлива, будучи обычным, рядовым ангелом на службе, где всё и всегда ясно, как белый день. Прохладная ноющая боль разлилась в груди подобно озеру, в ровной, блестящей глади которого отражалась густая фиолетовая грусть интонаций юного Бэрка - как в зеркале.
...умирать вот так, от вещи из чуждого мира — это неправильно. Нечестно.
Правильно. Честно. Две категории, совершенно не вписывающиеся в земное бытие, где процветают изощренные подковерные игры, ложь в глаза, выворачивание всего самого ценного наизнанку, потрясающий до самых основ цинизм и наконец, убийственное равнодушие. Был ли Терренс искренен? Действительно считал так, как говорил? Да ли, нет ли, но Мира слышала близкие для себя слова, слышала интонации, созвучные ее убеждениям - выстраданным, рождённым в самые сложные моменты жизни.
На мгновение она застыла, словно мраморное изваяние в голубом кресле; замерла, на секунду сжавшись внутри своей физической оболочки, предчувствуя приближение огромного, созвучного её собственному - но всё же совсем другого - мира.
А потом тёплые, бережные, любящие пальцы коснулись её руки. И Мира неслышно выдохнула, шевельнулась, осторожно поднимая на юношу темно-янтарный взгляд; скользнула вниманием по его бровям, ресницам, глазам, крыльям носа, и смело окунулась в золотисто-оранжевый свет, полный сострадания, приязни и искреннего желания помочь.
Туго перетянутый лентой свиток выскользнул из её пальцев, с лёгким шуршанием приземляясь на голубую обивку где-то рядом с бедром молодого Бэрка. Мира чувствовала себя перепуганной птицей, которую очень аккуратно взяли и освободили из силков. От волнения у неё немного участилось дыхание: от кончиков пальцев к запястью разливались легкие, приятные мурашки, и всё-таки одновременно было немного … страшно? Нет, не это. Больше похоже на прыжок в прохладную воду знойным летом. Мисс Боунс не знала, как это ещё назвать; единственным человеком, с которым она иногда позволяла себе тактильность, был её напарник Фред. Поначалу – если, конечно, можно было назвать началом первые несколько месяцев – она его дичилась, но потом начала привыкать. И на данный момент он один - и только он - был наделён полномочиями её трогать; ну, кроме дяди, конечно, но он фактически заменял ей отца. И вот сейчас появился ещё один человек, которому было можно. То, что происходило сейчас между ней и юным Бэрком нельзя было назвать иначе как «магия».
Идеальная со-настройка. Тонкая. Искренняя. Добровольная. Ожидала ли Мира чего-нибудь подобного, когда шла сюда? Нет. Она чувствовала, что у неё получится продвинуться в деле, но, конечно, никак не могла предположить, что обретёт в «Горбин и Бэркс».
- Здесь нет ничего такого, чего вам было бы нельзя знать – начала наконец девушка. Интенсивность испытываемых эмоций невольно отражалась в голосе, приглушённом усилием воли. – Я думаю, что тот, кто продал свитки, не вполне понимал, как нужно их использовать. Он дал колдунье неверные инструкции. Её клиентка написала имена трёх мужчин, а потом сожгла артефакты. Поэтому колдомедикам пришлось постараться, чтобы снять с жертв это… проклятье. Возможно, что наш преступник – волшебник-недоучка. Но это только моё предположение.
Тихий, едва слышный звук мягких колес по выложенному мозаикой полу заставил её отвлечься и бросить взгляд в сторону двери: ушастый домовик медленно катил вперед низкий столик, на котором стоял пузатый заварочный чайник из тонкого бело-голубого фарфора, две чашки на блюдцах, сахарница и отдельно - блюдце с выложенными веером дольками лимона.
- Бумага… подделка под папирус. Мы думаем, это всё из одной партии.
Столик подъехал к креслам, предлагая беседующим прерваться и выпить чаю, и Мира тепло улыбнулась эльфу, про себя отмечая, что ей как будто стало действительно лучше. Её пальцы всё ещё переплетались с пальцами юноши и теперь разомкнуть этот тактильный контакт почему-то было так же страшно, как до этого – позволить ему случиться.  Как будто стоит ему убрать руку, и хрупкая гармония, основанная на взаимном понимании, разлетится в куски. Как какая-нибудь фарфоровая чашка, невзначай упавшая на пол.

Отредактировано Mira R. Bones (2025-02-13 20:50:03)

Налаженный бизнес? Рынок сбыта? Это звучало уже куда серьёзнее, нежели гипотетическое предположение о маге-недоучке, об одиночке, который работает на свой страх и риск. Если Терренс Бэрк прав – а скорее всего, так и есть – дело принимает совсем другой оборот, и речь идёт уже не об одном, а о целой цепочке участников. Об осином гнезде, которое она собирается разворошить с помощью юного короля Коннахта – если только он действительно готов оказать ей содействие, а не просто делает вид, что это так.
Тебе бы очень понравилось это, Фред. Если бы только ты не был таким бюрократом
Вот сейчас, пожалуй, ей действительно не хватало напарника. Финансовые вопросы, вопросы экономики, рынка – для Миры это была область, сокрытая мраком, область гибкой, изворотливой, жесткой и чисто мужской логики.
Надо хотя бы сделать вид, что я хоть что-то в этом понимаю
Впрочем, ничего такого «сверх» юный Бэрк пока не говорил. То есть, пока она его понимала. Но надолго ли это? Стараясь ничего не упустить из виду, Мира вся превратилась в слух и – невольно – в осязание. Легкое касание чужих пальцев, ласковое, едва ощутимое, отозвалось волной тепла, рождающей какое-то совершенно детское, незамутнённое доверие; желание отпустить поводья и позволить этому яркому рыжеволосому юноше вести себя сквозь тернии финансовых махинаций и подковерных игр изворотливых торговцев. 
Она физически ощущала соблазн расслабиться. Мягкий. Убаюкивающий. Очаровывающий. Редко когда мисс Боунс чувствовала себя настолько…. женщиной? Да. Женщиной, которой достаточно просто прийти и сказать: «У меня проблема. Мне нужна помощь». Это было так непривычно, так странно, так приятно, что….
Смотри не потеряй бдительность, Мира. Не будь такой доверчивой.
Ни в коем случае. Нет. Она на задании.
Тонкая, отрезвляющая игла разума кольнула её висок, и краски моментально обострились, становясь ярче. Она видела каждую черточку в лице напротив, каждую отдельную искру в глубине темно-оранжевого взгляда. Рисунок каждой серебряной пуговицы на идеально-черном траурном костюме. Каждый волосок в рисунке рыжих бровей. Сенсорные ощущения быстро нарастали; такое приятное прикосновение чужой ладони вдруг сделалось едва ли не болезненным, а затем и вовсе обожгло, быстро пробивая грань выносимого - и в эту самую секунду Терренс отпустил её, осторожно, мягко и так вовремя, что впору было говорить «спасибо», потому что ещё немного и она могла бы обидеть его слишком резкой попыткой высвободиться.
Спасибо, Господь!
Теперь эти тонкие, гибкие, сильные пальцы изучали злополучный свиток, и Мира внимательно наблюдала за выражением лица юноши, чутко улавливая малейшие оттенки настроения. Её чувства уже было окутала умиротворяющая тишина, как вдруг прозвучало это слово: «грязнокровка».
Всё равно что «ублюдок». Или «сучий сын». Или «мразь». Прозвучало так спокойно, дружелюбно и невзначай, что Мира в мгновение ока заново осознала пропасть, отделяющую вовсе не «настоящих» волшебников от «ненастоящих». Это была пропасть между аристократами и людьми «из простых». Старая добрая классовая вражда. Вот поэтому она и проголосовала за Нобби Лича несмотря на то, что другой кандидат – Том Реддл – был, пожалуй, самым безукоризненно-прекрасным человеком из всех, кого она когда-либо видела.
- Моя бабушка была магглорождённой – зачем-то произнесла мисс Боунс, и на мгновение осеклась, словно запоздало осознав: это было личное, никак не относящееся к делу, а потому лишнее. Она вдруг почувствовала себя немного неуютно – не из-за Терренса, на которого у неё не получилось бы ни рассердиться, ни обидеться, а вот из-за этой своей фразы про бабушку. Кто знает, может быть, это повлияет на….
Да, давай, нафантазируй себе с три короба. Время пошло!
Она выдохнула и попыталась найти более удобное положение в кресле; обнажённые колени, и до того целомудренно сдвинутые друг к дружке, сейчас и вовсе сомкнулись вплотную, и Мира скрестила ноги, словно ища поддержки у собственного тела.
А Бэрк тем временем попросил бухгалтерские книги таким буднично-деловым тоном, что девушка невольно вновь прониклась к нему уважением, таким полным, что нечего было и прибавить. Не каждый взрослый мужчина способен похвастаться такой смекалкой дельца, а в том, что Терренс был наделен ею в избытке, мисс Боунс нисколько не сомневалась.
Вот это я понимаю, деловой подход.
Мгновение – и он снова улыбается ей так, словно она – всего лишь красивая женщина, с которой ему было бы приятно просто выпить чаю. Так, словно и не было этого «грязнокровка».
Так и не было. Он же всё объяснил. Причем, доходчиво. Это просто … сленг.
Ну да. Да.
- Вы знаете, я где-то читала, что в чай, предназначавшийся для продаж простолюдинам, раньше подмешивали песок, чтобы увеличить вес порции. И, соответственно, взять побольше денег. И мне думается, что наш преступник мыслил похожим образом. Эта колдунья – Фиби, она ведь не волшебница. Какое ей дело до того, рабочие эти свитки или нет? Магглы ежедневно покупают «артефакты», которые не работают, и это их не смущает. Смущать они их начинают как раз тогда, когда внезапно начинают работать, да ещё вот так. Обычному человеку достаточно носить какое-нибудь «магическое» кольцо при себе и верить, что оно приносит удачу. Или бонус к личной привлекательности.
Она замолчала, наблюдая за тем, как юный Бэрк наливает душистый белый с примесью чабреца и жасмина чай в фарфоровые чашки. Легкий и вместе с тем насыщенный травяной запах прогонял остатки темных мыслей, и Мира улыбнулась, скользнув взглядом по носику изящного чайника, маленькой крышечке и ловким, длинным пальцам.
- Душу я бы, пожалуй, не продала, но сделать паузу на несколько минут… Да, охотно.
И она аккуратно взяла в руки тонкую, лёгкую чашку, всё так же тепло улыбаясь.

Отредактировано Mira R. Bones (2025-02-19 09:30:32)

Колдунья Фиби могла знать о том, что часть свитков – настоящая, а часть – подделка. Но об этом Мира почему-то с самого начала не думала. А ведь она действительно могла быть в курсе, и тогда получалось, знала про их мир? Не обязательно. Возможно, она просто искренне верит в магию, как какая-нибудь Блаватская, которой вера в сверхъестественное не мешала заниматься откровенным мошенничеством. И всё же юный Бэрк рассуждал логично. Если Фиби знала о разнице между оригиналом и подделкой, то тогда свитки должны были отличаться друг от друга, настолько, чтобы эту разницу мог увидеть маггл. Если же внешне они не отличались ничем, то и разницы для колдуньи никакой не будет, и тогда выходит, что она продает их вслепую. Тогда как действительно, есть клиенты мелкие, и есть крупные, и последним всегда особенно хочется угодить….
- Мы изъяли улики только сегодня утром – медленно произнесла мисс Боунс, которую слова юного Терренса заставили всерьёз задуматься – На первый взгляд они не отличались. К сожалению, у меня нет с собой подделок. Мой коллега как раз изучает их на предмет различий с оригиналом… Возможно, он уже что-то нашел, но я пока об этом не знаю.
Она поднесла фарфоровую чашку к губам и сделала глоток чая; тонкий, богатый на оттенки травяной букет, словно только вчера собранный в поле, окутал её обоняние, отзываясь долгим послевкусием на языке. И всё-таки, он не смог перебить волнение, которое от чего-то разливалось у Миры в груди словно прохладная вода, медленно и неотвратимо захватывая пространство миллиметр за миллиметром. Она взглянула на Бэрка, и сразу же встретилась с его глазами – внимательными, цепкими, и одновременно задумчивыми.
У него взгляд как у ястреба.
Волны чужой грусти – словно морской прибой, легкий, когда набежит – и тут же схлынет, ощущались неявно, но достаточно для того, чтобы их уловить. И сейчас Мира чувствовала, что как будто мешает юноше погружаться туда, в этот омут чистейшей грусти; хорошо ли для него это, или она действительно мешает ему проживать важные эмоции?
Глаза напротив притягивали. От них не хотелось отрываться. Они были не просто красивыми – полными жизни на острие момента. И Мира смотрела. Смотрела туда так, будто совсем не боялась слияния с этими острыми, яркими, непредсказуемыми движениями чужой души. А ведь о них можно было и порезаться…
Знаете, мне очень нравится смотреть вам в глаза, мистер Бэрк, так нравится, что я опять почти забыла, зачем пришла. Так что вы сейчас сказали про жуликов и королей?
Она, конечно, все услышала и поняла. Ощущения текли в параллелях, не пересекаясь; одновременно Мира размышляла о колдунье, думала о Фредерике и о том, как с ним сейчас связаться, и тут же окуналась в чужой взгляд; всё это – в полную силу.
Домовик с большим золотистым бантом и с иголочки одетый молодой человек, всем видом напоминающий типичного конторского служащего, материализовались внезапно, своим появлением разрывая зрительный контакт «глаза в глаза». Если бы так же просто здесь мог появиться Фред. Напомнить ему о себе, используя заклинание призыва, она бы не решилась – Терренс изъявил готовность говорить с ней, а не с кем-нибудь ещё, и ей не хотелось вот так открыто приглашать в «Горбин и Бэрк» напарника сразу же, как только на сцене появились бухгалтерские отчеты. Это могло подорвать хрупкую, только-только формирующуюся связь между ней и юным хозяином лавки. А это было даже ценнее, чем отчётность. Конечно, сейчас он мог её просто красиво обмануть, потому что Мира ничего не смыслила в бухгалтерии. Обмануть на этом же поле Фредерика было куда как сложнее, и всё-таки она не могла просто взять, вытащить палочку и произнести заветные слова. Оставался один-единственный способ.
Новый глоток чая, на мгновение опущенные ресницы – и она провалилась в транс, при этом ни на йоту не теряя связи с происходящим вокруг. Что-что, а держать трансовые состояния так, чтобы это не бросалось окружающим в глаза, Мира умела как дышать. В это же самое время она могла спокойно слушать чужие речи и поддерживать разговор, вполне сохраняя должную внимательность. Иными словами, она умела находиться одновременно в двух реальностях почти без потери качества присутствия. Это был навык.
Пока домовик и молодой мужчина в золотых очках готовились к ответу, Мира пыталась почувствовать своего коллегу Фреда. Это было что-то вроде ощущения установившейся связи, контакта; как если ты сидишь с человеком рядом, не видя его, но чувствуешь всеми фибрами, что он здесь. И сейчас она его чувствовала, но его внимание было далеко от неё.  Полностью где-то. В чём-то. О ней он не думает. Он занят. А значит может не услышать, вернее – не захотеть услышать. Это было похоже на зыбкую, но всё-таки стену. Эдакий плотный кисель, пройти сквозь который можно, но делать это через чур резко тоже не хотелось. В конце концов, опасность ей здесь – по крайней мере пока – не угрожает. Было бы просто неплохо, если бы Фредерик пришел, но как будто по своей инициативе, сам. Вот и всё.
Она мысленно коснулась его, аккуратно проходя сквозь завесу плотного внимания, устремлённого … куда? Что он делает сейчас? Сравнивает вещественные доказательства? Ищет колдунью? Кого-то допрашивает? Этого нельзя было сказать.
- Фред – одними мыслями, окрашенными в интонации живого голоса – Горбин и Бэркс.
Ощущение, что она мухлюет под столом как какой-нибудь жулик, отозвалось лёгким чувством вины; однако, это было очень верно – хоть как-то дать знать напарнику, где она. Хотя бы затем, чтобы было, что ответить потом - когда ей поставят в вину её поступок. Что она отправилась в потенциально опасное место одна, наплевав на все инструкции.

Отредактировано Mira R. Bones (2025-02-22 22:13:11)

Зря она не взяла с собой подделку; сейчас можно было бы сравнить свитки на месте. Наверное, это был единственный маленький прокол в её плане - если бы только у мисс Боунс вообще был какой-то план. Всякий раз, когда она пыталась планировать, результат выходил такой, что лучше бы уж его вообще никакого не было; это она уяснила себе ещё в школе. Зато интуиция не подводила практически никогда, если только Мира не пренебрегала ею сознательно, из недоверия. Её ощущения говорили, что всё идёт как надо, она получит то, что хочет, и даже больше; и молодая женщина чувствовала себя в потоке, ровно до того момента, когда Терренс вдруг произнёс:
Не отличаются?! Вы сейчас серьезно, мисс Боунс?
Она буквально ощутила, как инициатива ускользает у неё из рук, словно скользкие вожжи; она что-то недосмотрела?
Это не важно, она и не ставила себе такой цели - знать все детали - по крайней мере на данный момент; и всё равно, что-то в пространстве вдруг дёрнулось - и сдвинулось с мёртвой точки, вынуждая Миру ускорить собственный ритм, чтобы поспеть, не пропустить ничего, не опоздать. Реальность схлопнулась - и вдруг начала разворачиваться вовне, словно многометровый ковёр, быстро расправляющий полотно рисунка во все измерения сразу. Вдохновение, охватившее вдруг юного Бэрка, окатило Миру жгучей волной, пропитанной желанием действовать немедленно; мгновение - и Терренс вскочил с кресла, подобный игле, устремлённой вверх. Яркая секундная вспышка захлебнулась чернильной тьмой, бросившей длинную иссиня-бледную тень на всю фигуру юноши, на лицо, озарённое было живым огнём азарта. Холод пронизал позвоночный столб от основания до затылка, и Мира напряглась, сжав пальцами подлокотники голубого кресла. Длинная и жесткая игла чужой боли филигранно легла в идеально подогнанный футляр - ощущение присутствия врага. Враг был здесь, в этой комнате, и у него было свое собственное лицо. Она почувствовала, как бегут мурашки, приподнимающие волоски на её теле - словно шерсть на спине волчицы, готовой броситься в бой. Взгляд карих глаз сделался вдруг очень цепким, осознанным и жестким; и он был направлен прямо на бледное лицо юноши, который, похоже, был вынужден призвать на помощь всю свою выдержку.
Очень и очень внимательно она наблюдала за неравной битвой, больше походившей на сложное и очень болезненное слияние - попытку договориться - с инородным,  которого просто не должно было быть; к сожалению, ощущения не говорили словами, не давали определений событию и не называли имён. Просто сидеть и смотреть на то, как Терренс изо всех сил сжимает длинными пальцами твердые резные подлокотники и с трудом пытается говорить, было очень сложно, и если бы они были знакомы хотя бы немного дольше, она бы обязательно вскочила, подошла к нему и попыталась хоть как-то помочь.
Как?
Иссиня-ледяные тени плавали где-то под ногами, то истончаясь, то сгущаясь бесформенными кляксами с нечёткими очертаниями; таяли постепенно и гораздо медленнее, чем хотелось бы.
Пошёл. Вон.
Не мысль, но импульс - прямой, жесткий, адресный - посыл невидимому врагу.
- Мне думается, действительно, часть свитков просто не была зачарована - ровно ответила мисс Боунс, полу-осознанно переводя звучание своего голоса на такую частоту, которая помогла бы разбить и ускорить таяние иссиня-бледных клякс, каплями просачивающихся сквозь каменный пол вниз, в землю. Ни одной мыслью  она не подумала о том, поможет это или нет - просто всем своим существом перестраивалась, пытаясь превратиться, превращаясь - в антитезу боли. Потому что не делать ничего она просто не умела.
- Мы очень скоро сможем это проверить; я не очень сильна в поисках неочевидных отличий, если их нужно искать глазами, с этим лучше справляется мой коллега - продолжала говорить мисс Боунс, и её голос плыл в пространстве,  окутывая слух, впитывая, растворяя всё лишнее;  слова уже не были важны, у них не было цели обнаружить преступника. Важно было то, что сможет найти в счетных книгах молодой человек в золочёных очках. - Маггловские деньги можно подделать, но это непросто. Сложнее, чем подделать свиток. Я не специалист, мне немного рассказывал об этом один знакомый маггловский кассир. Я видела их деньги, и даже держала в руках. Но... мне больше нравятся наши галеоны.
И она слегка улыбнулась, словно вторя неуверенной и пока ещё бледной улыбке Юного Бэрка. Напряжение постепенно уходило, но, хотя взгляд Миры давно уже смягчился, он всё ещё оставался четко-сфокусированным и очень внимательным. Ей не следовало спрашивать, и вообще вмешиваться в это, но всё-таки она озвучила вопрос, аккуратно, негромко, оставляя за собеседником право не отвечать:
- Давно это с вами?

Отредактировано Mira R. Bones (2025-02-26 22:17:32)

Резкий, кинжально-острый и до невозможности живой взгляд беспрепятственно вошёл вглубь её зрачков насквозь, вонзаясь хлёстким потоком в сознание, в горло, в грудь, в живот, обрушиваясь подобно ливню на благодатную почву, настроенную принимать;  все чувства взметнулись разом, словно золотой песок со дна водоема, но не было при этом ни плохо, ни даже неприятно, а вместо этого вспыхнуло ощущение яркого и внезапного пробуждения, будто она слышит пронзительный вопль рожка, знаменующего второй приход Спасителя. Злость не всегда убивает, иногда наоборот - бывает подобна бензину, выплеснутому в умирающий огонь. Злость может заставить человека свернуть горы, сделать то, что без неё он посчитал бы невозможным, может заставить бороться и даже жить.
Его злость была как раз такая - животворящая. Её жесткие, божественно-яркие лучи могли бы сжечь, но вместо этого давали силу и жизнь быстрорастущим, остро-зелёным, сочным, сверкающим торжеством победы над смертью побегам.
— Вы имеете в виду, давно ли я калека?
Голос полоснул поперёк груди не хуже взгляда. Вот только защищаться не хотелось - напротив, хотелось вскрыться до конца, раскинув руки, и вырваться наружу, навстречу этой жгучей субстанции. Как в сильную грозу, когда раскаты грома вызывают не страх, а восторг. Восхищение. Желание слиться.
Конечно, совсем не это она имела в виду. Скорее то, давно ли появился невидимый враг, утекающий сквозь каменные плиты последними иссиня-бледными каплями; он уступал место ярко-оранжевым, разбавленным изумрудно-зелеными всполохами вспышкам праведного гнева. Но он вернется, конечно. потому что до конца и не уходил, он всё ещё здесь, незримо, где-то за спиной разгневанного Бэрка, и это кто угодно, но только не Господь. В этом она могла поклясться. Но конечно, Терренс не был готов обсуждать это с ней, с незнакомкой, лезущей не в своё дело; она проигнорировала его недуг дважды - "не заметила", когда они шли по коридорам в Голубую гостиную, отмахнулась, когда тонкая игла прошла сквозь его - и её - колено, но не заметить высокую, имеющую едва ли не собственное сознание волну угрозы, окрашенной в иссиня-ледяную, олицетворяющую антитезу жизни боль? Простите, это невозможно. У его боли есть имя; вот это она и хотела ему сказать. Предположить, вернее. Но кто она такая? Мире Боунс не сравниться с лучшими врачами, которым платят за их работу чистым золотом; её ощущения могли обманывать, они ведь не истина в последней инстанции. И раз он не хотел, то не стоило и...
это не имеет никакого отношения к тому, зачем Вы пришли.
Она не отвела взгляда, не подалась назад, не сжалась, не пыталась защищаться. Только медленно и очень глубоко вдохнула наэлектризованный эмоциями воздух, свежий и сладкий, как после грозы. И так же медленно выдохнула, отпуская своё стиснутое в тугой комок сердце. Яркое, цепкое, пытливое неравнодушие уходило внутрь взгляда, просачиваясь вглубь зрачков, растворяясь, прячась - словно живое, только что отвергнутое существо. На его месте медленно разливался бездонный, сокрытый расфокусированным сфумато омут.
Но он ведь ответил, верно? Разозлился, но ответил. Стало быть, это не настолько.... не моё
Она хотела сказать что-то вроде "простите, мистер Бэрк, вы правы, это не моё дело" или "простите, это было непрофессионально с моей стороны", но пожалуй это уже было бы совсем глупо.
Её не обижает деловой и откровенно потускневший, разочарованный тон, окрасивший серым пеплом обрывистые, короткие фразы. Не так она хотела закончить, Не так должно было закончиться. Похоже, что она допустила ошибку, но Мира не жалела ни о сказанном, ни о том, что услышала в ответ. Разгладив складку на клетчатой юбке, она встала вслед за хозяином лавки, уже полностью смирившись с результатом; не было смысла даже пытаться что-то исправлять.
Окстись.
— Вас явно интересует партия в десять. И интересует, покупал ли тот же человек свитки дважды или только один раз.
Объяснял, да нет - разжевывал - заботливо, словно она несмышлёная молодая леди, далёкая от работы аврора; но впрочем, это не было лишним. Он экономил ей время, избавляя от необходимости вновь собираться и даже вообще думать об этом. Освобождал место для чего-то другого. С его стороны это было очень галантно, особенно если учесть тот факт, что она имела неосторожность разозлить его. Ему ведь вряд ли это понравилось, да?
Несмотря на все свои способности эмпата, Мира Боунс была почти уверена в том, что Терренс Бэрк никогда больше не захочет её видеть. И если она ещё раз вознамерится с ним поговорить, ей понадобится ордер на обыск. Но каково же было её удивление, когда он, окатил её цепким, открытым взглядом с ног до головы, и Мира увидела улыбку - насмешливую, бескомпромиссную, почти хищную.
— Вы сходите со мной на тот концерт.
От этого взгляда хотелось дрожать, как дрожит натянутая струна под сильным, чувствительным пальцем.  Это он ей?! От неожиданности мисс Боунс смешалась, и сфумато дрогнуло, потревоженное брошенным в омут камнем.
Всплеск. Это было так внезапно, что Мира на мгновение потеряла контроль над выражением своих черт. А они дрогнули в удивлённом, каком-то совершенно девичьем смешке, и она взглянула в лицо напротив широко открытыми, блестящими глазами, в которых читался окрашенный в изумление восторг.
Да серьёзно что ли?
- Я?...
Пальцы правой руки дрогнули, порываясь взлететь и коснуться белой блузки на уровне груди, но что-то заставило её сдержаться; она застыла, всё ещё не понимая. Вот-вот он рассмеётся ей в лицо и скажет, что пошутил.
Не пошутил.
Улыбка постепенно приобретает более спокойный, осмысленный оттенок, острота момента спадает, но в чертах всё ещё читается легкая растерянность. И тем не менее взгляд светло-карих глаз неуловимо изменился, перетекая от восторженной обескураженности к осознанному, сохраняющему нотки восхищённых искр намерению ответа.
- Я с удовольствием - сказала она наконец - Да
Ни единой попытки возмутиться или подумать что-то вроде: да что он себе позволяет? К сожалению, или счастью, в этом была она вся. Да и кто она такая, чтобы отказать Дьяволу?

Отредактировано Mira R. Bones (2025-03-07 21:34:44)

В целом, это была неплохая работа. Стой себе за прилавком, да рассказывай о товарах, когда тебя спросят. С кассой было потруднее:  нужно было внимательно отсчитывать деньги, ничего не перепутать и не забыть. Потому что, если что-то перепутаешь, то Хозяин решит, что ты что-то украл, и прогневается. А гневался мистер Горбин и так довольно часто. Не далее как неделю назад ругался, что прямо над прилавком паук свил паутину. А какая разница? Ну то есть, как магическую паутину на люстре, так вынь ему да положь. И чтобы вид был самый всамделишный. А как самая что ни на есть натуральная завелась - так это им обидно! Вот как такому человеку угодить?

Ещё болтать с покупателями было можно и даже приветствовалось. И утра им доброго пожелай, и вот шляпкой восхитись, и расскажи-покажи всякое. Но с Барбарой болтать нельзя. И с Джоном нельзя. А вот почему нельзя? Мало ли они что-то и купят. Не прямо сейчас, конечно. Но про будущее ж никто не знает! А раз не знает, то как можно эти разговоры считать праздными, и начинать немедленно поручать ему, Гарри Вилсону, всякие задания: то окно помой, то прилавок протри?!

Ещё нельзя было разговаривать с аврорами. Об этом он что-то такое даже подписывал. Нужно сразу бежать к мистеру Горбину. И с Господами в дорогом платье тоже нельзя - только поприветствовать, поклонится и тоже бежать. Незнакомые ему самому артефакты продавать нельзя, даже если визитеры сразу готовы оплатить и ничего больше не спрашивают.

Ещё нельзя разговаривать с хмурыми людьми, привозящими товар. Ну, то есть можно, но бессмысленно. И совсем-совсем нельзя разговаривать с совладельцами мистера Горбина. Особенно, когда те не в духе.

Гарри до сих пор помнил, как в один из первых своих рабочих дней сделал замечание мелкому пацану, спавшему в подсобке с книгами. А как не сделать? Подсобка она для чего? Для того, чтобы там хранить книги и манускрипты в определенного температуре и влажности. Мистер Горбин сам так сказал же! В определенной температуре и влажности. А тут - экое диво! - лежит в кресле посреди комнаты мальчишка и натурально спит. А на лице у него книга. Дорогущая. Про которую сказали, что и руками её лишний раз трогать нельзя. Ну дело ли?! Понятно, что пришлось его немедленно разбудить. Так и что вы думаете? Кто-то поблагодарил за бдительность? Держи карман шире!

В общем, с тех пор Гарри Вилсон уяснил, что с рыжими, у которых на одежде есть хоть один крест, нужно держаться почтительнее, чем по всеми прочими Господами и аврорами разом. А то и до греха будет недалеко. Поэтому при заходе  Бэрка-старшего немедленно припадал ниц. А с младшим… а впрочем, не было уже никакого «старшего» Бэрка. Три дня назад Гарри пришел на смену, а вся лавка была усыпана аврорами и рыдающими домовиками. Да что там, сам мистер Горбин стоял бледный и нахохленный, и, вопреки обыкновению, дал юному приказчику внеурочный выходной.

Мистер теперь-единственный-Бэрк появился вот только сегодня. И выглядел так, как будто собирался заколотить досками все входы и выходы, и все сжечь. И Вилсону до сих пор думалось, что именно такое же опасение, а вовсе не дела величайшей срочности и важности выкурили мистера Горбина из лавки аж с самого утра.

Первое время за обезумевшим ирландцем таскался домовик. Но тот словно не замечал никого вокруг, и домовик, наконец, пропал, шумно хлюпая носом. Гарри бы тоже пропал, если б не мысль о том, что мистер Горбин, вернувшись, намылит ему шею. Или, не ровен час, и вообще выгонит. А терять работу было жалко. Потому что в общем и целом она Гарри Вилсону нравилась. За неё нормально платили, а ещё мистер Горбин говорил, что только лучшие люди могут работать приказчиками в этой лавке. С министерской так сказать жилкой. А ради того, чтобы через каких-то там жалких десять или двадцать лет баллотироваться на пост Главы Британии, вполне можно было научиться убирать грязь, кланяться, держать язык за зубами, и вот - в критические времена - прятаться под прилавком.

Собственно, этим Гарри Вилсон и занимался с самого утра - прятался в углу под прилавком, а, чтобы не скучать слишком сильно - мысленно сочинял стихи Барбаре:
«Я таю, как из сала свечка,
Пронзила ты моё сердечко».

Потом приходила визитерша в белых туфлях. Гарри видел эти самые туфли в щель, а ещё слышал голос. И приход этот стал настоящим везением, потому что мистер единственный Бэрк увел эту даму куда-то и на этом затих. Нет, Гарри, конечно, за неё волновался. Ещё бы! В сущности он был почти как настоящий рыцарь из любимых романов Барбары. Да к тому же его изрядно мучало любопытство: чем там все занончится. Но пока он мучился, чего боится больше: пропустить интересное или Хозяина, дверной колокольчик снова зазвонил.

Что ж. Не реагировать на колокольчик было нельзя. Сначала над прилавком показалась гладко причесанная светловолосая макушка Гарри, светло-голубые глаза, прямой аккуратный нос, узкий подбородок, потом тощая шея, и, наконец, осознав, что вошедший - самый настоящий обычный покупатель, показался и весь Гарри Вилсон - приличного вида молодой человек в темном костюме.

Вошедший был примерно похожего возраста - что-то около двадцати, и вроде бы уже заходил раньше. О да-да-да! Конечно! Гарри как сейчас помнил тот день, когда смог настолько хорошо рассказать об артефактном свитке, что этот молодой человек сразу же его купил. А потом вернулся и ещё купил! Хотя к чему тут удивляться? Будущий ж Министр за прилавком!

От воспоминания живительное тепло разлилось по телу, «Министр» как-то разом  приосанился и поприветствовал посетителя не просто дежурной фразой, рукоположенной на случай мистером Горбиным, а буквально с искренней и незамутненной радостью:
- Доброго утра, Господин! Чем сегодня могу помочь?
****

- Я с удовольствием. Да.
Да!
Терренс не то, чтобы сомневался в ответе, но тон, которым он был сказан, эта просквозившая готовность и даже… радость? заставили новоиспеченного Короля Коннахта скорее отвернуться к двери, чтобы спрятать сначала тень удивления, а потом - улыбку. Он ещё никогда никуда не ходил с девушкой. Даже со сверстницей. (Прогулки до комнаты у Дени, конечно, не в счет!) И представлял себе дальнейшее довольно смутно. Тем более теперь, когда не нужно было угрожать или напоминать о долге… и это было так странно, волшебно, безумно, чудовищно-ново, что у Терренса на мгновение голова пошла кругом. Разом забылись свитки, вопрос про хромоту, и даже сама хромота. Забылась боль от потери и грядущие обязательства перед народом Ирландии… весь мир на мгновение сжался до этого одного единственного слова: «Да».

На мгновение Бэрк замер, судорожно отыскивая подходящий случаю ответ. Нужно было что-то такое тоже особенное, но ничего особенного не придумывалось. А, ещё, кажется, у него вспыхнули щеки и уши. Как невовремя! Мира могла в одночасье решить, что перед ней малолетний дурачок и предложить этот самый концерт в следующем году, а то и столетии. А этого точно, совершенно точно нельзя было допустить. И Терренс едва заметно наклонил голову, собирая в кулак все остатки серьезности, выравнивая удары сердца и участившееся было дыхание, и произнося так спокойно и уверенно, как только смог:
- Тогда пойдемте, мисс Мира Боунс.

Ответа он не стал дожидаться, просто открыл дверь и сделал приглашающий жест в сторону зала, где сейчас - пока буквально на грани слышимости - раздавались чьи-то голоса.