Отредактировано Terrence T. Burke (2025-03-10 23:35:49)

Я вспоминаю, как вел себя, и испытываю тяжелый мучительный стыд. Нет, не за то, что защищал Горбина. И даже не за то, что едва не вызвал на самоубийственную дуэль Тома Реддла. За свои эмоции.

Они накрыли меня с головой, стоило лишь Гостю закрыть дверь. Я, Будущий Король Всей Ирландии, скомкался в кресле и рыдал, словно девчонка. Рыдал перед Горбином. А после - на плече у Адо. 

Дальше было только хуже. Я безостановочно спрашивал, любит ли меня Литрим. Умрет ли за меня и со мной. Конечно, тот на все вопросы отвечал: «Да» и гладил меня по волосам. Но, Господи Боже, это его «да» было таким вымученным, как будто единственное, что он хотел прямо сейчас - так это бежать без оглядки от чужой истерики.

Что со мной не так? Почему они все шарахаются, стоит им увидеть меня настоящим?! 

Почему я не могу быть таким, каким хотел бы видеть меня отец? Маро. Я сам. Холодным и спокойным. Безжалостно принимающим любые решения, чьей бы судьбы они ни касались. Interdico te respirare. 

Я же Король, а эмоции - это слабость. Меня просто сомнут, если почувствуют, что я испытываю страх или боль. Любовь. Я должен быть выше этой ерунды. Должен выдрать её из своей души, скомкать и выкинуть в угол. Посмеяться, танцуя на её костях. 

Что мне сварить, чтобы перестать чувствовать? Что мне выпить, чтобы перестать нуждаться в их ответах? Перестать тянуться к ним бледными пальцами, спрашивая  "Любишь ли ты меня?". Снова и снова. Тысячи раз в день, пока не услышу заветное: "Не люблю". Да, я жду его каждый день. Нет, Теренс Теодор Бэрк, я не люблю тебя. Ни дня своей жизни я тебя не любил. Всё это только зелье, вассальский долг и жажда поживиться властью после смерти твоего отца. Посмотри на себя? Ты трусливый хромой мальчишка. Ты плачешь. Ты не можешь определиться в желаниях. Никто не полюбит тебя. Никто и никогда.

"Настоящая власть всегда на любви". Я снова и снова вспоминал эти слова Реддла. Его красивое лицо, с которым так просто получить обожание  мира. Высокую фигуру. Чувственные губы, изгибающиеся в улыбке. Его силу, способную менять реальность по мановению пальцев... А потом выхватил нож, висящий у Литрима на поясе.

Адо использует его не только ради нарезки ингредиентов, и мою руку поймал сразу. Поймал, но всё-таки разрешил поднести нож к своему горлу. Я нажал на лезвие, насколько мог, оставляя на его коже алую полосу, но ни секунды не отрываясь от золотых глаз. Любишь ли ты меня? 

Наконец, взгляд Литрима стал тяжелым и темным. Я почти кожей почувствовал эту волну предстоящей боли. Хватая ртом воздух за секунду до того, как Адо сжал моё запястье до хруста, заставляя нож выпасть из разжатых пальцев и глухо стукнуться об пол.

Боль. Да, только она закрывает бесконечное чувство одиночества, сидящее где-то глубоко внутри меня. И мне не нужно тогда думать ни о чем, кроме. Я глухо и болезненно застонал. Потом вдруг засмеялся, как безумный, целуя Литрима в окровавленную шею. В подбородок. В скулу. Ища его губы, и оплетая их с жадностью до тех пор, пока он не стал отвечать мне тем же.

Кажется, я уже даже расстегнул несколько пуговиц на его рубашке, когда Адо вдруг покачал головой и напомнил, что мы ещё в лавке. Репутация. Как смешно это прозвучало. Чья интересно? За кого на самом деле ты боишься, мой прекрасный золотой бог, за меня или за себя? Или ты готов умереть со мной, но всё-таки не настолько, чтобы отправится в Аскабан?

Я отшатнулся так резко, будто Литрим влепил мне пощечину. Да, конечно, он был прав. И Реддл, прочитавший меня полчаса назад, словно открытую книгу, ещё не весь мир. Темный Лорд сам пришел поквитаться с Горбином. А озвученный уровень претензий «выгнал мою беременную мать» вряд ли тянет на один только неодобрительный взгляд. Так на что? Избить? Убить?!

Сколько в любви благородного Тома Реддла чужого страха, принуждения и стали? Может быть не такой уж он и Бог?

Эта мысль меня развеселила. Я глотнул виски и попросил Литрима позаботиться о моей репутации чуть более деятельным образом. Потому что у меня контракт. На двух очень редких и дорогих существ.

И потому следующие полчаса мы обсуждали, где точно следует их поискать и каким маршрутом везти.

Разумеется, Адо не был рад тому, что я буквально проиграл миллион в азартные игры, но в отличие от того же Горбина, уже бегавшего бы по стенам и заламывавшего руки, он лишь хмуро передернул плечами. Дескать, ты Король, ты решаешь. Или, точнее, «своего ума не дашь».

Конечно, не дашь, мой драгоценный Адо. И, да, я Король. И я решил, что с благословения Господа, это будет самая большая взятка кандидату в Министры, которую только видел мир.

Почему нет?
Одному Министру прибыло, другому убыло. Разве ж не это принцип твоего обожаемого Луки Пачоли? 

Конечно, Литрим не понимает шуток про деньги. Зато он сам отправился с порт-ключом на борт «Святой Анны». И сегодня прислал ответ: «Да», отразившийся на секунду в зеркале Лавки и пересланный с совой Горбиным. И это значит, что до полноценного письма ещё дорога до корабля. И, значит, мне стоит написать ответ Реддлу сегодня же. Завтра тринадцатое. У меня дела. Возможно, я уже не вернусь.

12.10.1966

(Не закончено, оставшиеся буквы сильно размыты виски. Видно, что это письмо на гербовой бумаге пытались сжечь, но потом передумали. Теперь - между станиц дневника)