Как бабочка в сирени, на закате,
Вся в аромате…
Я звал тебя среди ночной дремоты,
Еще не зная, кто ты, —
Незримая, во тьме, сквозь покрывала
Ты обжигала,
И я рыдал и рвал зубами ткани
В томлении желаний*
- Она… Она прекрасна! Лучше неё нет никого на свете! Каждый день, как только заканчиваются занятия, я иду к её дому и жду, когда она вернётся. Жду час, два, три. Мне необходимо её видеть, понимаешь? Это… для меня это как воздух. Завтра она уезжает на неделю, в какой-то круиз… Как мне прожить эти семь дней, Пол, скажи мне!
Худой, нервный молодой человек в отчаянии заламывал красивые, тонкие пальцы – не слишком длинные, но каждое их движение было наполнено эмоцией, словно оголённый провод – электрическим зарядом. Его темные глаза лихорадочно блестели, на лбу то и дело выступали капельки пота, которые он вытирал клетчатым платком. Угловатые движения молодого человека казались на первый взгляд нескладными, даже рваными – но при этом одухотворёнными большим чувством, словно ломкий, но талантливый футуристический стих. Он был по-своему прекрасен. Любая оценила бы такое неподдельно-искренние, до звона, до боли чистое чувство. Но только не мисс Лала.
Это был её сценический псевдоним. Вообще-то её звали Люси Брэгг. Когда-то она была настоящей красавицей с прекрасным контральто, и многие мужчины готовы были отдать что угодно за возможность побыть рядом с ней хотя бы час. Но увы, время беспощадно к красивым женщинам; Люси Брэгг старела. И хотя контральто остался, лицо её потеряло былую свежесть. Надо признать – мисс Брэгг отнюдь не была лишена шарма даже в свои сорок девять. Если бы не разгульный образ жизни и страсть к мимолётным увлечениям, она вполне могла бы даже выйти замуж за какого-нибудь почтенного джентльмена, но разве могла певица Лала запереть себя в четырёх стенах, да ещё постоянно отчитываться перед мужем в том, где она и с кем? Черт возьми! Нет! Этому не бывать никогда.
И она изо всех сил старалась быть привлекательной, обворожительной, желанной; в ход шла не только косметика, грамотно подобранная одежда и прически. Этого становилось мало. Молодые привлекательные мужчины уже редко интересовались ею несмотря на все её ухищрения. И тогда в ход пошла магия.
О нет, Лала не была ведьмой. Но она зачастила к так называемым колдуньям. На её счастье, все они оказывались шарлатанками, но стареющая женщина свято верила в силу амулетов, отваров и притирок, что конечно, придавало ей уверенности в себе, но не слишком помогало в поиске молодых любовников. И в общем-то, ничего особенно не менялось, пока мисс Фиби не продала своей клиентке несколько свитков, совершенно пустых, но – по её словам, волшебных. Скрываясь в интригующей тьме, позолоченной тонкими, по-готически стремящимися ввысь языками пламени, колдунья объяснила Лале, что свитки заряжены сильной любовной магией. И если она хочет вызвать в каком-либо мужчине чувства, достаточно написать на свитке имя этого человека, а затем – сжечь артефакт, обязательно в полночь и при полной луне. Мисс Лала так и сделала. Её жертвами стали актёр средних лет, молодой художник и студент докторантуры философии.
Свитки действительно сработали – стареющая певица обрела преданных и верных поклонников, которые готовы были стерпеть от неё все, что угодно, включая систематические измены. Сначала она и впрямь наслаждалась происходящим, но надо ли говорить, что в конце концов всё пошло вкривь и вкось? Уже через два месяца певица пожалела о том, что сделала, но было поздно: свитки она сожгла, а как вернуть всё обратно, Лала не имела понятия. Колдунья, у которой она купила эти замечательные артефакты, куда-то запропала, и певица осталась один на один с проблемой в виде троих мужчин, ослеплённых любовью к ней.
- Дружище, я не могу больше на это смотреть – говорил невысокий, рослый рабочий в широких брюках и грубой, серой рубашке. Опустив руки в карманы, он широко шагал вслед за своим нервным товарищем, который торопился на очередное свидание к Лала. Она уже месяц как не хотела его видеть, но он не терял надежды всё-таки её заполучить – Я долго молчал, и это моя ошибка. Выкинь её из головы! Дело даже не в том, что она годится тебе в матери, а в том, что она – потаскуха, бессовестная, алчная и блудливая. Она тебя ни во что не ставит, ты ей не нужен!
- Пол, а как ты думаешь, её понравится мой подарок? Я долго выбирал… - Ответствовал молодой человек так, словно вообще не слышал слов товарища, и вытащил из кармана пиджака маленькую серебряную брошь в виде очаровательной стрекозки с тонкими филигранными крылышками. Улыбка, осветившая его лицо, резанула Пола по сердцу, настолько больно было её видеть.
- Чарли, да послушай же ты меня… - начал было он, как вдруг тот самый Чарли, явно истощенный до предела, схватился за сердце, пошатнулся и медленно осел прямо на тротуар.
- Чарли, что с тобой? Чарли! – Пол был хорошим другом; он действительно любил своего нервного и порой непутёвого, но все-таки очень умного и душевного товарища. И вот сейчас он не на шутку испугался. Люди шли мимо по своим делам, кто-то останавливал взгляд на Чарли, словно думая – пройти мимо или нет?
- Помогите – как-то растерянно пробормотал Пол, который обычно не страдал отсутствием хладнокровия – Помогите! – крикнул он наконец, и поток людей дрогнул, пропуская к товарищам троих неравнодушных: двоих мужчин и одну молодую, светловолосую женщину.
****
Крупные бело-серебряные капли медленно плыли в воздухе, кружась подобно игрушке-мобиле. Они то растягивались, приобретая форму овала, то сжимались, пропуская через себя дневной свет и одновременно отражая его во вне. Направляемые кончиком волшебной палочки, текучие словно ртуть капли плыли против часовой стрелки - эдакие частички бытия, напоминающие об идеальной гармонии космоса. О том, что у этой вселенной есть замысел, непонятный даже волшебникам.
Мира лежала на тахте, скрестив ноги, полностью погруженная в наблюдение за движущимися овалами, полу-овалами и кругами. Длинные светлые волосы едва касались кончиками выложенного паркетом пола. Изящные, словно выточенные из мрамора пальцы легко сжимали волшебную палочку, и только это – а ещё едва заметные движения кисти - говорило о том, что волшебница не потеряла связи с реальностью и о чём-то размышляет. В такие моменты её нельзя было беспокоить, с ней было нельзя разговаривать, и даже лишний шум – вроде некстати искрящейся лампы – мог помешать ей думать. А думала она ощущениями.
Перед её мысленным взором стояло бледное лицо несчастного маггла, доведённого до крайней степени истощения сильной любовной магией. Где-то глубоко, под сердцем гнездилось острое сочувствие к этому человеку, такому уязвимому, тонкому, обманутому. К счастью, он выжил; стараниями колдомедиков действие любовного свитка удалось нейтрализовать. Двое других - художник и актер пострадали не так сильно. К счастью, их удалось разыскать до того, как они оказались в маггловской больнице с нервным истощением. Казалось бы, все живы, инцидент исчерпан. Но делом заинтересовались. Даже если свитки уничтожены и нет других жертв, всё равно, кто-то допустил утечку магических артефактов в мир магглов. Какая она несчастная дура, эта Лала. Впрочем, Мира понимала и её; она ощущала черный, глубокий страх этой женщины. Именно он толкнул её в бездну. Заставил пойти против природы, навредить троим ни в чем не повинным людям. Хорошо ещё, что Мира оказалась в нужное время в нужном месте, а то бы дело могло закончиться куда хуже. Целителям, конечно, пришлось поработать, а всё потому, что маггла сожгла свитки. Нельзя было этого делать. Чтобы снять заклятие, достаточно было написать контр-заклинание прямо там, под именем жертвы. Хорошо хоть пепел удалось найти: певица зачем-то хранила его в шкатулке.
- Я не знала, что всё так обернется – оправдывалась осунувшаяся, изрядно постаревшая брюнетка, сидящая напротив них в старом, выцветшем кресле – Я не хотела никому навредить
О, да… Ещё как хотела. Тебе было приятно видеть, как они мучаются. Ты получала удовольствие.
Заставить мисс Лала говорить труда не составило. Фред – коллега Миры - просто сказал певице, что они пришли предупредить ее о возможных последствиях использования свитков, а дальше не пришлось даже стараться: та перепугалась до полусмерти, и всё им выложила. И про колдунью Фиби, и про дела любовные, и про то, чем всё обернулось. Даже адрес этой Фиби сказала. Они с Фредом как раз недавно оттуда вернулись, и сейчас Мира пыталась в буквальном смысле почувствовать эту женщину. Судя по ощущениям, та просто уехала за город. Похоже, она понятия не имела, что за товар попал к ней в руки. Кстати, в её квартире удалось найти и другие свитки. Большая часть из них оказалась безвредна – обычная искусственно состаренная бумага, красиво перевязанная лентами. Но пять артефактов оказались настоящими; конечно же, они с Фредом их конфисковали. Мозаика начинала складываться, оставалось только найти того, кто продал мисс Фиби эти…хм… любовные штучки.
Длинная овальная капля растянулась в воздухе – и разорвалась, разделяясь надвое.
Горбин и Бэркс.
Светлые брови молодой женщины дрогнули, и слегка сдвинулись к переносице; она нахмурилась и быстро села, свесив ноги с тахты. Едва заметное движение палочкой – и светящиеся капли быстро слились в один тонкий сплошной поток, прицельно направленный в прозрачную склянку, оставленную на столе. Не особенно раздумывая, Мира встала, поправила клетчатую юбку чуть выше колена, обула оставленные на полу белые туфли на невысоком каблуке и направилась к выходу из кабинета, ведомая чистым, незамутнённым ощущением в «Горбин и Бэркс». Что-то подсказывало ей, что Фреда туда брать не стоило.
«Горбин и Бэркс» встретил её дружелюбными, со вкусом оформленными витринами и надписью «Welcome!» на двери. Аккуратно надавив на бронзовую ручку, девушка вошла внутрь, и тонкая трель колокольчика оповестила хозяев о том, что пришёл посетитель. За прилавком пока никого не было, и Мира использовала лишние минуты для того, чтобы оглядеться.
*Хаим Нахман Бялик,
пер. В.Е.Жаботинского
Отредактировано Mira R. Bones (2025-02-23 10:55:29)