Нет, ссориться сейчас Ив точно ни с кем не хотел. Не потому что боялся получить перчаткой в лицо или не мог найтись с колким словом. Многие в школе знали, что с ним в принципе лучше не связываться ни в дуэли, ни в словесной перепалке. Просто любая ссора - это вспышка. А любая вспышка - это выброс энергии. Энергии, которой у Розье сейчас катастрофически не хватало, как оказалось ни на сон, ни на то, чтобы дышать полной грудью. Он вставал по утрам с постели, принимал душ, чистил зубы и исполнял все нужные ритуалы на чистом автоматизме и на одно это уходило столько сил, что уже сидя на занятиях, он перестал тянуть руку, даже когда знал ответ - его ужасала сама мысль, что придется сделать лишнее движение и встать. А ведь ещё могут и к доске пригласить...
Нет, скандалы и препирательства сейчас явно не были его коньком. Отдельно от этого он точно не имел желаний ссориться с сестрой, а то, что было в библиотеке, являло собою на самом деле настоящий подвиг: он настолько забеспокоился о ней, что совершил поистине невозможное - высказался пламенно и ярко, буквально полыхнув эмоцией. Даже готов был дать в морду своему клиссангу, не дожидаясь никаких перчаток, лишь бы он прекратил нести эту чушь про Керна, заставляя сестру впитывать эти бредни, словно губка. Если уж поступать, как не принято, то можно разгуляться на полную, верно? И плевать, что потом скажут, что он ударил калеку - калеки тоже должны отвечать за свои поступки, хромая нога - не индульгенция. А что до Беллс... Да, она хотела знаний, искала истину, но черт возьми, Бэрк был не тем, кто мог бы рассказать ей о Керне. К сожалению, сам Ив тоже не был тем человеком. Весь его рассказ пока что сводился к одному: либо его самого пора лечить, либо пора лечить Рогатого, раз он ни с чего прицепился к Наследнику Рода, давно завершившего с ним любые по-настоящему ритуальные взаимодействия, оставив за собой лишь бутафорию. Но сама мысль, что божество могло нуждаться в починке головы вызывала нервный смех и более вероятным все еще оставался первый вариант. Особенно, после очередного вопроса.
- Ну... Он в основном подсказывает мне, как себя вести, что ответить, когда я сам затрудняюсь... - вновь в ход идет многострадальная губа, из которой уже совсем скоро засочится кровь, если не перестать насиловать ее зубами, - Еще он все время словно наблюдает и оценивает меня, понимаешь? Как будто ждет от меня какого-то соответствия. И если честно, он - этот голос - напрягает меня в разы меньше тех непонятных снов, где я с Керном. Знаешь, он рассказывает мне, что я какая-то собака. - Берт нервно смеется, ловя взгляд кузины, - И что в моей крови руна. Бред же, да? Я конечно иногда воняю псиной, когда переобщаюсь с нашими ньюфами, но не до такой же степени, чтобы самому им стать.
Упоминание про Андромеду заставляет Катберта перестать кусать губу и криво усмехнуться. Не дал себе труда... Во всех книжках, которыми его щедро снабдила отцовская библиотека, любовь нельзя было заставить прийти - она либо возникала, либо нет. Хотя иногда она приходила сильно после, через много лет после свадьбы. Приходила спокойным, мерным пламенем, которое не сжигало все дотла на своем пути, а являла свой лик стабильным горением, без вспышек и всполохов. Но сейчас Ивену казалось, что такая любовь скучна, что это и не любовь вовсе - привычка, обязанность. Да что угодно!
В четырнадцать хочется ярко и бурно, оставляя мерность и баланс для седых волос и уютных клетчатых пледов, когда ты тихо сидишь в кресле-качалке и под размеренное ее движение вспоминаешь то самое буйство глаз и половодье чувств. Он хотел их себе, он хотел их Меде тоже и если не с ним, то и пусть. Лишь бы она была счастлива по-настоящему, правильным счастьем юности.
Ив вздыхает и смотрит Беллатрикс в глаза:
- Я просто хочу, чтобы мы все были счастливы. И в любви в том числе. Ты наверное думаешь, что это чувство - слабость, но я знаю иное. Любовь дает силы совершать то, что ты не совершишь никогда, если бы не она. Она дает импульс встать, если упал и она же заставляет идти вперёд, если уже не можешь. Почти, как ярость. Только ярость и ненависть сжирают тебя изнутри, а любовь... Она тебя отмывает. - Розье смешливо щурится и кивает, бодая сестру лбом в плечо, - Привет, папины книжки. Я в курсе, что звучит чересчур сопливо наверное, но мы же договорились не ссориться из-за разности взглядов, да? - а следом резко и внезапно добавляет, запрокинув голову, - Вот ты помогаешь мне. Спасибо... А я? Я чем-то могу тебе помочь, Белка?

— Не сопливо. Страшно. Любовь заставляет совершать то, что ты не совершил бы никогда, если бы не она. И разве она не сжирает изнутри точно так же? Безумие.
Катберт видел иное. Видел, как рок безнадежности стирался с лица и взгляда, как они мерно подсвечивались изнутри, словно открывалась дверь в какой-то иной мир, где все было возможно и все по плечу. Поэтому он естественно не видел и не понимал, как такое чувство вообще можно не желать и считать безумием. А еще, как оно же может сжирать тебя изнутри. Пока что все, что Розье наблюдал в непосредственной близости от себя, но без особых объяснений изнутри - было лишь то, что указывало только на благое и никак не давало поводов оценивать иными мерками.
Он не спорит с кузиной, вновь расплетая кружево эристики. Это ни к чему, ведь они уже выяснили, что разность во взглядах не должна приводить к ругани. Возможно к спору, да. Но даже спорить Ивен сейчас не мог, так как слишком много производных лежало вне поля его зрения. Может Беллс и была права, только он сам пока что этого не знает?
- Qui sait?* - пространственно отзывается Катберт и сползает головой на ее колени, бесцеремонно двигая ногой в сторону поднос с едой, - C'est pathétique.** Мне сложно судить, не зная, как оно работает и как сработает на меня. Книжки - это книжки. Да, они могут нести шаблоны, на которые потом можно даже опереться, выстраивая свою систему ценностей, но наполнение взять из них нельзя, оно должно быть личным. Может кого-то такое чувство будет пожирать и сводить с ума, а кого-то нет и наоборот. Кого-то раздавит, а кто-то взлетит. Но лучше рискнуть и попробовать, чем всю жизнь кусать локти и сожалеть. Именно этот шанс я хотел бы оставить за всеми нами, сестренка.
Конечно не о взаиморасчетах и именно поэтому не о договорах тоже. Нет тут никаких сделок, кроме сделок с совестью, какая случилась у него самого на Мабон. Все это строится на ином фундаменте, уходя корнями не в силу слов, а в магию крови. Нельзя договориться быть частью семьи, нельзя пообещать любить и быть верным - все это идет из более глубинных мест, там, где сердце накрепко сплетено с чем-то, что магглы зовут душой. Катберт не недооценивал слова, просто те из них, что срываются с губ обетами и клятвами исходят из иной почвы, как разные ветки у одного ствола. Что-то берет соки из разума, а что-то - из веры. Та же ситуация с Керном и его блужданиями: голос разума тут явно требует помощи, но Берт верит, что дело может быть не только в нем, а вернее, не в нем совсем. Иначе почему он до сих пор не написал отцу и не лежит в белоснежной палате, а намеревается нарушить все этикеты и явиться перед горящими темным, будто бы болотным огнем глазами герцога?
- Что? А почему у вас оно должно быть разное? - Розье удобнее укладывает голову поверх ткани мантии, неосознанно начав теребить пальцами ее край, - Вернее, с чего это ты взяла, что кому-то из вас должно достаться больше или меньше? На мой скромный взгляд всем нам полагается поровну, просто необязательно, что счастье это будет в одинаковости. Как и то, что любовь, нам положенная, должна быть обоюдная. В том смысле, что ты должна любить его, а он непременно тебя. Мне наоборот кажется, что вы двое как раз еще успеете всех удивить в этой области.

* Кто знает?
** Это всё патетика.

Неясно, рассчитывал ли Берт на то, что как только его голова окажется у нее на коленях, пальцы сестры буквально окунуться в пшеницу его густых и непослушных волос. Но так или иначе это было приятно и эта ласка успокаивала, заставляя тело расслабиться до максимально возможного, а глаза устало закрыться, сомкнувшись в замок длинных ресниц.
Ив продолжает теребить пальцами край мантии кузины, иногда входя в синхронность с ее движениями, когда та наматывает золотой локон на палец и не перебивает, слушая озвученные ею вопросы. Он лишь сгибает одну ногу в колене, упираясь подошвой сапога в подоконник. Вопросы у сестры интересные, философские, но не сильно риторические - ему такие нравились. Рассуждая о подобном, всегда можно было вывести некую формулу и для себя тоже, забыв об общности и претендуя на частность.
- А ты думаешь, что семья в принципе должна именно работать? - отвечать вопросом на вопрос считалось дурным тоном, но Катберт улыбается, не открывая глаз, зная, что сейчас ни ему, ни ей точно нет никакого дела до этикета, - Одно я знаю точно: когда один любит, а второй в ответ нет - это ад для обоих. Уж лучше двоим не любить, чем так.
И это правда. Розье слишком хорошо изнутри знал эту разрушительную модель семьи, в которой лишь один элемент тянулся к другому, когда как другой желал лишь покинуть границы, делая все возможное, чтобы траектории не пересекались. Берт не сильно понимает, как должна работать семья, но уж точно не так, как у его родителей.
— Да, я вполне допускаю, что вы можете любить других людей - это ведь и есть ваш свободный выбор, разве нет? Ècoute-moi*, - Наследник наощупь находит ее руку и сплетается своими пальцами с ее в крепкий замок, - Я точно уверен, что вы оба умеете любить. Более того, умеете это так, что этим чувством можно рождать миры и выжигать землю до тла. И это меня не удивит, а вот ваш выбор - да. Да что б меня черт унес, но именно он заставит изумиться не только окружающих, но и вас самих. В этом парадокс любви: ты одновременно имеешь право выбора и не имеешь его. Понимаешь, о чем я?
Рудольф его точно понимал, ведь именно с ним Розье разговаривал на эту тему январским вечером в Астрономической башне, чьи стены покрывал тонкий слой инея, серебрясь в лунном свете. Тогда Катберт это и понял - про вот этот парадокс. Что чувство это приходит настолько внезапно и неотвратимо, что не остаётся ни единого шанса увернуться, капитулировать или хотя бы договориться со своим сердцем с помощью голоса разума. Оно стирает на своем пути все, рождая тебя заново для чего-то большего, чем просто стук сердца под ребрами и безотчетное количество вдохов-выдохов в пустоту пространства. Да, оно отбирает твое право выбирать, присваивает его себе, но взамен дарит много больше. И лежа сейчас на коленях сестры, Ив стойко уверен, что однажды она его испытает и выбор ее будет ошеломляющим.
- Но если ты считаешь, что семья, как исправный механизм, должна работать, то достаточно просто смотреть в одном направлении и иметь общую цель. C'est mon avis.**А что думаешь ты сама?

*послушай.
**это мое мнение.

Катберт бы сказал, что не ради любви к договорам, но и не ради рабочего механизма тоже. Все делалось ради породы, которой взрослые называли будущее. Вернее, им казалось, что они в это верят, но по мнению Берта, они лишь подменяли понятия. Зачем? Наверное, чтобы у любой цели был великий предлог. Даже если эта цель циничная и плоская, как камбала.
Но сестра не спрашивает об этом, наоборот, ей интереснее частность. Важнее, как оно было, есть или будет у неё. Или у него. Или у Рудо. Думать о глобальном наверное под силу только тем, кто четко видит впереди себя и не ступает наощупь.
Порою нужен сбой в системе и шаг наощупь в темноте...
Именно этими шагами и были ее вопросы и отчего-то стало безумно жаль, что на них не было внятного ответа.
- Нет, я говорю так, как чувствую. - Ив тихо вздыхает, открывая глаза и рассматривая потолок. Он все еще держит ее за руку, поглаживая пальцы подушечками своих, - Одно из правил моей семьи, помнишь? Эмоции - не грех и не порок, которые нужно выжечь и стереть под корень. Эмоции - это качество жизни. Даже если они странные и тебе не нравятся. Наверное поэтому наша родовая - это иллюзии. В обществе, где существует негласное правило искоренять любое проявление чувств, создать иллюзию и жить в ней - прекрасное решение проблем, не так ли?
Розье саркастично усмехается, ломая губы, словно надтреснутое стекло. В голосе внезапно тоже появляется какая-то трещина и приходится откашляться, чтобы не сорваться на сип. Впрочем, может она и права: семья - это механизм, но без эмоций, как без смазки, зубья этих шестерёнок рано или поздно либо заклинят, либо обломятся, заставляя весь механизм выворачиваться наизнанку сначала ребрами, потом головой. Он видел этот процесс. С иллюзиями лучше.
Ты ими хотя бы можешь управлять, в отличии от...
- Что? - Катберт косит на неё взгляд и тихо смеется, щурясь, словно от яркого света, - Ты серьезно думаешь, что я в праве давать такой ответ? Я его лучший друг, но даже я почти никогда не знаю, что от него ожидать - слишком разные миры нас воспитали, понимаешь?
За много лет дружбы Розье научился чувствовать настроение друга в моменте, но никогда не мог предсказать или даже представить что-то на перспективу. Лестрейндж был для него закрытой книгой, которая по собственной воле открывалась всегда на разных страницах и на неопределённый промежуток времени; так, что иногда ты успевал прочесть всю страницу целиком, а иногда только рваный кусок текста, выхваченного твоим взглядом, как хватают глоток воздуха те, кто только что был его лишен. Связать же между собой эти большие и маленькие части само по себе было весьма затруднительно, что уж говорить про понимание тройного дна и множества подсмыслов, какие они в себе несли - в этом Берт не сомневался.
В целом это внеклассное чтение было очень увлекательным, но что-то утверждать на основании него казалось не просто тычком пальца в небо, а банальной ложью. А врать сестре он точно не собирался - семья не работает на лжи.
- Иногда мне кажется, что он выбрал бы долг, иногда - что любовь. Иногда..., - тут Ивен широко улыбается и даже приподнимает голову, чтобы лучше видеть ее глаза, -... что он умеет это совмещать в своей голове и для него не существует одной реальности в каждый момент времени. У магглов есть даже книжки про это. Они называют подобное солипсизмом. Почитай - это весьма увлекательно, Белл. - но ласка ее руки все же укладывает блондина обратно и он подчиняется, - Наверняка я знаю только одно - в нужный момент он выберет правильно. Я не знаю, как это происходит в его очаровательной голове, но он редко ошибается в выборе.
Хотел бы и я иметь такую суперспособность - всегда знать, что мой шаг наощупь в темноте верный.
- А что бы выбрала ты сама - любовь или долг?

Катберт чувствует, что своими ответами задел ее за живое, но не понимает чем. Да, он говорил о своей родовой магии, как о щите и убежище, но это не означало, что он не знает, как сделать из нее оружие. Просто она - не только оно и Берт не видит необходимости всегда стоять в оборонительной стойке со стилетом наготове. Достаточно и ножа в сапоге, но даже его он сейчас не достает, ибо зачем? Оружие хорошо в бою, на войне, но война не перманентна. Есть ситуации и моменты, где ей нет места. Как например в этой комнате. Ни войне, ни любому из оружий, способных ранить. Слова тоже считаются и Розье поднимается, садясь и перехватывая ее руку в капкан своих ладоней.
- Говорю. Ты просто слушаешь ушами. - и он действительно говорил и говорил всерьез, без любых намеков на издевку в голосе или взгляде, - Он своеобразный и непредсказуемый. Мы с ним, как огонь и воздух. Самое смешное, что я напитываю его и заставляю гореть ярче, а он меня выжигает. И я сказал именно то, что чувствую: он выберет правильно, но что именно... Ка - как ветер, сестренка.
Последнее Берт произносит почти шепотом, словно это не просто очередная фраза, а молитва. То, что не принадлежит этому месту, но почему-то пришло вместе с ним и настолько оно хрупкое, что даже от простого дыхания может рассыпаться тленом. Ив не помнит, в какой из бесчисленных книжек прочел эту строчку, но точно уверен, что это было очень давно - возможно даже в прошлой жизни.
Вопрос про книжки, однако, заставляет поежиться и дёрнуть плечами. Может быть он зря так просто разоткровенничался, но эта тема так или иначе была интересная и ему было, что сказать в ответ:
- В нашей библиотеке много таких книжек. - Берт говорит это почти что с вызовом в голосе, вот только бросает он его сейчас даже не сестре - миру, - Достать их на самом деле несложно, если хотеть - это мы отгородились от них, а не они от нас. Вот только... А что еще читать? Какая у нас вообще есть своя литература? Ну, знаешь, помимо бесчисленного количества учебников по истории магии, разнообразных справочников и альманахов. Вот спроси меня и я не вспомню навскидку ни одного романиста или поэта. А ты? Никогда не задумывалась, под чьи музыкальные произведения мы танцуем на балах? Наберется в нашем мире хотя бы дюжина композиторов? А скульпторов? - Катберт упёрся плечом в витраж, словно ища опоры, - Может я не только головой повредился, но и памятью, но я не вспомню.  Поэтому да, я читаю Шекспира и Мильтона, читаю Дюма. - Розье медлит, но все же добавляет, - В их мире нет магии - настоящей магии, но все остальное: чувства, мысли, распри и дружба, понятия о верности, а еще о добре и зле - те же самые. И любовь, кстати, тоже такая же. Так почему бы мне не читать их книги, раз своих пока не написали?
Последнее звучит синхронно с ее обидой. Но только она не на кузину, она снова послана в мир, который захлопнулся и почему-то враз перестал развиваться в прекрасном. Да, магия бесценна, изумительна, мощна, но она не все, что могло бы быть в их мире. Он мог бы быть ещё более полным и завершенным, если бы вокруг поменьше думали о войне и побольше об искусстве.
- Да, Белл, в книжках моего отца написано, что любовь это одновременно счастье и проклятье. Там написано, что любовь, как лечит раны, так и наносит их. По сути любовь - та же магия, только под неё нет учебника или древнего свитка, чтобы научиться ею управлять и обуздать ее мощь. Но так, как в них написано дано любить не всем. Это значит, что всегда существует вероятность, что ты никогда ее не встретишь или встретишь и пройдешь мимо, не оглядываясь. - Катберт подается слегка вперед, снова прислоняясь своим лбом к ее, но уже мягче, - Но если тебе дано, то ты никуда от неё не сбежишь. C'est ce qui compte.* Она и щитом твоим будет и мечом.
Розье мог долго рассуждать про это, но не видел смысла. Ему казалось, что этими разговорами он почему-то пугает кузину, а это точно не входило в перечень его дел на этот вечер. И все таки как по-разному их всех воспитывали, как инаково они смотрят на те же самые вещи, какое огромное количество точек зрения на казалось бы такую мизерную плоскость...
Наследник коротко вздыхает и отрывается от ее лба, чтобы в следующую секунду коснуться его горячими сухими губами.
- Il ne faut jurer de rien.** Но мы можем поговорить о чем-то ещё, если эта тема тебе неприятна. В конце концов меня можно даже особо не слушать - мы ещё так и не выяснили, сбрендил я окончательно или только местами.

*вот что важно
**никогда не говори никогда

— Марло, например. Твой маггловский Шекспир был его подражателем, если ты не знал.
Катберт знал, но не был в этом так уверен. Да, многое писалось в учебниках и многое из написанного было правдой. Но далеко не все. Историю пишут победители, как частенько говорил его отец, а Оруэлл в своем романе «1984» очень ярко это проиллюстрировал. Хорошая книжка, очень развивает критическое мышление по отношению к государственному механизму.
Но Берт слушает сестру дальше, не перебивая. Лишь иногда мимолетно улыбается ее страсти, звучащей в интонациях. Она ему нравится, даже если не нравится многое из того, что было с нею произнесено. В какой-то момент он перестаёт прятать улыбку за уголками губ и расплывается в ней, обнажая зубы. Прозвучавшие стихи наводят его на собственные воспоминания и он произносит, как только речи кузины умолкают и наступает пауза.
- Но, перед этим из могилы
Ты снова должен выйти в мир
И, как чудовищный вампир,
Под кровлю приходить родную -
И будешь пить там кровь живую
Своих же собственных детей.
Во мгле томительных ночей,
Судьбу и небо проклиная,
Под кровом мрачной тишины
Вопьешься в грудь детей, жены,
Мгновенья жизни сокращая.
Но перед тем, как умирать,
В тебе отца они признать
Успеют. Горькие проклятья
Твои смертельные объятья
В сердцах их скорбных породят,
Пока совсем не облетят
Цветы твоей семь несчастной...
Когда с кровавыми устами,
Скрежеща острыми зубами,
В могилу с воем ты придешь,
Ты духов ада оттолкнешь
Своею страшною печатью
Неотвратимого проклятья.
Он замолкает и тянется к стакану с соком, все еще улыбаясь. Берту до сих пор нравится поэзия и он получает от неё удовольствие, но скоро колесо лет провернется и проза станет ему гораздо более близким другом. Ну а пока...
- Исходя из твоей логики, Байрон тоже должен быть магом, а не магглом, раз писал о вампирах и магии. Один Манфред чего стоит, сестра. Читала? А Уайльд с его Портретом? А Брэм Стокер? - сделав жадный глоток, Розье возвращает стакан на место и снова усаживается удобнее, - А еще у Шишкина картины, словно колдографии. А Айвазовский? На его полотнах море живое... Поэтому мне все же кажется, что разделение по такому признаку не совсем верное. Магглы не глупы, а еще они имеют глаза, уши и воображение. Поверь мне, те, кто могут совместить эти детали, способны стереть границу. Которую мы же зачем-то и прочертили.
В комнате вновь повисает молчание и Наследник наслаждается им точно так же, как совсем недавно наслаждался страстью в ее голосе. Вообще-то ему нравилось все в этом вечере. За исключением, пожалуй, его начала и той причины, которая привела сестру в Зал Трофеев. Уже сильно потом, когда Ив будет сидеть в одиночестве среди стен без окон, он часто будет вспоминать этот разговор. Нет, не его суть и не то, как они практиковались в эристике; он будет вспоминать эмоции и то, что несмотря ни на что, эмоции эти были теплыми. Семейными.
- Знаешь, в моей семье нет этого разделения. По крайней мере не в искусстве точно. Мне абсолютно плевать, кто создаёт прекрасное - маг или маггл. Ну какая в сущности разница, если красота линий, сочность цвета или острота мысли рождены в мир? Для чего насаждать частокол там, где он по сути не нужен? - а дальше он произносит то, что скорее всего станет первым шагом на пути его бунта, - Чистота крови и ее статус важен лишь при продолжении Рода, - добавляя следом, - И в вопросах наследования магии. Но магия - не только на кончике палочки, которая у нас есть, а у них нет. Ее можно творить и иначе.
А еще Ивен точно не считает, что магглы что-то себе «присвоили». Как вообще можно присвоить себе «чужое», если даже не знаешь, где оно начинается?
- Почему ты их так ненавидишь? - вопрос прямой, но честный. В семье так было можно и нужно. По крайней мере в его семье. А то, что эта была именно ненависть ... Слова про пародию, продажу любви и балабольство почему-то наводили именно на эту мысль, - Что они сделали лично тебе, Белл?

- А может у них просто хорошее воображение?
Ивен всерьёз не понимает, почему для того, чтобы иметь богатую фантазию нужно быть непременно сквибом. Более того, он точно никак не возьмет в толк, почему, чтобы читать Байрона или Мильтона, нужно сначала указать магглам на их место. И даже более: сделать так, чтобы они его непременно заняли. Все это кажется ему совершенно разными песнями, которые никак не ложатся в его голове в ноты.
- Хочешь, я принесу тебе альбом с фотографиями картин Айвазовского? Да, они не передают всего, что мог бы показать оригинал, но даже через них море там дышит.
Катберт вспоминает, как сам впервые наткнулся на этот альбом. Начал листать: сначала от скуки, но совсем скоро уже просто не мог оторваться - настолько прекрасным было то, что он видел. Ему до сих пор безумно хочется когда-нибудь взглянуть на оригинал.
- Я не уверен, что они нас ненавидят. Боятся? Пожалуй. Но и то не все из них. - Ив жмёт плечами и задумчиво закусывает губу изнутри, - Как минимум потому что уже мало кто из них про нас знает. И еще меньше тех, кто верит. - следом сестра говорит про вполне определённое и Берт на это кивает. Он в курсе этой истории. Ее слишком часто повторяют почти из каждого утюга. - А мы боимся драконов. И что мы с ними сделали? Создали им резервацию, ограничиваем их магию, так как для нас она может быть опасна. Воздвигли вокруг них стену per se. Но разве мы их ненавидим? Да вроде нет. К тому же, Белл, это было наше решение - решение магов - отгородиться и жить в тайне. Насколько я знаю, магглы этого не просили. Что это, как не бегство? Мы спрятались за ширмой и теперь из под нее скалим зубы; злимся, что сами же себя во многом ограничили. Мне не кажется, что это правильно. И Уайльд не писал картины, он написал книгу про картину. Про картину, которая пожирала грехи и позволяла жить вечно. Ее я тоже могу принести.
В комнате в очередной раз повисает тишина. Катберту очень хочется снова взять сестру за руки и просто раскрыть перед ней разум, раз слова получается подбирать плохо. Все не то. Но ведь должно же быть что-то, что позволит ему объяснить, а ей понять. Но слова не находятся. Более того, они внезапно рассыпаются, словно жемчужины с порванной нитки. Она заговорила о войне. И все в нем срезанировало на это. Катберт выпрямляется и подаётся вперед. Он смотрит на сестру, не мигая. Как кобра на факира.
- В войне? А какая цель у неё, сестрёнка? А у тебя? - медленно и неуловимо взгляд превращается в прищур, а улыбка - в легкий оскал. Мысли о войне посещали и его. И нельзя сказать, что они его не прельщали. Черт, да что вообще может быть прекраснее, чем звон металла? И какой танец грациознее, чем танец с оружием? - Ты тоже против Статута? Тоже считаешь, что это было ошибкой?
И тоже хочешь от него избавиться?
Берт замечает, как невинный разговор об искусстве и попытки рассмотреть вопрос из под разных углов и подать его под разным соусом внезапно свернул и запетлял. Лафонтен как-то сказал, что все дороги ведут в Рим. Возможно он был прав. А вот его отец частенько приговаривал, что все темы рано или поздно приводят к разговорам о политике. И видимо он тоже не ошибался.

Она говорит о падении Статута и он ее понимает. Как и она, Ивен считает, что Стена - ошибка и всерьез думает, что не будь ее, маги и магглы смогли бы договориться, смогли вновь сосуществовать вместе без этой необходимости прятаться и прятать. В конце концов они были единым народом и этого не отнять. Но дальше она говорит о войне и тут Розье перестаёт понимать. Чтобы опустить Завесу войны не потребовалось, так почему она должна случиться, чтобы Завесу поднять?
- Ты говоришь, что они пытаются уничтожить мир. Ты о войнах, которые происходят там, за границей Статута? - Берт делает паузу и выразительно смотрит на сестру, - И чтобы мир спасти, ты предлагаешь новую?
Нет, это не может быть так. Лечить болезнь болезнью? Это как прививка что ли, про которые он тоже читал в череде бесконечных книг. Но кто даст гарантию, что закончив одну войну, маги так же не ввяжутся в другую? Войдя во вкус, весьма легко забыть, как говорить себе «нет».
- У нас есть магия, а у них есть оружие. Они превосходят нас численностью в сотни раз, а еще мы не знаем, как действует наша магия на их пушки и ружья. Кто-то проводил опыты? Собирал данные? Может предоставить выкладку?
Катберт шумно выдыхает воздух. Он не понимает, как одна кровь спасет от пролития другой. Это уж больно начинает смахивать на философию Бэрка, который уверял его, что лучшее подношение для бога жизни - это смерть. Звучит абсолютно абсурдно на его взгляд.
- Просто без какой-либо подготовки, без понимания механизма такой вызов - это самоубийство. Мы никогда не воевали с магглами, не знаем, на что они способны и что по факту мы можем им противопоставить. Веру в истинность магии? Или в то, что мы - высшая раса? - Розье морщится и щурится, направляя на кузину указательный палец, - А тебе не кажется, что это попахивает Гриндевальдом, Блэки?
Ив замолкает, но поток мыслей не обрывается. Она говорила еще о том, чтобы взять свое. А что у них свое? Что - чужое? Как это разделить по праву и по чести? Кто вообще изначально ступил на землю - маг или маггл? Все это по мнению Берта попахивает не только Гриндевальдом, но и историями об открытии Америки. Столкновение двух народов, конфликт интересов. А что в итоге? В итоге даже войны не было: те, кто приплыли, растоптали тех, кто изначально там жил. А кого не растоптали - поместили в резервации. Вот так забирают «свое» и заботятся о мире? В любом случае этот пример провальный - новоприбывшие продолжают крутить барабан и нажимать спусковой крючок. Война не заканчивается, она просто находит новые цели. Как дуло револьвера.
Невидимая игла проходит сквозь висок, доставая до мозга. Катберт едва слышно вскрикивает и трет пальцами ужаленное место. Совершенно не к месту перед внутренним взглядом встает картина заброшенных автозаправок и изъеденных ржавчиной цистерн. Их бока давно заросли сорняками, а цветастые надписи облупились и выцвели. Лишь коррозия пестрит и буйствует. А впереди виднеется бесконечный серпантин вспученной и местами потрескавшейся асфальтированной дороги. Она ведёт вперед сквозь раскаленную на солнце полупустыню куда-то к таким же безжизненным скалистым горам. Они красные, словно солнце поджаривает их на этой плоской «сковородке» с жиденьким  островками даже не травы - мха, похожего на лишайник. И все замерло здесь. Единственное, что хоть иногда движется - это пучки иссохшей и спутанной в камок травы; они с легким шелестом перекатываются по асфальту, ведомые редкими порывами такого же горячего ветра. В остальном мир стерилен и выжжен. Он мёртв. И звук взводимого курка сам по себе звучит, как выстрел...
- Я против Статута. И против того, чтобы жить, прячась. Прячутся воры , а мы ничего не крали. - игла покинула висок и Берт снова смотрит осмысленно, - Но прежде чем стрелять, мне бы хотелось понять во имя чего. Ведь в первую очередь мы стреляем разумом. Во имя чего умирать самому или видеть, как гибнут мои друзья. Вот если бы ты сказала, что они нас выгнали, заставили и продолжают заставлять... Но мы ушли сами. Вместо того, чтобы попробовать объяснить и договориться. Магам оказалось проще спрятаться, чем отстоять. И нашу вину, просчёт я вижу. А их в чем? Что не остановили нас в своем невежестве? - Берт вновь криво улыбается со смешком, - Они и не должны. Ты же не ждешь от кошки, что она начнет умолять тебя не жечь бесценные рукописи. Кошка не знает, что это и в чем их бесценность. Это была наша ответственность и наше решение, за которое ты ненавидишь их. Почему не нас, Белл? Может для начала наши головы привести в порядок?

- Ты всерьёз сравниваешь магглов с докси и называешь их паразитами? - Берт смеется, закатывая глаза, - Докси тупые твари и никогда бы не создали великих произведений искусства. К тому же паразиты - это не полноценный организм, им обычно нужно то, на чем и или в чем они будут паразитировать. Магглы прекрасно справляются и без нас, ты не заметила?
Ив все еще обнимает сестру. Обнял прерывисто и крепко, когда она метнулась к нему, чтобы спасти от того, чего не видела и не понимала. Он любил ее за эту готовность. За ее характер и способность броситься в огонь и в воду за своих. Его несогласие в некоторых вопросах никак не влияло на эту любовь. И не могло повлиять.
Однако пример с Гриндевальдом и то, как она его ловит, Катберту не нравится. Он слегка отстраняется от нее, но только для того, чтобы вновь видеть лицо. Ладоням лицо не нужно и они остаются на плечах кузины, держа ее крепко. Несмотря на то, что в голове у Розье был полный кавардак, сила из этих рук никуда не ушла.
- Гриндевальд тот ещё ублюдок. - он произносит это, словно отплевываясь, - Да, сильный, да, сплотивший вокруг себя, но ублюдок. Неужели ты этого не понимаешь? - сам Берт видел это ясно: Геллерту было совершенно наплевать на магов и магглов. Их всех он воспринимал либо как атрибут своей силы, либо, как сырьевой придаток. Он хотел власти ради власти. Самая глупая и бесполезная на свете вещь. Нет, Геллерт был хорошим примером сейчас, в разговоре и к слову, но сам по себе он являлся скорее страшным предупреждением о том, до чего может довести талантливого мага раздувшееся, как клещ, эго. Хотя в одном его сестра была права, пусть Ив и не знал ее мыслей на этот счет: никто не знает, какие мотивы на самом деле обитают в голове у победившего. Именно поэтому Розье не доверял им обоим. - Мне кажется, есть кто-то более достойный, Белл. И я даже знаю кто. И ты тоже знаешь.
Дальнейшее вновь было патетикой, кроме одного: вопроса про оружие и идеи проверки. Ивен сначала безотчётно кивает на ее вопрос о том, разбирается ли он в маггловском оружии. Он даже почти отвечает, что у него и самого когда-то были огромные револьверы: шестизарядный барабан и гладкий ствол из стали меча Экскалибура с выгравированной на нем розой. Но вовремя осекается, поймав себя на выдохе. Вместо этого он произносит то, что в этом мире (хоть есть и другие миры, кроме этого) больше похоже на правду.
- В Министерстве Любви, не иначе. - Катберт саркастично усмехается этой аналогии, сейчас наверное ещё острее понимая всю ту горькую иронию, вложенную Оруэллом в это название. И следом, - Наверное больше, чем многие парни в потоке, но я точно не спец. Видишь ли, я знаю их только по картинкам, (а то, что пальцы могут молниеносно перезаряжать барабан - это лишь фантомная память о жизни, которой никогда не было) но достать что-то из маггловского оружия думаю мы сможем. Вопрос в другом: как этот эксперимент  поможет нам понять? Ведь если у нас выйдет уничтожить магией ружьё или гранату, это не означает, что мы сможем провернуть то же самое с танком, верно? Да и достать танк будет проблематичнее. Нет, можно конечно попросить его в подарок на Рождество...
Последнее Катберт произносит, театрально растягивая гласные. Попросить конечно можно вообще что угодно. Хоть луну с неба. Но он пока что не хотел бы расписываться в своем безумии подобным образом. Оставим этот вариант на десерт. Вместо этого он ждет ответа сестры, но уже ясно, что дуло его внутреннего револьвера нашло цель. Ему интересно все, начиная от «достать» и кончая «завершить эксперимент». Даже если он будет провальным. Даже если у них ни черта не получится. Это уже совершенно неважно. В вопросах между болтать и действовать Берт был всецело на стороне кузины. Потрепаться можно и в процессе, а вот процесс болтовнёй не заменить никогда.
— Я знаю, кто может нам помочь достать что-то из их арсенала. Если ты конечно не рассматриваешь вариант сходить к магглам самим и взять.
Ив специально не произносить слово «украсть», но уверен, что Белла и так все понимает. Можно особо не надеяться, что им, как в «Мастере и Маргарите» «сами все предложат и сами все дадут». Катберт подмигивает ей с широкой улыбкой и поднимает руку ладонью вверх, словно готов дать в следующую секунду какой-то важный обет. В каком-то смысле это было так. Он ждет, пока сестра ударит своей ладонью по его, ведь именно так в детстве они скрепляли свои уговоры. Надо отдать должное - они держались крепче и надёжнее, чем многие клятвы взрослых.
- Я в деле.

- Я бы не был так категоричен, Белл.  Нельзя сказать, что они только берут.  По крайней мере их прогресс ушел далеко вперед нашего.
Не то, чтобы Ив сильно от этого страдал. Он до сих пор считает, что верхом передвигаться намного лучше, чем на каком-то автомобиле и что натуральные краска и ткани - прекрасны, но не отдать должное факту просто не может. Технический прогресс магглов действительно увел их намного лет вперёд от магического мира и это - их магия. Магия, которую они не крали, но взяли буквально из воздуха. Просто оседлав законы планеты, которые были до них и будут после.
Тогда, когда они сами превратятся в Древних и все, что останется от их наследия - это покрытые ржавчиной цистерны и сумасшедшие поезда, кровожадные и любящие загадки так же сильно, как твоя сестра любит сказки.
Катберт все это знает, не зная откуда. Ткань мира снова начинает трещать, а краски смешиваться, образуя единое пространство, где «было», «есть» и «не могло быть» сливаются, заполняя собой воздух и превращая его в патоку.
Он вновь шумно тянет его ноздрями, но этого недостаточно. Поэтому вслед за носом, Берт вдыхает воздух ртом, как иной раз заглатывают воду. И как от воды - от воздуха он тоже закашливается, прикрывая губы ладонью.
- Извини. И я не читаю Пророк, как не сажаю еще помидоры на заднем дворе, перекопав парк и превратив его в огород. - откашлявшись, Ивен шутливо щурится, хоть поводов для юмора сейчас нет, но есть ее улыбка и он ей вторит. Но и аргументы какие-никакие у него тоже имеются. Ведь его дед был буквально очарован Гриндевальдом и пару раз точно щедро проспонсировал его кампанию. Тайно, конечно, но сути это не меняло. Ив в курсе, что отец был до крайности против, но Глава Рода - не просто статус на бумаге. Когда все обернулось крахом, фамилия Розье естественно не всплыла - и сколько таких фамилий еще было, но отец знал изнанку, а потом ее узнал и сам Берт. И знание это ему сильно не понравилось. - Его политика сильно смахивает на идеологию нацизма, Белл. И я уверен, что покончив с маггловским миром, он перешёл бы на нас. Власть ради власти. Вот это и есть идеальное паразитирование. А он... Ну, тот... Он просто другой.
Розье осекается и замолкает. То ли потому что думает, будто этого ответа довольно, то ли потому что не доверяет. Не сестре - стенам этого замка, имеющим уши. Скорее второе, но тем не менее добавляет почти шепотом. 
- Я знаю о нем с чужих слов и знаю, что ты сейчас скажешь, будто этого недостаточно. - Катберт сжимает ее ладонь очень крепко, почти до побелевших костяшек и чувствует, как парное кольцо вдавливается в кожу, принося боль, - Послушай, этого и впрямь недостаточно, но слова эти исходят от человека, которому я верю, потому что слова эти у него на вес золота. Но ты права, сейчас об этом рано. Мы поговорим об этом после и не здесь. Я должен все увидеть сам - так будет честнее.
И яснее. Розье словно кивает сам себе, а потом мгновенно переключается на оружие. В голове всплывает огороженный периметр с колючей проволокой поверх ограды. Что-то наподобие военной базы и Берт озвучивает свою идею кузине.
- Вот только следом идут два вопроса: как мы уйдем незамеченными отсюда и я сейчас не про Хог, и как попадём на базу? В нашем ли мире, в их ли - в такие места явно не водят экскурсионные группы для подростков.
Впрочем, есть конечно еще одна идея, но она точно так же сопряжена с вылазкой в мир за Стену и как минимум первый из двух вопросов остаётся актуальным и Ивен весело и выразительно смотрит на сестру, подняв брови, мол, «идеи, предложения, отрывок из сказки с указанием пути по хлебным крошкам»? Он пока что явно не спешит делиться планом Б, давая сделать ход и кузине.
- Просто какой-то «Хоббит: туда и обратно», да? - Берт снова тихо смеется и тянется за румяным пирогом, обиженно подсыхающим на подносе, - Будешь? И что там насчёт Йоля?
Мне бы с Самайна вернуться.

Ивен почему-то уверен, что сестра знает значение всех слов, которые он произносит. Наверное потому что не видит в этом ничего противоречивого: она радеет за то, чтобы вскрыть скорлупу, в которую маги сами же себя и посадили, так с чего бы вдруг ей быть против разносторонности. Если уж ломать скорлупу и взрывать стены, то почему бы не начать с малого? С того, что не требует вылазок к магглам на военные базы и экспериментов по уничтожению чужого оружия. Всего-то лишь и нужно, что расширять кругозор, чтобы мочь смотреть на ситуации под разными углами. Ведь они сейчас этим занимаются, верно?
Дальнейший ее монолог про Гриндевальда он слушает, не перебивая. В ее словах точно такая же уверенность, как и в его. Просто слова эти другие, но точно так же берутся из веры и собственного видения, а не произрастают на почве фактов. Ведь по сути какие им известны факты? Она говорит, что никто не знал его истинных мотивов и чем он жил до того, как повел за собой народ. Не весь, надо отдать должное, осталось множество семей, не ввязавшихся в эту войну по убеждениям, но ставшие ее участниками из-за обстоятельств. Но раз этого никто не знает, то на чем строится ее речь? Наверное точно как и у него - на вере. И было бы странно считать свою веру более святой. А историю пишут победители. Это и так ясно, без всяких сказок. Хотя, есть и такие, где побеждает зло и Берт мог бы ей о них рассказать, если бы они не были снова маггловскими и концентрация магии от этого не падала в пространстве.
И Катберт слушает, на мгновение дотрагиваясь пальцами до кармана и чувствуя, как подарок очерчивается сквозь ткань. А потом качает головой. Нет, он не согласен, но это неважно. А еще неважно то, что там у тебя было в голове изначально, если впоследствии ты привел тех, кто пошёл за тобой к смерти или пожизненному заключению. Изначально никто не хочет власти ради власти. Всем скорее всего кажется, что власть станет лишь инструментом, с помощью которого именно он и никто другой сможет сделать мир лучше. Важнее то, что с этим порывом становится после, когда ты эту власть обрел и прочувствовал. Ни одна собака не хочет рвать людям глотки, пока один раз не попробует крови. А потом уже не может остановиться и ее пристреливают, устраняют, как фактор опасности. Любая ситуация может выйти из под контроля. Особенно, если ты сам перестал себя контролировать. Берту кажется, что с Гриндевальдом так и вышло и теперь его контролирует камень Нурменгарда.
- Мой дед его спонсировал. И мой отец хорошо помнит тот период. Да, никто из нас не дружил с ним с отрочества, чтобы знать подкорку, но что-то из того, о чем не пишут в учебниках, моя семья знает. - Ив специально не озвучивает имя декана ало-золотого факультета. Если один из друзей хотя бы сидит в тюрьме, то второй спокойно расхаживает по школе и пользуется всеобщим уважением, но никто точно так же не в курсе, что творится в этой голове, - Может знает и твоя. И мне рассказывал мой отец. - Розье замолкает, закусывая губу изнутри, - В общем, я бы не голосовал за него на следующих выборах. Но ты можешь попробовать. - как и в случае с профессором, Ивен не говорит в лоб и не называет вещи своими именами, подменяя все метафорой, но он уверен, что сестра поймёт. Ей снова может не понравится, но она не дура.
- Мы несовершеннолетние маги, - слегка поправляет кузину Берт, но с уверенностью кивает следом, протягивая ей пирог для нового укуса, - Но мы найдем. И твой вариант неплох с одним только дополнением: нужно сначала изучить карту маггловского Лондона, чтобы точно знать, куда идти. Блуждать там с потерянным видом точно не приведет нас к цели, а приведет почти наверняка к сердобольному констеблю, а его стараниями - в участок. - Берт улыбается и поясняет, - Это их местные Авроры. Короче, в любом случае нам нужно придумать маршрут и одеться так, чтобы не выделяться в толпе. Мы точно не можем идти в том, в чем привыкли. Ты в курсе, какая сейчас у магглов мода, сестренка?
Последнее сказано с его ставшим уже фирменным прищуром: некая смесь хитрости, веселья и риска, острого, как наконечник шпаги. Сам он не очень в курсе. До сегодняшнего дня ему как-то было неважно, что нынче носят по ту сторону Стены. Сам бы он ни за что не променял свои сапоги, лосины и плащи на что-то иное. Ну разве что ради дела. И это дело казалось ему интересным. Намного интереснее, чем грядущий святочный бал, где все опять будут ходить с постными рожами и следить, чтобы не дай бог у кого-то было не так. Но было у Катберта еще одно дело и он со вздохом откидывается затылком на ставший уже холодным камень.
- Нам нужен план. А еще лично мне нужно сначала разобраться со своим вопросом, помнишь? Я не хочу, чтобы очередной припадок случился по середине Трафальгарской площади. После Йоля годится. - и вдогонку, - Если ты сдержишь свое слово.
Или, что намного лучше, если тебе не придётся его сдерживать.

- Это ты еще Рудольфа плохо знаешь. - со смехом отзывается Ив, мимолетно смахивая рукой крошки от пирога из уголка ее рта, - На фоне его монотонного умения перечислять все места, где мы точно вляпается в какое-то дерьмо - причем с координатами! - Берт активно кивает, подкрепляя свои слова взлетевшими на лоб бровями и жестом наказывающего пальца, - Я покажусь тебе просто душой компании. Ну а если серьезно, то план все равно нужен и мы его придумаем. А вот про такой магазин в Косом я не в курсе. Удивила.
Однако следующая часть ее ответа Ивена не удивляет, а скорее расстраивает. Он уверен, что сестра сдержит слово и будет его искать, но не уверен, с чего бы вдруг ему действительно пропадать. Катберт глубоко вздыхает и чуть сползает спиной по каменному откосу, взъерошивая собственную копну соломенных волос. Он в который раз за вечер просто молча смотрит на нее, внезапно думая о том, какая она все таки красивая. В этой своей бескомпромиссности и прямоте, с этими густыми пружинами волос.
Следом он думает, что наверное тяжело носить на голове такой водопад, а после - что хотел бы увидеть ее Главой Рода. Он уверен, что по многим вопросам мнения у них будут всегда разными, но никогда в пику друг другу. К тому же никто не запретит ему в эти моменты так же откровенно ей любоваться. Катберт тянется  к ее руке, лежащей рядом. Накрывает сверху ладонью, а затем сплетает пальцы в замок и подносит к губам. Он все еще не отрывает от кузины взгляда и кажется, даже не моргает вовсе, хоть глаза ничуть не щиплет и Розье не испытывает потребности сомкнуть на мгновение веки.
- Не напомню, потому что нечего тут напоминать. И если бы я мог сказать тебе, где споткнусь и упаду, я бы сказал. А еще бы рискнул не споткнуться и не упасть.  - Берт продолжает говорить с ее рукой у губ и ими чувствует, какие холодные у нее на самом деле пальцы и что они пахнут можжевельником, - Это иррациональное, как и все, что происходит со мной в последний месяц. Это что-то на грани веры или быть может суеверия. Черт, Белл, я не знаю. Звучит безумно, ведь и впрямь, с чего отцу Рудо меня красть? Чтобы зажарить на самайнском костре? Ну так я костлявый, из меня только бульон варить и то постный, а это уже ближе к Остаре. Но... - тут он все же прикрывает глаза и медленно опускает сцепку из рук на свои колени, - Но во мне кровь райдо и мне кажется, все дело в этом, хоть что «это» - я не врубаюсь. Девчонки называют это интуицией, а Адемаро всегда бубнит свой девиз про готовься к войне. Тебе бы понравилось...
И мне бы это понравилось. Хотя что это я? Мне уже нравится.
- Откуда эта внезапная тяга к войне? Ведь даже мое согласие на этот эксперимент - это звон металла, вибрацией расходящийся в крови. Как круги от брошенного в воду камня. Это ведь первый шаг в веренице шагов, которые я уже готов считать и сделать. Первое па в танце под музыку стали.
Берт даже не замечает, в какой момент поток сознания начинается литься через край из глотки, озвученный его собственным голосом. На последнем слове он открывает глаза и тянет на себя сестру. Резким сильным движением, обнимая рукой за плечи и улыбаясь. Да плевать на все, он ведь все равно поедет, а она все равно его найдет, так почему бы не перестать про это думать? Лучше съесть по ещё одному приторно-сладкому куску пирога, а потом быть может поискать на небе звезду, в честь которой назвали кузину. Все, что угодно, лишь бы не спать и не думать о том, что будет за следующим поворотом. Потому что «делай, что должно и будь что будет». И звонкий звук пощёчины, чтобы лучше помнил.
- Тебе кто-нибудь говорил, что ты очень красивая и смелая? Ты будешь хорошим Главой Рода. В это я тоже верю. И надеюсь увидеть тебя в этом статусе.

— Где ещё брать одежду тем, кто выходит на маггловские улицы и обязан при этом не выделяться из толпы?
- Насколько я знаю, для этого есть специальные магазины, но они все подконтрольны Министерству и так просто кому попало там одежду не продают, сама понимаешь.
Особенно, чистокровным Наследникам древних Родов, у которых на лбу написано, что им подстать несколько иные наряды. Например, школьная форма с изумрудным подкладом.
Но Катберт знает идею получше магазинов, где пришлось бы долго объяснять, для чего им маггловская одежда и какого черта они вообще не на уроке. К тому же почти наверняка в тех лавках не будет их размера - детский труд пока еще под запретом при либеральном курсе нового министра магии.
- Слушай, к черту магазины. - Ив все еще обнимает сестру и даже не замечает, насколько сильным оказался этот захват, - Там нас точно запомнят, а это плохо. Но у меня есть знакомый... - Берт понижает голос, будто бы вспомнив, что у стен в этом замке есть уши и они любят греться чужими тайнами, - Он может принести нам одежду прямиком из маггловского Лондона.
Розье не спешит говорить, что это за знакомый и какой у него статус крови, раз он запросто может сходить за Стену и принести им нужное. В конце концов, если сестра спросит - он ответит честно. Но пока что эта информация не столь важна, как то, что с его помощью можно оставить как минимум на несколько следов меньше, а это, по скромному мнению Ива, один из приоритетов, если ты замышляешь...
...только шалость.
Ее слова про отсутствие красоты вызывают в Катберте вспышку протеста. Она отражается во взгляде и в том, как скептически тот кривит губы. Если бы не хотелось продолжать смотреть кузине прямо в глаза, то он непременно закатил бы их в своем фирменном театральном жесте.
Ага, расскажи это О'Конналлу, - язвительно думает Ивен, который был весьма наблюдательным до того, как началась его эпопея с головой и вся его зоркость ни обратилась вовнутрь. Мимо нее не проскользнуло то, как на старшую Блэк смотрит этот широкоплечий рыжий семикурсник с ало-золотого факультета. Да и без него глазеющих и краснеющих было вполне достаточно, просто сестра, в свойственной ей манере игнорировать то, что не имело для нее веса, попросту этого не замечала. 
- Я уже на твоей стороне. - Берт не спорит про красоту, как не спорит и про стороны. Он бодает ее лбом и теснее жмет к себе, не замечая, как задралась манжета и на оголенном предплечье под кожей начала виднеться, словно собравшаяся из вен руна, - И если мой голос или клинок потребуется в вопросе твоего Наследования, а я все еще буду жив - я буду готов. Просто помни, что это все таки твоя семья и чистая кровь. Короче, помни о том, что может быть получится договориться. - сам Ивен, в отличие от своего отца, считает, что совсем не всегда и не со всеми можно договориться. Вернее, договориться можно, но до звона металла. - Ты разговаривала об этом с отцом? - который был для младшего Розье по совместительству еще и дядей. Тут Берт внезапно остро осознает, сколь долго он его не видел - время от Мабона теперь кажется прошедшей вечностью -  и возможно больше не увидит никогда, - Он точно тебя поддержит, он же твой отец. А еще он - Глава Рода.
Про то, что у них младшая ветвь и про сопряженные с этим трудности Наследник не озвучивает. Так или иначе, если им удалось хоть насколько-то отделиться от старшей ветви да еще и добиться внутри своей статуса Главы, то значит есть возможность отдалиться сильнее. Вокруг все так помешаны на сохранении древних традиций, так чем эта - не одна из них?

Первой реакцией было воскликнуть: "Да зачем ему нужно тело какого-то малолетнего придурка?!", но Катберт сдерживается и лишь вздыхает, послушно поворачивая предплечье и давая ей рассмотреть то, что сестра увидела первой, а он лишь вторым. Она водит подушечкой пальца по коже, а под ней угловатая ᚱ все еще явственно видна; она не растворяется под их внимательными взглядами, не тает, как мираж или морок. Скорее наоборот, узор из вен темнеет, словно на смену венозной крови приходят чернила и именно они нарисовали этот символ под покровом из тонкой бледной кожи, чтобы в очередной раз сказать ему о том, чего он никак не в силах понять.
- Черт знает что, да? - все же вырывается из Катберта, пока он, щурясь, склоняется над символом в надежде, что тот все таки исчезнет, - Это же райдо, верно? И что бы это значило, будь я проклят?
Нет, Наследник в курсе, какие значения были у этой руны Старшего футарка, вот только не просто же так она внезапно появилась на его руке да еще в таком виде, что не сотрешь, пока не вспорешь сами вены ножом из своего сапога. Путь, наездник, дорога... Жизненные перемены в целом. И вроде бы все верно, он ведь решился ехать и что-то узнавать на чужой земле и у чужого отца, но почему ему все еще кажется, что это не совсем то? Что эта руна не просто предвестник поездки к Лестрейнджам, а сама есть их олицетворение. Катберт откидывается затылком и вперяет взгляд в потолок, не отнимая у сестры своей руки и давая ей насмотреться вдоволь на то, что не стало лишь игрой разума.
- В один из снов Керн показал мне... - Ив пытается подобрать верное слово, но сдается, морщась, как будто в рот попал лимон, который не проглотить, - Он назвал это Ключом. На самом деле это были просто палочки, связанные между собой алыми нитками. Так вот ключ этот был в форме этой руны. - Розье замолкает ровно на один вдох и выдох, а затем продолжает, все еще не смотря на сестру и скользя взглядом по шероховатому камню стен, - А еще в том сне была огромная черная собака. У нее было три глаза и она истошно выла, раскапывая лапами землю. Керн положил этот ключ в ямку и засыпал землей, сказав, что этот ключ есть и во мне и что им я открою множество запертых дверей. - Ив усмехается, но его усмешка почти сразу перерастает в тихий смех. Катберт закусывает губу, подмигивая кузине, - Он не соврал - Рогатый. Вот он - этот ключ. Только какого дьявола он во мне делает и какие такие двери открывает - история пока что умалчивает.
Мысли плавно перетекают к сказанному ранее. Она уже говорила с отцом и все скоро поменяется. Это хорошо и ему не нужно ждать, чтобы все это уже начало ему хоть сколько-нибудь нравиться. Любые перемены полезны, как смена воздушных потоков, приводящих к ветру. Восточным он будет или еще каким - уже не столь важно. Любое движение внутри системы рождает новые импульсы и инерцию, когда как стагнация приводит лишь к затхлости и пустоте.
- Еще сегодня утром этого знака не было. Интересно, что будет следующим?
Помимо моей предстоящей поездки в земли Лестрейнджей. Что еще через час появится на моем теле? Может стигматы? Или рога с копытами? А может я и вовсе превращусь в ту трехглазую собаку и буду отчаянно рвать глотку, воя на луну и требуя, чтобы мне наконец-то объяснили, какого черта со мной происходит?! А потом буду рыть ямы, пока Керн рассказывает очередному адепту госпиталя Св. Мунго про ключи и руны?!
- А знаешь, я бесконечно устал от всего этого и если герцог не объяснит мне, как теперь с этим жить или как от этого избавиться, то я пожалуй попрошу у Бэрка что-то из его многочисленной коллекции дури. Почти наверняка приходы от этих зелий будут более щадящие, чем от моих снов и я смогу хотя бы выспаться.