Терренс Т. Бэрк:

Это было то самое место. Те же деревья, сцепившие над головой свои ветви: одно — похожее на девушку, второе — на подгорного тролля. Те же травы, исчахшие под вечным сумраком, а теперь покрытые влажными палыми листьями. Даже сверкнувшая болотным огоньком фея была той же самой.

Вот только… зачем он здесь? Зачем улизнул из спальни, когда все заснули. И, подсвечивая свой путь фонарем, замотанным в плащ, прихрамывая тащился больше получаса то по грязи, то через непролазные густые кусты. В чем был смысл? Кто звал его трижды, навязчиво повторяя один и тот же обрывок сна?

Онемевшие в последнем объятии девушка и тролль. И он сам, греющий дыханием замерзшие пальцы. Все сбылось. Он здесь, и не просто достаточно замерзший а уже и порядком злой.

Нет, правда! Неужели нельзя всё сделать в более благоприятном месте? Скажем, за кружкой пива? Или… хоть в каком-то из коридоров Хогга. Ну или хотя бы днем! В чем эта невыносимая радость бытия, рисковать на пустом месте? В конце концов, он Король Коннахта и его жизнь важна. А то, зачем он пришел, может и не обладать достаточной полезностью.

— Что я здесь делаю? — Бэрк произнес это вслух и даже достаточно громко.

Ивен К. Розье:

Ив, в свою очередь, понимал, зачем его лучший друг тащится по ночам в Запретный лес и почему его неотложные дела нельзя отложить или сделать в более благопристойном месте, однако это не отменяло его злости на промозглый холод и влажность, а еще на возможность хоть как-то по-настоящему колдовать из-за близости Школы и этого вечного тюремного надзора.

«В Азкабане хотя бы, когда сидишь, тебе и обвинение выкатили и осудили, а здесь все то же самое, только непонятно, в чем ты виноват».

А ночь действительно была холодной и мерзкой. Розье кутался в шерсть мантии и шел уже добрых треть часа по главной тропинке в самую глубь Запретного леса. Его глаза давно привыкли к мраку, и он знал, что если немножко перетерпеть и не сломать ногу на первых минутах и шагах, то потом оказывается, что ни фонарь, ни подсвечивание себе пути кончиком палочки вовсе необязательно: лес светился и так, и во многом ему в этом помогает щербатая луна — свежая и круглая. Но не сегодня. Именно в эту ночь небо было абсолютно темным и Берт проклинал уже не только лес с его бесконечными корягами, ветками и мокрой травой, пачкающей влагой и еще Мерлин знает, чем замшу высоких сапог, но и завтрашнее новолуние, которое так некстати отобрало у него природный светильник. Тем не менее из разнообразных книг семейной библиотеки Рози-Холла Ивен знал, что любое свечение привлекает внимание обычно не тех, кого бы хотелось и поэтому шел впотьмах, пробуя максимально сфокусировать взгляд на едва видимых абрисах и контурах леса, дабы не впечататься лбом в дерево или во что похуже. Встретиться нос к носу с любым из обитателей сего замечательного места не входило в его планы — он любил дистанции побольше. Они давали место и время для маневра.

«Святая задница авгура, ну почему вы не можете встречаться в Хогсмиде?»

Сначала ему показалось, что…показалось. Острый слух Наследника различил треск веток и шелест сохлых листьев где-то северо-западнее своего левого плеча. Ив остановился и прислушался, перестав даже дышать. Шорохи раздались снова, и юноша понял, что ошибся: мороком тут и не пахло. К слову, пахло в принципе только осенним лесом и возможно навозом, если бы Ив знал по запаху, как пахнет то, что оставляют после себя кентавры. В первые мгновения подумалось еще, что он нашел искомое, но тут же эти догадки были стерты ироничной усмешкой, скользнувшей по губам: Лестрейндж бы так не шумел — это было слишком…вызывающе? Неосмотрительно? Просто?

«Слишком не в его стиле.»

И когда шебуршание возобновилось снова, Ивену даже послышался отголосок звука голоса, что в его понимании было вообще немыслимой глупостью. Это точно не был Лестрейндж, но точно был «кто-то», явно обладающий речью, но с отсутствием мозга.

«Неужели за мной смогли проследить? И если да, то кто это у нас такой смелый и тупой?»

Розье хмурится: ему абсолютно не нравится даже сама возможность, что некто мог быть настолько умен и одновременно глуп, чтобы смочь так долго следовать за ним, не выдав себя, и заплутать так западнее, чтобы затем полностью слететь с катушек и открыть рот — не шепотом, в полный голос…
Долгие секунды ушли на раздумья, но Берт все же решается идти на звук, а не вперед, резонно полагая, что если за ним хвост, то он не вправе выдавать своим местоположением чужие тайны — нужно для начала разобраться со своими ошибками и «подчистить» следы.

Его походка легкая и тихая, даже в темноте он умудряется ступать бесшумно — долгие годы практики в Холле не прошли даром и очень сейчас помогают в балансе веса и шага, когда луна не помощник, а осень добавляет проблем: листва с ветками, конечно, влажные и не родят звук выстрела при неосторожном движении, но ночь всегда усиливает любое звучание — особенно, если оно чужеродное для этого места.

Впрочем, как оказалось, потенциальный преследователь вовсе не таится: он продолжает шуметь и идти и Берту не доставляет труда менее чем через четверть часа не только слышать идиота, но и увидеть его. Ив тенью прячется за ствол первого подвернувшегося дерева и в удивлении качает головой:
«Этот-то что здесь забыл? Может я не в курсе, а Запретный лес теперь входит в школьную программу по физкультуре и мне стоит еще поискать, и я найду тут ползающего по пересеченной местности Уизли?»

Губы Розье изгибаются в саркастической улыбке — он бесшумно перемещается от одного ствола к другому, следуя за идущим вперед и черт знает зачем Бэрком. Лестрейндж в эту ночь обойдется без сопровождающего, тем более он о нем и вовсе не просил — Ив любопытен, как лис и он решает проследить за рыжеволосым ирландцем до самого пункта его назначения, попутно комментируя в голове его неосторожные реплики лесу.

Терренс Т. Бэрк:
Почему он вообще решил, что это важно? Во сне не было Тары. Бога. Чьей-то смерти. Ничего, что можно бы было посчитать предупреждением или предсказанием. Только эта дорога от Хогга, которая даже в четвертый раз не стала ни более приятной, ни более легкой. Он кажется, даже запинался в прежних местах. И в прежних же местах увязал по щиколотку в жирную чавкающую грязь. Разве что ладонь… да, Бэрку было нестерпимо жаль руку, содранную в первом сне до кровоточащей раны, и во втором он было попытался взять перчатки. Вот только потерял их, едва выйдя из общей спальни.
В третьем Теренс хотел действовать умнее, и просто обойти острый сучок, пройти путь как-то иначе…но в итоге запнулся о корень дерева, и все равно схватился за ту же ветку. Неизбежность и безысходность.

Сегодня он даже не сопротивлялся, дабы это не было расценено Высшими силами, как проявление лютого неуважения. Вот она содранная ладонь с висящим клочком кожи. Вот — ноющее колено. Вот — перемазанный в грязи плащ. И, конечно, ощущение нестерпимого холода. А, ну и конечно, число. Тринадцатое октября. Мерзкая, холодная, безлунная ночь, загодя вымоченная мелкой изморосью.

Все как было нужно. «Возрадуйтесь, о, люди! Я пришел с востока.» Так какого же черта ничего не происходит?!

Бэрк закусил краешек губы. Нетерпеливо потопал носком черного высокого сапога по палым листьям. Прихрамывая, сделал небольшой круг почета вокруг старого — кажется — дуба. И снова замер, прислушиваясь к звукам осенней ночи.

Но лес оставался темным и тихим. Словно спящее древнее чудовище. И стоило ли будить его вовсе?

— Нет, ну серьезно? Я не помню, что дальше. Подскажи мне!

Бэрк не знал, к кому точно обращаться сейчас. Слишком поздно для Великого Бога, чтобы устраивать встречи. Но кто ещё? Кто ещё мог звать его? Что он должен понять? Взять? Сделать? Найти?!

Игра получалась на редкость противной. Он ничего не сказал Маро, чтобы тот не пытался воззвать к здравому смыслу. Нарушил школьные правила на ровном месте. И, вместо того, чтобы зарабатывать законное исключение варкой зелья, повергающего всех одним своим запахом в безобразную вакханалию и оргию, дрожал от холода в лесу в гордом королевском одиночестве.

Может, уйти прямо сейчас? Но нет. Это выглядело бы уж совсем по-дурацки. Он даже министерскому грязнокровке руку жал не бесплатно. Так с чего бы просто так, за здорово живешь теперь мотаться по лесу?

— Хорошо. Давай по-другому. Это вообще здесь?

Теренс вздохнул, поджал губы. Выбрал место посуше и расстелил свой плащ. Может он должен прочитать молитву? Погрузиться в медитацию? Может, это просто переходная точка, и ему будет явлено дальнейшее?
Тихомолова задница, как вообще все это должно работать?!

Бэрк снова вздохнул. Снял и положил на землю сюртук. На полноценное одевание сегодня не было времени. И даже артефактную булавку пришлось приколоть буквально к воротнику рубашки. Но, может, и к лучшему. В книжке, которая дрягалась в лавке у Горбина, было сказано, что для молитвы лучше вообще раздеться полностью. Возможно, что совет был хороший. Для тех, кто делает это на много километров южнее. Или хотя бы в Литу. Но прямо сейчас Бэрк скорее бы дрался за право надеть на себя пару свитеров сверху, чем снял черную шелковую рубашку и кожаные штаны. Пусть даже тепла от них было не так уж много.

В конце концов, вряд ли это Керн. А остальным лично он, Теренс Теодор Бэрк, вообще ничего не должен! Тем более, в молитвах.

Юноша сделал последнюю почти нелепую попытку погреть пальцы дыханием. Чары б уж точно все окончательно испортили. Да и те несколько глотков крепкого алкоголя, что дрягались у него во фляжке, следовало выпить после события, а не перед ним.

Потом, смирившись, поставил поближе фонарь, а сам сел в центр собственного плаща, скрещивая ноги и укладывая руки на колени, запястьями вверх. Подумав немного, стянул ленту с огненных волос, свободно рассыпая их по плечам, и закатал рукава рубашки почти до локтя.
Что там ещё было? «Пусть энергии свободно циркулируют внутри вас».
Бэрк тихонько засмеялся при одной мысли о свободной циркуляции хоть чего-то, когда ты в высшей степени далек от привычного комфорта. Но, потом все-таки медленно вдохнул и так же медленно выдохнул, закрывая глаза.

Такие тонкие осенние запахи. Невесомые, как паутинка, упавшая на лицо. Подгнившие листья. Брусника. Промокшие ветви. Пожухшая и вымоченная дождем трава. Умершая ромашка. Заунывник и асфодель. Кора дуба… так много. Запах каких-то животных. Тяжелый и душный. Чья-то немытая шерсть? Все сплеталось в единый клубок, танцевало вокруг тонкими длинными лентами. А ещё звуки… но Бэрк вдруг задышал ритмично и часто, заставляя их отступить. Ещё несколько секунд, и все разом смазалось и поплыло цветными нелепыми пятнами. А потом вдруг рухнуло куда-то вниз, словно в бездонную яму  по краям расстеленного плаща. И лес вокруг словно остановился, очистился, стал вымороженным и стерильным. Наполненный только тьмой и тенями.

Ивен К. Розье:
Катберт с осторожностью зверя, вышедшего на охоту и грацией кошки перемещался невидимой тенью от дерева к дереву, двигаясь в параллель с Терренсом. Скорее всего тень эта была ещё и не слышимой, так как юный герцог ни разу не повернул своей рыжей головы в сторону Розье, хотя, по мнению самого Ивена, мог бы сделать это уже как минимум трижды.

Но для этого нужно было прислушиваться и уж точно меньше открывать свой рот на полную громкость, а с этим у Бэрка были явные проблемы. Он не просто шел, медленно углубляясь в Лес, но и бесконечно с кем-то разговаривал, задавая невидимому попутчику на взгляд Берта совершенно идиотские вопросы на вроде «Подскажи мне!», «Это вообще здесь?».

После каждой такой реплики, вылетавшей из его рта в ледяной воздух ночи, Розье боялся только одного — самому заржать в полный голос. К слову, так у ирландца появился хотя бы призрачный резон вопрошать что-то вслух, а пока безостановочный смех Катберт все же мог хоть как-то контролировать, Бэрк с его вопросами выглядел в конец спятившим.

«Интересно, он там пробует что ли все ингредиенты своих зелий на вкус и малость переборщил с поеданием галлюциногенных жаб ? Если да, то пора с этим завязывать.»

Но через четверть часа подобной прогулки, Розье понимает, что «завязывать» рыжему надо не только с жабами.
Тот внезапно останавливается, видимо утомившись беседовать сам с собою, ставит фонарь, расстилает прямо на земле свой плащ и садится поверх него в позе лотоса, марая ткань уже давно не сильно чистыми сапогами.

Розье останавливается тоже. Его давно привыкший ко тьме взгляд выхватывает даже подобие мимики на лице сидящего. Он вновь кутается в свою мантию — когда перестаешь двигаться, отсутствие тепла сказывается быстро и неотвратимо, — и прислоняется плечом к стволу очередного дерева. Берт все ещё не решается достать палочку и пустить в ход согревающие чары, опасаясь давать хоть чему бы то ни было из обитающего здесь лишний повод обратить на себя внимание и резонно полагает, что замерзшие руки гораздо выгоднее смотрятся, чем их отсутствие по вине чьих-то зубов или жвал.

Тем временем Терренс похоже думает, что он на уроке Прорицания и нужно срочно впасть в (кому) транс прямо посреди Запретного Леса. Ивена снова одолевает приступ смеха, который приходится купировать прижатием ладони ко рту с неимоверной силой.

«Может подойти и подсказать ему, что нужная ему аудитория находится не здесь, а на самом верху Северной башни? Хотя, возможно ему вообще нужна уже не аудитория, а палата. Такое вообще лечится?»

На этом моменте Розье слышит посторонний звук: это уже не бормотание Бэрка, не звук его дыхания и вообще исходит с противоположной от него стороны.

Он быстро кидает взгляд на сидящего, но понимает, что жабы окончательно подействовали и вступили парню прямо в мозг — было видно, что ирландец вошел в состояние транса и не услышит сейчас, даже если подойдет дракон и поинтересуется у него, как дела.

«Если обожраться дрянью из подсобки, то ещё не то может с тобой поздороваться.»

Пока он про это думает, прищуренные глаза Ива скользят по периметру, вылавливая разнообразные очертания и сопоставляя их с логикой места. И до нынешнего момента только они имели здесь контуры, которым было бы намного логичнее находиться внутри Школы и конкретно в своих постелях. Логичнее, а главное безопаснее.

Но если с логикой у Розье все было ещё более менее в порядке, то отсутствие страха доставляло массу неприятностей. А у Бэрка видимо просто так не было мозгов.

«А сейчас ещё не будет и головы».

Эта мысль режет сознание, как клинок масло. Берт наконец натыкается на чужеродное и у него встают дыбом волосы. Он машинально и молниеносно выхватывает палочку из рукава, но замирает, прикидывая с какого ракурса лучше всего действовать. На это уходит меньше пары секунд и вот он уже грациозно и максимально тихо начинает заходить за спину остановившегося на полпути до желанного лакомства акромантула.

Паук был достаточно большой, чтобы смочь утащить сидящего в трансе (и на наркоте) Бэрка. Но Катберт доподлинно знал из книг, что размер не всегда означает сообразительность.
И примеров тому было великое множество, однако проверять степень сообразительности акромантулов исходя из пропорций их тела Розье хочется сейчас меньше всего. А больше всего — просто убраться к чертям подальше от этого места. Он уверен, что паук его даже не заметит — он уже обозначил себе жертву, а Ивен достаточно быстро и бесшумно передвигается, чтобы хруст костей герцога послужил ему хорошим прикрытием, но…

«Честь мне этого не позволит, совесть — не простит. А отец, если узнает, то лишит меня на неделю сладкого — ему только дай повод.»

А потому он не уходит, а продолжает медленно заходить за спину пауку, очень надеясь, что действие жаб не прервется вот прямо сейчас и Бэрк не откроет свои глаза и — что ужаснее всего — не заорет. Потому что замерший паук, если его спровоцировать, обязательно бросится и Наследник не уверен, что хочет проверять в подобных полевых условиях, чья скорость быстрее — броска паука или реакции самого Берта.

Рудольфус Г. Лестрейндж:
А пусть бы и заорал…

Наследник дома Лестрейндж идет по лесу не таясь. Шел. Рудольф совершенно уверен в том, что он-то и есть самое страшное в этом Лесу., а потому достаточно деликатен, чтобы шуметь, подавая знак ”сейчас я не охочусь" всем тем, кто решительно убедит, дай только шанс. Вопреки страшилкам директора опасных именно для мага чудовищ здесь было не так много — и вот для них у Рудо а руках палочка.
Старшинство как ни крути, следует регулярно подтверждать.
Вот и сейчас перед выходом на поляну с огромным дубом, от которой до школы рукой уже подать, он целенаправленно наступает на ветку — кто хочет бежать — бежит.

— Кто хочет сидеть — тот Бэрк.
Вполголоса и чуть слышно комментирует нежданный подарок Рудольф, упираясь коннахтцу почти что в спину взглядом и оглядывает черноты ночного леса. Вот ведь, кровь ирландская, даже комары его не жрут, иначе б он так спокойно не сидел…

Терренс Т. Бэрк:
Мир плыл и качался, а к горлу на секунду подступило чувство похожее на тошноту, но Бэрк все-таки сделал усилие, выпрямляясь и делая шаг в сторону от собственного тела. Вдыхая сотканный из теней воздух и оглядываясь по сторонам. Что там дальше? Смотреть. Смотреть и видеть каждую деталь, какой она была секунду назад. Вот он сам. Высокий. Худой. Почти нелепый. Сапоги с измаранными серебряными крестами на голенище. Черная рубашка. Бледная кожа. Содранная ладонь. Вот фонарь, от которого расходится блеклый призрачный свет. Тени деревьев, тянущие свои длинные жадные пальцы друг к другу. Что ещё? Ведь должен же быть кто-то, кто пришел к нему в этом сне. Кто-то, кто ждет его там, за пеленой почти чернильной непроницаемой тьмы.
Кто ты? Зачем ты звал меня?

Голос становится тенью, стелется по траве, по палым листьям, по сломанным веткам. Тяжелый, как ртуть. Смешивается с другими тенями. Прах к праху. Тлен к тлену. И от этого отчего-то становится страшно, как не было ни по дороге из Хогга. Ни там, в этих трех снах разом. Страшно и холодно.
Будь светом моим, когда я сижу во тьме; соделай, чтобы познание грехов моих…

…тот Бэрк.
Кажется, собственное имя — это последнее, что Теренс готов был услышать прямо сейчас. Да ещё этим знакомым голосом. Вот же ж волчья сыть! Лестрейндж.

Это ж на какой конец земного волка шара нужно сбежать, чтобы не запнуться за кого-то из однокурсников?! Он едва сегодня прокрался мимо Маро. Но нет. Все равно кто-то приперся. Да чтоб тебя докси искусала! Тебе что, места мало?!

Мысль о том, что сейчас все будут потешаться над тем, что он, Бэрк, сдуру поперся ночью в лес, заставила поморщиться, словно от зубной боли. Опять будет что-нибудь про Падди. И про нецелованных болотных жаб. Что-нибудь такое, за что всех окружающих захочется непременно отравить. И не далее, чем за ближайшим завтраком.

А он ещё и полуголый. Не то спит, не то молится тут, неизвестно кому. Господи Боже, какой стыд!
Теренс почти в голос застонал и очнулся в собственном теле.

Впрочем, если секунду назад встреча с однокурсниками казалась Бэрку худшим, что могло с ним произойти, то следовало взять свои слова обратно. Потому что миру было, чем удивить юного Короля Коннахта. Во всяком случае, вместо фигуры стройного юноши с каштановыми волосами, напротив него стоял огромных размеров акромантул.

Брови Бэрка удивленно поползли вверх синхронно  с волосами на загривке. Он промычал что-то невнятное, должное вероятно означать что-то вроде:
«Здравствуйте! Не желаете ли поговорить о Боге нашем Керне?»

И то ли паук плохо понимал на смеси арго, овечьего и парселтанга. То ли вместо «Здравствуйте!» получилось слишком уж отчетливое «Твою ж мать!», но огромная восьминогая тварь оглушительно щелкнула жвалами и сорвалась с места.

Бэрк со страха мячиком взлетел вверх, разом забывая и про обычную боль в позвоночнике и про хромое колено. И сделал это на редкость вовремя. Потому что мгновением позже чудовищная челюсть щелканула ровно на том месте, где только что была огненная макушка.

Господи Боже!
Если бы Теренс не был католиком с рождения, и — уже год — Жрецом Керна, то уверовал бы сейчас совершенно четко и бесповоротно. Уж слишком вдохновляюще смотрели на него вылизанные светом фонаря пары черных глаз.

Бэрк сделал неловкое движение назад, пытаясь не то уползти, не то, улететь с траектории движения мохнатых лап, и одновременно пытаясь негнущимися пальцами раздобыть из чехла палочку.
Господи!

Ивен К. Розье:
Ивен не знал, что в данной ситуации может быть что-то страшнее, чем появление акромантула и заоравший от радости его лицезреть перед своим лицом Бэрк.

Но как оказалось магический мир полон сюрпризов, а потому в компанию к этим двум товарищам внезапно присоединился третий.
Было даже удивительно, что Берт не слышал, как он подошел почти вплотную к Терренсу и заметил его появление только когда раздался до боли знакомый голос.

«Да нет здесь ничего удивительного — это ж Лестрейндж. Хорошо, что нашелся.
Что?»

Скорость фотона не идет ни в какое сравнение со скоростью Розье, когда он понимает, что перед огромным пауком стоят уже оба его однокурсника и один из них все ещё носит звание его лучшего друга.

Ив срывается с места ровно в тот момент, когда в игру вступает Бэрк, разрезая тишину ночи своим коронным ирландским кличем про мать, а потом взлетает вверх вслед за своими волосами с грацией авгура.

Из учебников он знает — пауки эти крайне умны и понимают человеческую речь, а значит боевой клич вместо вежливого приветствия мог очень не понравится восьмиглазому представителю здешней фауны и Ивен, проклиная новолуние, ветки и больше всего блаженного Хагрида, огибает очередной ствол и все таки направляет палочку на монстра. К огромному сожалению Розье время для разговоров упущено и предлагать пауку принять наши искренние извинения — тоже.

«А жаль, у меня же два языка — вдруг один бы сработал?»

— Stupefy!

Ничего более элегантного и изощренного в блондинистую голову сейчас не приходит. Он произносит заклинание четко и громко, делая резкий выпад вперед на дистанцию шага, как если бы в руках была не палочка, а шпага.

«Опыт дуэльного клуба — это вам не шутки!»

Впрочем, дуэльный клуб здесь конечно же не при чем. У аристократии имеется ещё множество мест, где можно потренироваться в боевке и после этой ночи прибавится новое.

Юноша успевает заметить, как хрустнула под сапогом ветка, как приземлился после неудачной попытки улететь Бэрк и как он же пытается отползти назад, в то время, как паук уже успел пощелкать кастаньетами жвал в месте, где совсем недавно была его рыжая башка.

«Без мозгов!»

Из кончика палочки вырывается яркий луч и его траекторию абсолютно точно можно отследить сейчас и рассчитать заранее. Розье лишь надеется, что акромантул не рванет сильно в сторону, увернувшись, а его друг придумает в сжатые до мгновений сроки, куда деть Бэрка и себя.